 |
| Десятина | 03.06.2005 |
Река в этом месте была шире нашей Двины. Берега пологие, местами заболоченные. Правее моста в предрассветной дымке виднелся какой-то город. Потом я узнал, что это был Франкфурт-на-Одере. Мост наш обстреливала фашистская артиллерия. Три раза пришлось останавливаться. Снаряды попадали в понтоны и выводили их из строя. По мосту двигались медленно, а когда выбивали понтон, стояли долго под обстрелом, пока сапёры не подгонят запасной понтон и не закрепят его вместо выбитого снарядом.
Запомнилась такая картина. Четыре сапёра в шинелях по горло в холодной воде подгоняют понтон к тому месту, где искорёженный снарядом вздыбившийся металл, не дающий передвигаться на вражеский берег нашим танкам, машинам, орудиям, пешим солдатам, опускается на дно реки вместе с только что двигавшимися по нему людьми и техникой. Сапёры с большим трудом отделяют подбитый понтон. На его место вставляют свежий, и закрепляют его окровавленными руками к другим понтонам. В это время на месте разрыва, чтобы мост не разъехался, дежурят ещё четыре сапёра и, пока идёт подгонка нового, фиксируют уцелевшие понтоны, не дают им уплыть по течению. Я не знаю, сколько людей и какой техники погибло во время форсирования Одера, но это было на моих глазах. Мне повезло, я остался живым.
На том берегу началась битва за Берлин. Когда выбили фашистов с западного берега Одера, до Берлина продвигались быстро. В населённых пунктах, которые попадались у нас на пути, совершенно не было жителей. Все они, напуганные геббельсовской пропагандой, боялись наших солдат. Между тем, когда нас выгружали из маршевого эшелона, перед распределением в части, нас построили на лесной поляне и зачитали указ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Я не помню дословно текст этого указа, но содержание его хорошо запомнил. Оно было следующим: воины Советской Армии, вы вошли на территорию вражеской страны, на вас смотрит вся Европа (в это время на территории Германии находилось 15 миллионов молодых людей, согнанных со всей Европы, но в основном из Советского Союза). Далее в указе говорилось: мы воюем не с немецким народом, а с фашизмом, обманувшим свой народ, поэтому вы, советские воины, должны вести себя на территории Германии достойно, не допускать случаев мародёрства и насилия по отношению к мирным жителям. В случае нарушения данного указа виновные будут сурово наказаны, невзирая на звания и отличия.
Берлин брали три фронта: 1-й Белорусский, которым командовал маршал Г. Жуков и куда входила наша дивизия, наступал с востока на центральном направлении; 2-й Белорусский, которым командовал К. Рокоссовский, наступал с севера; 1-й Украинский фронт, которым командовал И. Конев, наступал с юга.
В двадцатых числах апреля Берлин был окружён. Погода была всё время пасмурной: почти каждый день моросил мелкий дождь, небо было затянуто тучами. Наши самолёты на низкой высоте большими партиями летали бомбить Берлин. Мы радовались этому зрелищу и с большим воодушевлением шли в бой. Такого зрелища я больше нигде не видел. Колонна самолётов летит на Берлин, а оттуда такая же колонна летит ей навстречу, уже отбомбившись. И так целый день. Фашистских самолётов я не видел. Кругом всё гудело и дымилось.
Численность наших Вооружённых Сил была около миллиона солдат. У фашистов в Берлине было примерно столько же. У нас было превосходство в артиллерии и самолётах. Но самое главное наше превосходство было — дух. У немцев он был подорван, и дрались они неважно. Однако были и исключения. Ведь в Берлине Гитлер держал свои самые отборные кадровые и боеспособные соединения. Это эсэсовские и авиаполевые дивизии. На юго-восточной окраине Берлина наша 290-я дивизия и попала как раз под удар одной из авиаполевых дивизий немцев.
В этом направлении группировка немцев численностью около пяти тысяч, вооружённая, что называется, «до зубов», решила прорваться из Берлина и вышла на нашу дивизию. Нашу пехоту они перебили. Но на их пути стал 1-й дивизион 76-мм орудий нашего полка. Во время боя связь с дивизионом прервалась. Штаб полка находился в нескольких километрах от дивизиона в деревне Грюс Кёрис. На передовую послали связиста. Связи не было. Послали ещё одного. Опять связи не было. В штабе было тревожно. Тогда вызвали меня, топоразведчика, т. к. связистов больше свободных не оказалось. Я не знал, как можно наладить связь, никогда не обращался с проводами. Мне показали, как соединить концы, как изолировать их и т. д., показали, куда нужно идти. Дали новых две катушки, и я побежал по направлению 1-го дивизиона, где гремел бой.
Мой путь пролегал через молодой сосняк, посаженный рядами. Ширина прохода между рядами была больше метра. Вскоре я увидел нашего связиста, который на животе лежал, уткнувшись в корень сосны. Он был убит. Мне некогда было уточнять детали, и я побежал дальше — нужно было выполнить приказ. Через некоторое время я увидел второго связиста. Он тоже был убит. Вот теперь меня охватила тревога. Мне было непонятно, кто их убил. Ведь в лесу никого не было. Вскоре я понял, кто их убил. Прямо на моём проходе впереди показались силуэты фашистов. Путь мой был закрыт. Я бросил катушки и через мгновение был уже на другом проходе и оттуда дал короткую очередь из автомата в сторону немцев. Начал кричать разными голосами, перебегать с одного места на другое, всё время стреляя короткими очередями. Вначале они тоже стреляли в то место, где я только что был. Потом их стрельба утихла, я тоже перестал стрелять. Притаился, оглядываясь по сторонам. Потом понял, что они напуганы и куда-то исчезли. После этого я быстро нашёл то место, где оставил катушки, нашёл обрыв проводов, соединил и пополз по нитке к 1-му дивизиону. Мне нужно было спешить. Вскоре я поднялся и побежал. Не заметил, как оказался в расположении дивизиона. Но меня сразу заметили, схватили мою нитку, подсоединили к телефонному аппарату и тут же передали в штаб полка известие о тяжёлой обстановке в дивизионе. Связь уже работала.
От дивизиона осталось несколько человек. Пушки стояли на позициях почти все целые. Стрелять было нечем, снаряды кончились. Оставшиеся в живых артиллеристы отбивались последними патронами и гранатами от идущих во весь рост, пьяных, увешанных оружием немцев. Часть из них обтекала нас слева и справа и исчезала за нашей спиной в сосняке. Вот такие просочившиеся группы, похоже, лишили дивизион связи и убили наших связистов. По сути, мы были обречены. Но они почему-то нас не окружили и не уничтожили. Хотя могли, их было слишком много. Мы дрались упорно. Прятались за щитками орудий и расстреливали их в упор. Мы не надеялись остаться живыми, поэтому берегли патроны. В горячке боя мы даже не заметили, как за спиной загрохотали моторы и наши танки, ломая молодой сосняк, появились в расположении дивизиона. Они спасли нас и с ходу начали давить фашистов и расстреливать их из пулемётов. Гитлеровцы стали поднимать руки. Так закончился этот страшный бой. На позициях дивизиона осталось много убитых и раненых наших артиллеристов. Боеспособные остатки дивизиона, в том числе меня и моего друга из Ульяновска Виктора Жирновского, командира дивизиона капитана Арасланова, танкисты посадили на танки. Так мы три дня провоевали в качестве танкового десанта уже в самом Берлине.
Здесь мы столкнулись ещё с одним чудовищным явлением. В 1945 г., когда наша армия вошла в Германию, Гитлер провёл сверхтотальную мобилизацию. Были призваны под ружьё 60-летние старики и 16-летние подростки из так называемой организации «Гитлерюгенд», чистокровные арийцы. Так вот, если первые в начале их обстрела сразу поднимали руки и сдавались в плен, почти не сопротивляясь, то вторые в плен не сдавались вообще. Они были настроены так фанатично, что, пока их не убьёшь, будут сопротивляться. От них больше всего досталось нашим танкам. На узких улицах Берлина очень трудно было определить танкистам, где притаился с фаустпатроном этот фанатик. Находясь на танках, мы помогали танкистам избавляться от этих вояк.
2 мая 1945 г. Берлин был взят. Мы вернулись в свой полк. У всех было приподнятое настроение. Ещё бы — вошли в фашистское логово. В этот же день полк построили, поздравили со взятием Берлина и каждому солдату выдали по сто граммов спирта. Так впервые в жизни мне довелось испытать, что такое алкоголь. За такое событие не грех было выпить. Тут же я узнал, что меня наградили орденом Красной Звезды за то, что соединил связь штаба полка с 1-м дивизионом и таким образом спас остатки дивизиона, чем способствовал ликвидации прорывавшейся из Берлина группировки.
Дальше путь нашего полка лежал на Потсдам, Бранденбург, и 8 мая утром мы вышли к Эльбе. Там встретились с американцами, а потом узнали, что Великая Отечественная война закончилась полной нашей Победой.
