 |
| Десятина | В. Прокопенко | 03.06.2005 |
В первом послании Святейшего Патриарха Алексия I к своим чадам прозвучали знаковые для каждого воцерковлённого человека слова: «Патриарх есть живой и одушевлённый образ Христа, делом и словом в себе самом наглядно выражающий Истину. Задачею его является сохранение в благочестии и святости тех, кого он принял от Бога. Цель его — спасать вверенные ему души. Подвиг его — жить во Христе и для мира быть распятым. Долг Патриарха — хранить неизменность и неприкосновенность церковного учения, священных канонов и преданий церковных; охранять вверенную ему Поместную Церковь от разделений и расколов; насаждать доброе житие в своей пастве; иных «страхом спасать», иных, по апостолу, «обличать», «запрещать», «да всяко некии спасутся» (цит. по: Журнал Московской Патриархии. 1945, N 2. С. 5).
Поместный Собор 1945 г. стал достойным завершением жертвенного подвига Русской Православной Церкви, принесённого ею на алтарь Великой Победы.
Сегодня, 60 лет спустя, отдадим должное всем священникам Московского Патриархата, которые в труднейших условиях богоборческого государства и невиданной по ожесточенности битвы с фашизмом до конца выполнили свой пастырский долг, сделали всё возможное для поддержания православного духа русского воинства, подвигнув вождя атеистического государства впервые после 1917 г. признать конструктивную патриотическую роль Церкви в великой войне, вернуть ей около 15 тысяч ранее закрытых храмов. Будущие историки Православия, вне всякого сомнения, оценят сделанное ими как достижение высшего порядка.
В числе тех, на кого Всевышний возложил бремя ответственности за поддержание православного духа русского воинства в самые первые, смертельно опасные дни войны, следует назвать митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича).
7 августа 1968 г. я, будучи в то время старшим научным сотрудником Центрального государственного архива звукозаписей СССР, опубликовал в «Красной Звезде» обращение ко всем участникам Великой Отечественной войны — «Создать звуколетопись великого подвига!», в котором призвал направлять в союзное хранилище звукозаписей все документы минувшей войны. Обращение поддержали сотни фронтовиков. Среди откликов было и письмо от Н. А. Апухтина из Донецка. Сколько лет прошло, а я до сих пор помню поразившую меня позицию автора: «Почему-то нигде не упоминаем мы, что вражина напал на нас в День всех святых, в России просиявших?! Это был удар в сердце Православия, в страну под скипетром Богоматери. И с самого первого дня войны она стала войной православных за веру и Отечество наших предков. Вы пишете о звуковых документах этой войны. Но я хорошо помню, хоть об этом и молчат сегодня, что и первые выступления по радио Молотова 22 июня 1941 г., и знаменитые на весь мир выступления И. В. Сталина 3 июля и 7 ноября 1941 г. были необъяснимым образом связаны с православной традицией. И это не могло быть случайностью…»
Все эти фотодокументы войны я по долгу службы к тому времени слушал десятки раз, знал практически наизусть (даже интонационно), но это письмо заставило по-новому подойти к их восприятию. Действительно, разве не поразительно: в первые же часы гитлеровского вторжения, после многолетних уверений, что «ни пяди земли врагу не отдадим», а боевые действия будем вести только на вражеской территории, второе лицо в государстве вдруг заявляет: «В своё время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришёл к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, вновь начавшим крестовый поход против нашей страны. Красная Армия, Красный Флот, все народы нашей страны вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу». Обращение, даже исторически эмоциональное, к памяти 1812 г., когда Наполеон дошёл до стен Кремля, вне всякого сомнения для тех, кто умел читать потаённую византийскую вязь партийных бонз, говорило о том, что в стратегическом звене советского руководства трезво понимали затяжной, смертельно опасный характер начавшейся кампании, если сразу (с первого же дня!) обратились к мощному духовно-нравственному резерву идеологического обеспечения противоборства с гитлеровским сатанизмом — к опыту разгрома наполеоновской католическо-протестантской интервенции, когда несокрушимо высокий и победоносный дух русских ратников — от Кутузова до старостихи Василисы из Сычёвского уезда — обеспечивался мистически энергетической подпиткой православных штандартов. Об этом прекрасно сказал А. С. Пушкин:
Война двенадцатого года
Настала. Кто нам тут помог?
0стервенение народа?
Барклай? Зима? Иль русский Бог?
Но Бог помог. Стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы оказалися в Париже,
А русский Царь — Царём царей!
В числе тех, кто поддержал предложение о создании фонохрестоматии «Великая Отечественная война 1941−1945 гг.», были и выдающиеся полководцы этой войны (так, благословил её создание Маршал Советского Союза А. М. Василевский, который позже, в мае 1974 г. опубликует в «Правде» по-отечески добрую рецензию на первое издание фонохрестоматии из трёх пластинок), и замечательные деятели культуры, такие как К. М. Симонов, И. С. Козловский, Г. С. Уланова. Они указывали на огромное значение фонодокументов войны для патриотического воспитания юношества. Идею поддержали и в «верхах». Авторами будущей фонохрестоматии стали автор этих строк (от ЦГАЗ СССР) и доктор педагогических наук А. И. Полторак (от Академии педагогических наук). В процессе работы над фонохрестоматией мне довелось тогда встречаться со многими замечательными людьми, в том числе и стоявшими в годы войны вблизи капитанского мостика. Говоря о связи ключевых фонодокументов Великой Отечественной войны с православной традицией, некоторые из участников этих бесед (В. М. Молотов, А. М. Василевский, И. С. Козловский, В. А. Кочетов, В. А. Куроедов и др.) рекомендовали мне разыскать первое обращение митрополита Сергия к пастве в день гитлеровского вторжения.
Прочесть «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия, написанного в первые же часы войны, довелось мне лишь спустя несколько лет, когда фонохрестомания «Великая Отечественная война» уже была издана. Сказать, что я был потрясён, значит ничего не сказать. Отмечу лишь, что с тех пор и доныне пронёс я глубокое убеждение в том, что знаменитое начало речи вождя 3 июля 1941 г. и особенно его речь с трибуны Мавзолея во время исторического Парада в ноябре 1941-го были прямым следствием знакомства И. В. Сталина с Посланием Сергия от 22 июня — настолько ярко по содержанию, и даже интонационно, соотносились между собой эти исторические фонодокументы. Судите сами, сравнив их. Из Послания Сергия: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину… Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой… С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу… Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину… Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов… Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг. Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Господь нам дарует победу».
Заметим, что портреты именно этих «святых вождей русского народа» Верховный Главнокомандующий в первые же дни войны повесил в своём кабинете.
А вот выдержка из Послания, с которым митрополит Николай в первую годовщину гитлеровского нашествия обратился к чадам Русской Православной Церкви на оккупированных территориях: «Исполнился год, как фашистский зверь заливает кровью нашу родную землю. Воистину, как говорит святой пророк Исаия, ад преисподней пришёл в движение (Ис. 14, 9). Этот ворог подвергает осквернению наши святые храмы Божии.
И кровь убиенных (Иов. 24, 12), и разорённые святыни, и разрушенные храмы Божии — всё вопиет к небу об отмщении!.. Святая Церковь радуется, что среди вас на святое дело спасения Родины от врага восстают народные герои — славные партизаны, для которых нет выше счастья, как бороться за Родину и, если нужно, умереть за неё».
Многие священники были зверски убиты оккупантами. Воины в солдатских шинелях давали образцы массового героизма. Все страшные месяцы ленинградской блокады в городе на Неве проходила служба в Никольском Морском, Преображенском и Князь-Владимирском соборах; верующих окормляли многие церкви, в которых свой пастырский долг подвижнически несли около 50 священнослужителей. Кстати, именно они в годы войны стали первыми после богоборческого переворота 1917 г. иереями в России, получившими государственные награды — медали «За оборону Ленинграда».
Т. А. Иллерицкая, соседка наша по дому на Садово-Черногрязской улице Москвы, где проживала семья отца во время войны, в те годы по направлению «директивных органов» работала во Всесоюзной комиссии по расследованию злодеяний гитлеровских захватчиков. Позже она часто вспоминала о той поистине титанической, подвижнической работе, которую проводил в комиссии митрополит Николай. Во многом именно благодаря его усилиям, кропотливому труду вдохновляемых им других православных пастырей, окормлявших верующих на оккупированной территории, были собраны убийственные доказательства о преступлениях фашизма против православных святынь, ставшие грозным обвинением на Нюрнбергском процессе. Говорю об этом потому, что и сегодня из-за бугра звучат лукавые «свидетельства» лживых летописцев о том, что-де Гитлер «вернул в Россию церковь народу».
Десятки священников в Белоруссии погибли мученической смертью, многие разделили судьбу заживо сжигаемых карателями прихожан. 25 февраля 1943 г. митрополит Сергий передал на имя Сталина собранные в приходах верующими денежные средства, большое количество золотых и серебряных вещей на постройку танковой колонны им. Дмитрия Донского.
Председатель ГКО СССР и Верховный Главнокомандующий немедля (что было крайне необычно для повелителя богоборцев) ответил местоблюстителю патриаршего престола:
«Прошу передать православному русскому духовенству и верующим, собравшим 6 млн рублей на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии». Безусловно, эти слова И. В. Сталина были важным звеном в том процессе «переоценки ценностей», который происходил на кремлёвском олимпе все годы войны. В этом смысле историческая встреча И. В. Сталина с руководством церкви 4 сентября 1943 г. в Кремле знаменовала собой вынужденное признание лидерами атеистического государства важнейшей мобилизующей роли Православия как одной из составляющих духовно-нравственного обеспечения грядущей победы над фашизмом. Но не только в этом её значение. Позволю себе утверждать, что с этого момента Сталин никогда не допускал, чтобы враждебные Православию и чуждые России религиозные конфессии получали свободу миссионерской деятельности в ущерб РПЦ на территории нашей страны.
Встрече И. В. Сталина с иерархами Русской Православной Церкви предшествовала серьёзная подготовка. Мой отец, возглавлявший перед войной ЦГАОР СССР — крупнейшее документальное хранилище страны, концентрирующее фонды Совнаркома СССР и РСФСР, наркоматов и ведомств, ВЦИК, личные фонды династии Романовых, рассказывал о поручениях Секретариата Сталина, данных ему лично летом 1943 г. в сугубо конспиративном порядке (речь шла о реферировании некоторых исторических фактов, связанных с жизнеобеспечением деятельности РПЦ перед революциями 1917 г.).
Уже после смерти И. В. Сталина академик Е. В. Тарле рассказал отцу, что примерно в то же время, август 43-го, после победы в Курском сражении, ему было поручено «в строгой тайне» подготовить для И. В. Сталина краткую справку о вкладе РПЦ в разгром наполеоновских полчищ. Видимо, поручений вождя по проблематике взаимодействия с РПЦ было дано немало — И. В. Сталин исключительно ответственно и основательно готовился к переводу отношений с нею на более конструктивный и цивилизованный уровень, отвечающий историческим традициям Державы Российской.
О том, как протекала беседа Верховного Главнокомандующего и Председателя Совнаркома со священноначалием Русской Православной Церкви, осталось несколько свидетельств. Подробный отчёт об этом оставил присутствовавший на ней (и, очевидно, наиболее информированный о существе предстоящего поворота) бывший начальник 4-го отдела III управления НКВД («по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией») Г. Г. Карпов, который после этой встречи стал первым руководителем нового правительственного учреждения — Совета по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. Его вариант записи беседы опубликован в Московском Церковном Вестнике N 6, 1994 г. Ряд моментов беседы дополняется свидетельством А. Левитина-Краснова, знавшего подробности знаменательной встречи, очевидно, со слов её непосредственного участника — митрополита Николая. Бывший руководитель Историко-дипломатического управления МИД СССР в 70-х годах И. Н. Земсков рассказывал, что была ещё реферативная справка-ориентировка о встрече и последующем Архиерейском Соборе, но пока она не введена в научный оборот. Что же произошло во время этой почти двухчасовой беседы в кабинете И. В. Сталина?!
«Кратко отметив, — пишет Г. Карпов, — положительное значение патриотической деятельности Церкви за время войны, Сталин попросил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но не разрешённых вопросах. Владыки Алексий и Николай чувствовали себя несколько растерянно, митрополит Сергий говорил спокойно, «деловым тоном человека, привыкшего говорить… с самыми высокопоставленными людьми. Сказал, что самый главный и назревший вопрос — о центральном руководстве Церкви, что он почти 18 лет является патриаршим местоблюстителем и думает, что едва ли где-то ещё возможно такое, что с 1935 г. в Церкви нет Синода. Он просит разрешения собрать Архиерейский Собор, который изберёт Патриарха и образует при главе Церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5−6 архиереев. Митрополиты Алексий и Николай также подчеркнули необходимость образования Синода.
Согласившись с предложением митрополита Сергия, Сталин спросил: «а) как будет называться Патриарх; б) когда может быть собран Архиерейский Собор; в) нужна ли какая-нибудь помощь со стороны правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужны ли транспорт, деньги и т. д.)».
Отвечая на первый вопрос, митрополит Сергий сказал, что вопрос о титуле предварительно обсуждался и было бы желательным и правильным, чтобы правительство разрешило принять титул «Патриарх Московский и всея Руси», хотя Патриарх Тихон именовался «Московский и всея России». Сталин согласился с этим предложением, назвав его правильным. «Россией» в новом государстве называлась только его часть; слово же «Русь» напоминало о Киевской эпохе, когда предки великороссов (русских), малороссов (украинцев) и белорусов — трёх православных славянских народов — составляли единый русский народ».
Сталин затронул вопрос о продовольственном снабжении:
— На рынке продукты покупать вам неудобно и дорого, и сейчас продуктов на рынок колхозник выбрасывает мало. Поэтому государство может обеспечить продуктами вас по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим в ваше распоряжение две-три легковые автомашины с горючим. Нет ли ещё каких-либо вопросов, нет ли других нужд у Церкви?.. Ну, если у вас больше нет к правительству вопросов, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Советом по делам Русской Православной Церкви, и председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это?
Все трое заявили, что они весьма благодарны за это правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост товарища Карпова.
Обращаясь к Карпову, Сталин произнёс:
— Подберите себе два-три помощника, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните, во-первых, что вы не оберпрокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчёркивайте самостоятельность Церкви.
Тут же, при митрополитах, Сталин обратился к Молотову:
— Надо довести об этом до сведения населения, так же, как потом надо будет сообщить населению и об избрании Патриарха.
В заключение приёма выступил митрополит Сергий с кратким благодарственным словом к правительству и лично товарищу Сталину.
Мне довелось разговаривать об этой исторической встрече со многими военачальниками, историками, общественными деятелями. Все они признают, что перелом в ходе войны поставил точку в происходившей в сознании Верховного «переоценке ценностей». Многие не исключали возможность того, что И. В. Сталин — единственный из советских генсеков получивший православное образование и воспитание — дал в тяжёлые дни войны обет Всевышнему восстановить в России порушенную Петром I Патриархию и вернуть Церкви отобранные троцкистами храмы после коренного перелома в судьбоносной для Святой Руси битве. Очень многое говорит в пользу этого предположения. По свидетельству маршалов военной страды, после Курско-Орловской битвы Верховный заканчивал совещание в Ставке словами: «С Богом!» Да и вообще его отношение к Православию, к священнослужителям разительно контрастировало на фоне почти всех кремлёвских небожителей 20−40-х годов.
Скажу сразу: меньше всего я хотел бы изобразить вождя этаким добреньким, чуть ли не каноническим подвижником Православия. Как первое лицо богоборческого государства он несёт свою долю ответственности (страшной ответственности!) за мученическую гибель многих священнослужителей в ягодо-ежовских застенках.
По завершении Архиерейского Собора 8 сентября 1943 г. новоизбранный Патриарх Сергий, откликаясь на высказанное на встрече предложение И. В. Сталина, направил в правительство следующее заявление:
«Ходатайствую об амнистии прилагаемым в списке лицам, которых я желал бы привлечь к церковной работе под моим ведением».
К заявлению был приложен список, в котором значились: митрополиты Евгений (Зернов), Павел (Борисовский), архиепископы Ювеналий (Масловский), Алексий (Кузнецов), Павлин (Крошечкин), Мефодий (Абрамкин), Онуфрий (Гагалюк), епископы Венедикт (Алентов), Григорий (Козлов), Тихон (Шарапов), Ираклий (Попов), Иннокентий (Никифоров), Онисим (Пылаев), Иннокентий (Тихонов), Макарий (Звездов), Серапион (Шевалеевский), Николай (Могилевский), Иоанн (Широков), Иннокентий (Клодецкий), Антоний (Панкеев), Вениамин (Иванов), Феодор (Смирнов), Вячеслав (Шкурко), Григорий (Козырев), архимандрит Афанасий (Егоров) и протоиерей Адаменко.
Вскоре вождю доложили, что из этого скорбного списка в живых на момент написания ходатайства оставался лишь один — епископ Николай (Могилевский), который по указанию И. В. Сталина был немедленно освобождён и вскоре возглавил Алма-Атинскую кафедру. Все остальные приняли мученическую кончину в предвоенные годы…
Православная Россия склоняет голову перед подвигом этих святых мучеников — жертв богоборческого режима. Их светлый образ будет вдохновляющим примером для многих поколений русичей, на чьи плечи ляжет крест смертельной борьбы с антихристом. Но, говоря о преступлениях атеистического государства, нельзя не согласиться с выводом П. Забугина, автора исследования «Сталин и религия»: «Борьба против Русской Православной Церкви достигла пика в тот период, когда почти все руководящие должности в государстве заняли представители народностей с другими верованиями. В правительстве, ЧК, в местных органах власти русских почти не было. Сталин никогда не участвовал в антицерковной кампании, но сила тогда была не на его стороне. Понадобились годы жесточайшей борьбы с Троцким и его приверженцами, чтобы в 1933 г. появилось первое постановление о запрете сноса церквей и освобождении находящихся в заключении священников. После полного разгрома троцкизма в 1939 г. вышло второе постановление ЦК по этому вопросу. И оба — подписаны Сталиным!»
Умалчивать об этом — и нечестно, и подло, как нечестно и подло замалчивать иродин грех богоборчества вообще.
Был ли поворот во взаимодействии Советского государства с Русской Православной Церковью в сентябре 1943 г. своего рода «покаянием» И. В. Сталина, разумеется, в форме своеобразной, присущей только этой неизмеримо сложной личности? Конечно, духовный космос человека безбрежен и труднопостижим. Думаю, однако, что сентябрьская ночная встреча И. В. Сталина со священноначалием РПЦ была в его понимании лишь первым шагом на пути возвращения к истокам русской государственности. После этой встречи прежние лютые холода в отношениях Церкви и советского государства уже никогда не вернутся.
Великая Отечественная война 1941−1945 годов была тяжелейшим испытанием для России, для народа, для каждого русича и для Сталина. С Божией помощью Русская Православная Церковь вышла из этого испытания возрождённой, духовно просветлённой, мощной патриотической силой, животворным словом Господним, поднимающим миллионы своих чад на восстановление множества порушенных градов и весей Святой Руси.
Прекрасно сказал о поражении богоборческой идеологии в огне Великой Отечественной войны Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в Первосвятительском слове к участникам IX Всемирного русского народного собора:
«Великая Отечественная война показала, что подлинный, жертвенный патриотизм нельзя основать на богоборческой идеологии, на чувстве расовой или классовой ненависти. В годы войны стало ясно: гонителям не удалось выжечь из народной души верность православному духовному и нравственному наследию. Чуждая идеология, разделившая людей ради поклонения идолу революции, отступила перед традиционным чувством единства народа, его причастности общему долгу. Перед лицом опасности многие обратились к гонимой вере православной. Послевоенные годы ознаменовались ярким, хотя и кратковременным, возрождением церковной жизни. Победоносное окончание мировой войны сблизило православные народы Европы, возвысило авторитет Русской Церкви, сделало возможным создание Автокефальных Православных Церквей в Польше и Чехословакии».
