Первый кубанский поход

Воспоминания участника

В период боев маленькой «армии генерала Корнилова» под Екатеринодаром, я находился в конном Баклановском отряде. Отряд был донской и состоял из офицеров и донской учащейся молодежи. Нас в отряде было два кубанца: мой старший брат и я. К тому времени я уже «сделал карьеру»: был вахмистром отряда.

Всей конницей командовал генерал Эрдели. Мы находились на левом фланге нашей пехоты, штурмовавшей Екатеринодар, в Садах.

Как сейчас помню, утром 1 апреля (1918 года) кто-то сказал мне, что генерал Корнилов убит, на что я ответил: «Более глупой и идиотской шутки ты не мог придумать…» Но это оказалось истиной.

Вскоре генерал Эрдели получил приказание: «Коннице атаковать станцию Черноморской железной дороги, дабы выходом во фланг большевикам дать возможность нашей пехоте вытянуться из боя». Старый конник, генерал от кавалерии, понимал, что атака в конном строю железнодорожной станции, в районе которой находились два красных бронепоезда, бившие по нашей пехоте, значила: для спасения пехоты конница должна была пожертвовать собой. И на глазах у старого генерала навернулись слезы. Но приказ есть приказ.

Распоряжение было отдано. Баклановский отряд прошёл Сады и при выходе из них развернулся для атаки; левее нас также развернулся Кубанский гвардейский дивизион. И, наконец, левее гвардейцев развернулась Кубанская офицерская сотня. Точно не могу сказать, куда были направлены остальные части нашей, увы, немногочисленной конницы.

Броневики дали по нас 2−3 выстрела, не причинивших вреда, и, задымив, ушли по направлению на Екатеринодар. Пехота же большевиков, занявшая позицию вдоль полотна железной дороги, оставалась спокойна и огня не открывала. Как молния пронеслась мысль: «Это не красная гвардия!» (В то время большевики на Кубани ещё не имели настоящих строевых частей. Части, носившие громкое название «Красной гвардии», фактически представляли из себя вооруженный сброд, впадавший сразу в панику при виде атакующей конницы.)

Но рассуждать было некогда. Мы уже шли широким наметом, и дистанция быстро сокращалась. Шли мы, однако, по вязкой кубанской пахоте, и уже перед самыми цепями, на топкой низине, наши измученные кони стали сбавлять аллюр. Первая шеренга красных опустилась для стрельбы с колена, и с дистанции прямого прицела мы были встречены правильными залпами пехотного огня. В некоторых местах мы дошли на 30−50 шагов, кое-где отдельные всадники прошли через неприятельскую цепь, но в общем под сильным огнём наша атака захлебнулась. Впоследствии мы узнали, что против нас были только что прибывшие с Кавказского фронта настоящие строевые части.

Конница свою задачу выполнила, но потери людьми и лошадьми были тяжелые; мы не смогли вывезти ни своих убитых, ни своих раненых. Гвардейцы потеряли своего командира полковника Рашпиля.

С темнотой наша пехота начала отход, а к утру и мы прибыли в немецкую колонию Гначбау. К вечеру 2-го или 3 апреля наш отряд получил приказание разобрать по сумам брошенную или оставленную «кубанскую казну» (при оставлении Екатеринодара Кубанское правительство вывезло за Кубань все серебро, хранившееся в казначействе) и быть готовыми к немедленному выступлению. «Крыли» мы бросивших двуколки с казной на чём свет стоит! Кони уставшие, голодные, а тут ещё добавочная нагрузка.

Куда идем, зачем… ничего никто не знает. Слухи ползут самые невероятные: «Наша пехота ушла пробиваться в горы… Конница разбегается…» и т. д. Неудачный бой под Екатеринодаром, смерть генерала Корнилова — всё это сильно понизило дух. Более слабые духом несколько человек действительно оторвались, и судьба их осталась неизвестной.

При выходе из колонии я заметил оставленного хорошего коня и предложил брату вернуться за ним. В колонию уже входили красные, но стоило рискнуть: уж больно хорош был конь! Мы вернулись, взяли коня и догнали отряд на переправе. Не успели мы похвастаться своей «военной добычей», как откуда ни возьмись — «Гаврилыч»! (Так шутя называли мы донцов.) «Так што это конь войскового старшины Ш. Я за конем!» — «А ты скажи своему войсковому старшине, нехай он вернется за конем в колонию, где он его бросил!» Но оказался виноватым не войсковой старшина, а сам «Гаврилыч»: «Всё взял, а коня не то забыл, не то запамятовал». Пришлось отдать.

Переправа затянулась. Железнодорожный мост не имел сплошного настила, а только две доски посредине рельсового пути. Если конь оступался и проваливался между шпалами, стоило больших усилий вновь поставить его на мостки. Нервы у всех были страшно натянуты, подойди спереди или с хвоста колонны красный броневик — нам пришлось бы жарко! Кто-то не выдержал и решил переехать речку вброд; мы только услышали душераздирающий крик «Ратуйте!» погибающего в болоте… Только к утру, закончив благополучно переправу, мы прибыли в станицу Дядьковскую.

Не успели там спешиться — вот тебе и приёмщики за серебром тут как тут: «Сдавайте!» Приняли они от нас серебро, а с ним, как процент, пару «теплых слов» и комплиментов за то, что бросили его в колонии.

В станице Дядьковской сосредоточилась вся небольшая белая армия. Проходя по улице, я увидел, как в одном из дворов садился на лошадь генерал Марков, страшенный ругатель, но за своё бесстрашие и заботу о подчиненных любимый всей армией. К нему подошёл какой-то доктор: «Ваше превосходительство, правду ли говорят, что мы окружены?» — «Совершенно верно, мы окружены», — спокойно ответил Марков. Опустившись в седло, он посмотрел на доктора: выражение лица последнего было не из веселых. «Знаете, доктор, г… тот начальник, и г…ые те войска, которые не прорвут окружение. До свидания!» И генерал Марков выехал со двора.

После дневки мы двинулись в направлении хутора Журавского. Наш отряд шёл в авангарде. Генерал Эрдели следовал за нами. Я был начальником головного разъезда. В дозоре, не помню с кем, шел мой брат. Дело было к ночи, и мы шли на сокращенных дистанциях. С гребня я заметил, что по ту сторону виднеются какие-то люди. Выскочил к дозору. Брат докладывает: «Здесь красная застава. На вопрос: «Кто идёт?» — я сказал, что казаки с хутора Малеванного. «По мобилизации?» — «Да». Говорю брату: «Ты им скажи, что сейчас подъедет остальная группа», а сам мотнулся к взводному, Донского войска есаулу Алексееву, из молодых, но отличному боевому офицеру. Весь взвод на рысях двинулся через гребень. На ходу Алексеев распорядился: «Спешимся и смешаемся с ними, а как я зажгу спичку — разом кончать».

Красная застава вышла из хаты, даже не захватив винтовок. В этот момент на конце гребня появился выехавший вперед генерал Эрдели. Кто-то из красных крикнул ему: «Товарищ, у тебя подпруга распустилась!» Генерал ничего не понял сразу; я потянул его за рукав вниз и сказал: «Это красные. Сейчас все будет кончено». Объяснять было некогда. В этот момент вспыхнула спичка, раздались выстрелы, и застава была полностью ликвидирована. Только двое успели прыгнуть в речонку, но и они не ушли.

Много прошло времени с тех пор. Забываются числа, имена и названия. И хоть много написано про общий ход Белой борьбы на Кубани, а вот такие небольшие инциденты в литературу не попадают. А жаль. Ибо по ним нашей молодежи будет легче дать правильную оценку той борьбы.

+ + +

Гетманов Михаил Демьянович, р. в 1891 г. Из казаков ст. Барсуковской Кубанской обл. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Баклановском отряде. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Витим», генерал-майор. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Кубанского Алексеевского училища в Болгарии. После 1945 г. — в США. Умер 26 января 1978 г. в Нью-Йорке.

Впервые опубликовано: Вестник первопоходника № 2. Октябрь 1961.