 |
| ИА «Белые воины» | Михаил Фомин, Максим Воробьев | 22.12.2004 |
21 декабря (8 декабря по ст. ст.) исполняется 86 лет со дня трагической гибели генерала от кавалерии графа Федора Артуровича Келлера, одного из наиболее выдающихся кавалерийских офицеров Русской Императорской армии конца XIX — начала XX веков, участника Русско-турецкой и Великой войн.Редакция Информационного агентства «Белые Воины» предлагает вниманию читателей первую часть исследования устроителей «Общества памяти генерала Келлера» Михаила Фомина и Максима Воробьева посвященную христианскому рыцарю Ф.А. Келлеру. Его сокращенный вариант ранее уже публиковался на наших страницах.
В 1928 году в русском журнале «Двуглавый орел», издававшемся во Франции, была опубликована статья, посвященная светлой памяти генерала Федора Артуровича Келлера. Той же зимой, на заупокойном богослужении в соборной церкви Знамения Божьей Матери в Париже собрались те, кто уже десять лет хранил в своем сердце глубоко почитаемый образ.
В Киеве, на территории Покровского монастыря по сей день покоятся останки русского генерала. С тех пор прошло немало времени, но имя прославленного героя не затерялось на страницах истории. Его жизненный путь и поныне остается примером истинной доблести, и этот пример связует воедино Россию прошлого и Россию будущего.
Ореол его имени был вне сравнения. Православный христианин и убежденный монархист, любимец Царя Николая и Царицы Александры, генерал Келлер и в дни февральской смуты 1917 г. хранил верность Государю, ожидая лишь Царского слова, чтобы во главе своего конного корпуса поспешить на выручку Императору, в добровольное отречение которого он не мог поверить. Существует предание, что в начале гражданской войны сам Патриарх Тихон благословил прославленного военачальника на священную борьбу с большевизмом, прислав ему шейную иконочку Державной Божией Матери. Плененный врагами во время петлюровского мятежа, он бестрепетно принял смерть от рук бесчестных убийц, так и не успев встать во главе собранной под его знаменем монархической армии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЦАРСКИЙ КАВАЛЕРИСТ
Белый партизан о генерале Келлере
Лихой казак и белый партизан А.Г. Шкуро, командир «волчьей сотни», в Великую войну служивший под началом Келлера в чине войскового старшины, рассказал о своей встрече с ним, произошедшей в то время:
«Итак, мой отряд был придан 3-му конному корпусу, и я явился представиться своему новому корпусному командиру.
Граф Келлер занимал большой, богато украшенный дом в городе Дорна-Ватра. С некоторым трепетом, понятным каждому военному человеку, ожидал я представления этому знаменитому генералу, считавшемуся лучшим кавалерийским начальником Русской армии. Меня ввели к нему. Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. Граф ласково принял меня, расспросил о быте казаков и обещал удовлетворить все наши нужды.
— Я слышал о славной работе вашего отряда, — сказал он. — Рад видеть вас в числе моих подчиненных и готов во всем и всегда идти вам навстречу, но буду требовать от вас работы с полным напряжением сил.
Об этом, впрочем, граф мог бы и не говорить; все знали, что служба под его командой ни для кого не показалась бы синекурой. Действительно, после двухдневного отдыха на отряд были возложены чрезвычайно тяжелые задачи. За время нашей службы при 3-м конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчиненные, положительно не чаявшие в нем души. Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. 
С начальством, если он считал себя задетым, шел положительно на ножи. Верхи его поэтому не любили. Неутомимый кавалерист, делавший по сто верст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен.
Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, казалось, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования. Впоследствии, когда в Петрограде произошла революция, граф Келлер заявил телеграфно в Ставку, что не признает Временного правительства до тех пор, пока не получит от монарха, которому присягал, уведомление, что тот действительно добровольно отрекся от Престола».
«Кругом измена, и трусость, и обман»
«Кругом измена, и трусость, и обман», — такая запись появились в дневнике Царя Николая II в страшный для России день Его отречения от прародительского Престола. Паутина предательства опутала самое сердце страны, сражающейся с внешним врагом, и в окружении Русского Императора почти не осталось преданных Ему людей.
Светское общество окончательно потеряло способность мыслить и чувствовать так, как учит тому Православная Церковь. Духовно отдалившись от своего Государя, оно сочло Его чужим, ненужным, лишним. Это привело к появлению всевозможных клеветнических слухов, ловко поддерживаемых и распространяемых революционной пропагандой.
Сбывались пророческие слова Святого праведного отца Иоанна Кронштадтского: «Если не будет покаяния у русского народа, конец миру близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».
Противники самодержавия только и мечтали устранить от власти Царскую Чету, мешавшую их замыслам. Заговор проник в верхи армии, найдя поддержку у представителей высшего командования, тайно сносившихся с думской оппозицией во главе с Гучковым и Родзянко при участии английского посла Дж. Бьюкенена. Еще до Великой войны А.И. Гучков вовлек ряд высокопоставленных военных и молодых офицеров в деятельность масонской ложи. Их план предусматривал свержение Николая II по образцу дворцовых переворотов XVIII века и дальнейшее развитие страны по пути европейского либерализма с сохранением внешних монархических форм.
Сигналом для заговорщиков стал отъезд Императора из Ставки в Царское Село в связи с февральским бунтом тыловых частей и рабочего люда в столице. Военная власть сосредоточилась в руках одного из гучковских сподвижников — генерала М.В. Алексеева, начальника штаба Ставки и второго лица в армии после Государя. Высочайший приказ о переброске надежных полков на Петроград для подавления мятежа не был исполнен. Не добравшись до места назначения, Царский поезд остановился в Пскове, где Николая II отрезали от армии участники заговора — главнокомандующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский и его ближайшие подчиненные.
Из Ставки пришли телеграммы с других фронтов от их главнокомандующих, введенных в заблуждение Алексеевым относительно столичных событий. Презрев долг присяги и крестное целование, главные военачальники униженно просили Императора отречься ради «блага Родины» и «победы над внешним врагом». Был среди них и ревниво лелеявший планы собственного возвышения дядя Государя — великий князь Николай Николаевич, чье послание произвело на Него особенно тягостное впечатление (1). Рузский, вручивший эти телеграммы Царю, настойчиво и в дерзкой форме требовал у Венценосца дать немедленное согласие на отречение.
Изменники, все как один, уверяли Государя в своей верности «монархической идее». Готовый отдать и корону, и жизнь для спасения Отечества, Николай II принял решение о передаче Престола в пользу брата — великого князя Михаила Александровича. Но вырванное отречение явственно провело ту черту, за которой началось необратимое разрушение страны и армии. Опустевший вскоре трон упразднил само понятие власти в глазах русского народа, расторгая все связывавшие его обязательства. Переворот перерос в революцию, вырвавшую столицу из слабых рук мятежных либералов, и отдавшую ее в распоряжение интернационалистов из петроградского совдепа.
Тогда же, по распоряжению Временного правительства генерал Алексеев объявил вернувшегося в Ставку Николая II как-бы арестованным". После этого генерал Л.Г. Корнилов, ранее обласканный Государем и обязанный Ему всем, а затем открыто перешедший на сторону революции, установил тюремный режим для воссоединившейся Царской семьи и верной Ей свиты. Популярные военачальники Русской армии положили начало их заточению, длившемуся шестнадцать месяцев, полному страданий и завершившемуся при власти большевиков принятием мученических венцов в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.
Верных присяге командиров сдерживала видимая легальность актов отречения и боязнь междоусобной враждой открыть фронт.
Генерал А.И. Деникин, к таковым командирам не относившийся и на одном из солдатских митингов даже выказывавший радость по поводу падения «проклятого самодержавия», спустя годы писал в своих эмигрантских очерках:
«Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные Государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение Государя для подавления мятежа"(2).
«Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя!»
Русская армия, перестав быть Императорской, обязалась в верности Временному правительству и приносила ему новую присягу.
Вопреки надеждам начальства, эта мера не вызвала подъема в войсках. Во время церемонии, проводимой на Румынском фронте, один из корпусных командиров умер от разрыва сердца, а любимец всей армии, кавалерист граф Келлер заявил, что не станет приводить к присяге вверенный ему конный корпус, так как «не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определенным лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты».
На срочное совещание к командующему 4-й армией генералу А.Ф. Рагозе, с часу на час ожидавшего ареста со стороны распропагандированных солдат из нестроевых частей, Келлер не явился. В штаб размещенного в Оргееве 3-го конного корпуса прибыл начальник соседней 12-й кавалерийской дивизии генерал К.Г. Маннергейм (3), который попытался уговорить Федора Артуровича «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии». Но тот отверг все приведенные доводы, твердо ответив: «Я христианин. И думаю грешно менять присягу».
А.Г. Шкуро рассказывал, как в начале апреля близ Кишинева «были собраны представители от каждой сотни и эскадрона.
— Я получил депешу, — сказал граф Келлер, — об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».
— Ура, ура! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду Императора.
Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя». Ответ пришел от нового командующего Румынским фронтом Д.Г. Щербачева: под угрозой объявления бунтовщиком Келлеру предписывалось немедленно сдать корпус.
Так и не дождавшись указаний лично от Государя, Федор Артурович вынужден был подчиниться полученному приказу и вслед за тем покинул армию. На его место назначили генерала А.М. Крымова, активного пособника думских мятежников, только что вернувшегося из Петрограда.
«В глубокой горести и со слезами провожали мы нашего графа, — вспоминал Шкуро. — Офицеры, кавалеристы, казаки, все повесили головы, приуныли, но у всех таилась надежда, что скоро недоразумение объяснится, что мы еще увидим нашего любимого вождя и еще поработаем под славным его командованием».
Под звуки в последний раз исполняемого оркестром народного гимна «Боже, Царя храни!» генерал Келлер прощался со своими старыми полками, проходившими мимо него парадным строем. А генерал Брусилов, один из тех, кто ранее «верноподданно» умолял Государя об отречении, восседал в украшенном красными бантами кресле, которое несли перед войсками революционные солдаты…
На службе трех Императоров
Федор Артурович Келлер родился 12 октября 1857 г. в Курске и происходил из русской ветви графов Келлеров, родоначальником которой был прусский посланник в Санкт-Петербурге, вступивший в российское подданство. Почти полвека представители этой фамилии занимали высокие посты на военной и дипломатической службе. По примеру своего отца-генерала Федор Келлер также двинулся по военной линии; на воспитание он был отдан в приготовительный пансион знаменитого Николаевского кавалерийского училища.
Ему было двадцать лет, когда Россия объявила войну Турции, поднявшись на защиту избиваемых магометанами православных славян. За год до того на помощь болгарам и сербам отправились тысячи добровольцев, среди которых находилось немало военных, а теперь вслед за ними перешагнула Дунай и сама Русская армия. Оставив училище, юный граф Келлер поступил нижним чином на правах вольноопределяющегося в 1-й Лейб-драгунский Московский полк и отбыл на фронт (4). За выдающуюся храбрость он был награжден двумя солдатскими Георгиевскими крестами, а на следующий год состоялось его производство в офицеры своего полка; офицерский экзамен был им выдержан при Тверском кавалерийском юнкерском училище. Будущие военачальники Великой войны получали боевое крещение в эпоху Императора Александра II, сражаясь на фронтах Русско-турецкой…
Тринадцать лет мирного царствования Александра III, на срок своего правления избавившего Россию от войн, Федор Артурович прослужил в 18-м драгунском Клястицком полку. Откомандированный в санкт-петербургскую Офицерскую кавалерийскую школу, Келлер прошел в ней положенный двухгодичный курс. Вся жизнь его была отдана кавалерии. При Императоре Николае II он принял под свое начало эскадрон драгун-лубенцев и командовал им более шести лет, а последующие два с половиной года — Крымским дивизионом, который нес почетную охранную службу в Ливадии во время Высочайших приездов в Крым. Начало Русско-японской войны застало Келлера в должности командира 15-го драгунского Александрийского полка, продолжавшего славную историю знаменитых «черных гусар» и расквартированного в польском городе Калише, у самой германской границы.
По России катилась волна забастовок и демонстраций. Мятеж в Польше, поднятый польскими и еврейскими социалистами, уже угрожал целостности самой державы, и потому взбунтовавшаяся окраина была переведена на военное положение. Келлер исполнял тогда обязанности временного Калишского генерал-губернатора.
Подвергшись нападению революционеров, преследовавших всех, кто проявлял какую-либо твердость в борьбе с крамолой, он был ранен и контужен при взрыве брошенной в него бомбы, осыпавшей его осколками. В живых Федор Артурович остался лишь благодаря собственной ловкости, позволившей ему поймать снаряд на лету…
В гвардейской кавалерии
В 1906 г. Келлер принял под свое командование Лейб-гвардии Драгунский полк, расквартированный в Старом Петергофе. 
Начало службы в полку омрачилась для Федора Артуровича конфликтом с подчиненными офицерами, воспитанными в кастовых традициях русской гвардии, требовавшей от начальства особого подхода. Его действия по отношению к себе они сочли жестокими и грубыми.
Генерал А.А. Брусилов упоминал в своих мемуарах о досадном инциденте в полку, входившем во вверенную ему 2-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию. С неприкрытым злорадством, следствием возникшей позже личной неприязни, он рассказал о враждебности офицеров к своему командиру, отличавшемуся, по мнению самого Брусилова, «необычайным ростом, чванством и глупостью"(5).
«Граф Келлер был человек с большой хитрецой и карьеру свою делал ловко, — вспоминал Брусилов спустя почти двадцать лет. — Он был храбр, но жестокий, и полк его терпеть не мог.
Женат он был на очень скромной и милой особе, княжне Марии Александровне Мурузи, которую все жалели. Однажды ее обидели совершенно незаслуженно, благодаря ненависти к ее мужу. Это было в светлый праздник. Она объехала жен всех офицеров полка и пригласила их разговляться у нее. Келлеры были очень стеснены в средствах, но долговязый граф желал непременно задавать шику (чтобы пригласить всех офицеров гвардейского полка разговляться, нужно было очень потратиться). Хозяева всю ночь прождали гостей у роскошно сервированного стола и дождались только полкового адъютанта, который доложил, что больше никого не будет».
Ситуация, сложившаяся в полку, сильно обеспокоила его шефа, великого князя Владимира Александровича, уже прослышавшего о том, что офицеры решили побить своего командира на кулаках и бросили между собой жребий, чтобы выяснить, кому выпадет эта обязанность. Великий князь просил Брусилова пресечь возможные эксцессы, поскольку готовившаяся расправа ничуть не испугала Федора Артуровича, который своей храбростью выделялся и в то время, когда личная отвага отнюдь не была редкостью. Брусилов пригрозил офицеру-зачинщику исключением со службы, после чего кое-как уладил конфликт, переговорив со сторонами поочередно.
Господского высокомерия Федор Артурович не выносил и был готов каждого солдата при необходимости защитить от произвола вышестоящих. Прошло несколько лет, и генерал Келлер потребовал суда над молодым гусарским офицером из своей дивизии, который, проезжая на извозчике по улице, ударил стеком пехотинца-вольноопределяющегося за то, что тот не отдал ему чести. Лишь вмешательство командования округа благодаря заступничеству влиятельного родственника, бывшего военного министра, привело к смягчению наказания, после чего виновный отделался месячным арестом и отказом в командировании в Офицерскую школу.
В один из мартовских дней 1907 г. Николай II пометил в своем дневнике: «Прибыл верхом на дворцовую площадку, где после молебна состоялся отличный парад лейб-драгун. После завтрака назначил графа Келлера флигель-адъютантом». Через два месяца Келлер был произведен в генеральский чин с зачислением в Свиту Его Императорского Величества. Почти четыре года он командовал гвардейским полком, а затем принял кавалерийскую бригаду.
Гусарский командир и дворцовый комендант В.Н. Воейков, близко познакомившийся с Келлером в бытность его командиром Лейб-гвардии Драгунского полка, в своих записках назвал Федора Артуровича «истинно русским, кристально чистым человеком, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине». Высокую цену имеет мнение того, кто и сам до конца остался верен своему Государю, презрев пример Его изменнического окружения.
На полях Великой войны: от Галиции до Карпат
В Великую войну Келлер вступил, имея под началом 10-ю кавалерийскую дивизию, которой он командовал уже два с половиной года. Через четыре дня после начала боевых действий, келлеровская дивизия, вошедшая в состав Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова, разбила в бою несколько австро-венгерских конных полков, добыв тем самым для Русской армии первую победу в той войне. Отличился Келлер и в Галицкой битве, организовав в ходе ее успешное преследование отступающего врага.
За подвиги он был отмечен в числе первых. Сам Николай II сообщил в очередном послании к супруге о представлении Федора Артуровича генералом Ивановым к ордену Святого Георгия 4-й степени, не скрывая собственной радости по этому поводу. Царица ответила в письме: «Какая радость для Келлера — он действительно заслужил свой крест, сейчас он отплатил нам за все, это было его пламенным желанием все эти годы».
А.И. Деникин отмечал: «В победных реляциях Юго-Западного фронта все чаще и чаще упоминались имена двух кавалерийских начальников, только двух, конница в эту войну перестала быть «царицей поля сражения», графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противоположных по характеру: один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудно, другой спокойный и упорный. Оба не посылали, а водили в бой свои войска. Но один делал это, вовсе не рисуясь, это выходило само собой, эффектно и красиво, как на батальных картинах старой школы, другой просто, скромно и расчетливо. Войска обоим верили и за обоими шли».
Деникин помнил свою встречу с Келлером под пулеметным огнем с вражеских высот, когда тот, потратив одиннадцать часов на дорогу по непролазной грязи и горным тропам, прибыл на позиции его попавшей в западню бригады «железных стрелков"…(6)
В марте 1915 г. генералу Келлеру был вверен 3-й конный корпус, составленный из одной кавалерийской и двух казачьих дивизий. В ночной атаке под Хотином он разгромил неприятельскую группу, обходившую войска Юго-Западного фронта с левого флага. Месяц спустя Келлер обрушился на австро-венгров силой девяноста сотен и эскадронов в конном строю, выбив противника из тройного ряда опутанных проволокой окопов и прорвавшись во вражеский тыл.
За весенние бои Федор Артурович был удостоен ордена Святого Георгия 3-й степени. В войсках генерал Келлер снискал почетное прозвище «первой шашки» России, генерала Каледина, донского казака и будущего атамана, прозвали в армии «второй шашкой». Как бы в подтверждение своего прозвища граф получил из рук Императора шашку с надписью, драгоценный дар, с которым царский кавалерист не пожелал расстаться и под угрозой смерти.
«Чудное солнце, — писала Государыня мужу в Ставку. — Надеюсь, оно будет светить и на твоем пути. Пожалуйста, передай от меня привет графу Келлеру, спроси о его сыне от второго брака, он одно время был с ним, я знаю». В ответном письме Николай II упомянул о состоявшейся встрече: «В Каменец-Подольске генералы обедали со мной в поезде. Я много беседовал с Келлером и передал ему твой привет. Он нисколько не изменился».
Летом 1916 г. началось общее наступление войск Юго-Западного фронта под командованием Брусилова, сменившего на этом посту Иванова. Оборона австрийцев была взломана на южном фланге, и корпус Келлера ринулся впереди хлынувших в Буковину русских армий. Преследуя отходившего врага, келлеровские кавалеристы и казаки продвинулись на запад дальше всех прочих частей и заняли Кимполунг, пленив тысячи неприятельских солдат.
Когда же в дальнейшем боевые действия были перенесены в Румынию, то 3-й конный корпус, сражавшийся на горных перевалах Восточных Карпат с форсировавшими их германскими войсками, вошел в состав созданного в декабре Румынского фронта. Вскоре Федор Артурович Келлер получил последний свой чин в Русской императорской армии, и на плечах его заблестели погоны генерала от кавалерии. До начала смуты в Петрограде оставалось чуть более месяца…
Примечания
1. Царь, по истинному о нем понятию, как бы воплощает душу народа, отдавшего свои судьбы Божией воле. Каждый военнослужащий Русской армии клялся Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием в верной, нелицемерной службе не своим собственным взглядам на монархическую идею и представлениям о благе Отечества, но Императору Николаю Александровичу лично, обещая при этом благовременно объявлять и всемерно отвращать ущерб, чинимый Государю.
2. При первом известии о бунте Государь отправил в Петроград отряд, состоявший из батальона георгиевских кавалеров во главе с генералом Н.И. Ивановым, с чрезвычайными полномочиями для наведения порядка. Рассеяв на своем пути группы революционных солдат, не пытавшихся оказывать сопротивление, отряд вступил в Царское Село. В день отречения Государя Иванов получил от Его имени телеграмму, в соответствии с которой и поступил: «Прошу до Моего приезда и доклада Мне никаких мер не предпринимать».
В мемуарах генерала Н.А. Епанчина указано, что телеграмму от имени хана Г. Нахичеванского послал Государю за отсутствием корпусного командира его начальник штаба — полковник А.Г. Винекен. Когда же он доложил хану о посланной депеше, то тот настолько ее не одобрил, что Винекен после доклада ушел в свою комнату и застрелился, но от полученной раны скончался не сразу, а несколько позже. Хан Нахичеванский расстался с жизнью спустя два года, будучи расстрелян большевиками уже в феврале 1919 г.
3. После большевистского переворота барон К.Г. Маннергейм вернулся в свою родную Финляндию, где возглавил борьбу против местных красных отрядов. В последующие тридцать лет он занимал в Финляндии высшие военные и государственные посты.
4. В «Дневниках писателя» за 1877 год Ф.М. Достоевский писал о том, что толкало молодых офицеров на ту войну: «То, что мы узнали в эти полтора года об истязаниях славян, пересиливает фантазию самого болезненного и иступленного воображения. Когда читали Царский манифест, народ крестился, и все поздравляли друг друга с войной. Тут не одни кулачные бойцы, тут есть почти еще дети, чистые сердцем дети. Он только что произведен, он бросается вперед на подвиг, с мыслию о том, что скажет о нем, там, далеко, его мать, сестра, с которыми он только что простился… Они все видят теперь, что Россия не с одной уж Турцией ведет войну, что турецкими армиями руководят английские генералы, что английские офицеры воздвигают многочисленные укрепления на английские деньги. Они знают это и бросаются почти на смерть, понимая, что пришло время сослужить России верную службу».
Перед глазами юного графа был пример двоюродного брата — двадцатишестилетнего Федора Эдуардовича Келлера. Едва окончив Николаевскую академию Генерального штаба, тот в числе русских добровольцев вступил в сражавшуюся с турками Сербскую армию, где получил чин полковника и занимал командные должности. За одержанные в боях победы он был отмечен высшими военными наградами королевства. Поступив в отряд «белого генерала» М.Д. Скобелева, он служил у него начальником штаба, заменив раненого Куропаткина. На родине он продолжил военную службу и занимал должности директора Пажеского корпуса и екатеринославского губернатора. В Русско-японскую войну генерал Федор Эдуардович Келлер был назначен начальником Восточного отряда и погиб во время русской контратаки на Янзелинском перевале, пораженный тридцатью шестью вражескими пулями.
5. Перешедший на службу к большевикам Брусилов узнал из опубликованной в 1924 г. личной переписки Николая II о том, что во время Великой войны Государыня ссылалась в своем письме мужу на мнение Келлера, плохо отзывавшемся о нем, Брусилове, как о командующем 8-й армией. Открывшееся обстоятельство еще более настроило старого мемуариста против покойного соперника, с именем которого «было связано много сплетен и рассказов».
Близкий к придворным кругам, Брусилов в те годы чрезвычайно заботился о своей репутации в глазах Царской Семьи и великих князей, что впоследствии не помешало ему, настоящему барину по воспитанию, всем привычкам и воззрениям, в угоду митингующей солдатской массе представляться «социалистом и республиканцем с молодых лет». Приняв верховное командование от Временного правительства, он называл себя «вождем революционной армии».
В Великую войну с Брусиловым произошел случай, поразивший многих. Нечто странное случилось с образком Святого Николая Чудотворца, врученным ему Царицей перед наступлением фронта: эмалевое изображение лика вдруг совершенно истерлось, так что осталась одна серебряная пластинка. В связи с этим происшествием следует отметить многолетнее увлечение Брусилова модными тогда в светском обществе спиритизмом и оккультными науками.
6. В Великую войну под началом Келлера служили командиры, получившие затем известность в войну гражданскую. Весь боевой путь 10-й кавалерийской дивизии прошел в оренбургском казачьем полку будущий оренбургский атаман полковник Дутов. В отряд, возглавляемый Келлером, временно входили пехотные части, в том числе стрелковая бригада генерала Деникина. Одну из вошедших в 3-й конный корпус донских казачьих бригад на три месяца принял под свое начало будущий донской атаман генерал Краснов. Позже в состав корпуса был включен Кубанский отряд особого назначения войскового старшины Шкуро, называемый еще «волчьей сотней».
Будущий советский маршал А.В. Василевский, в двадцать один год командовавший пехотным батальоном, выделенным для охраны штаба 3-го конного корпуса, вспоминал о своем прибытии к месту его расположения: «Выходит Келлер, человек огромного роста, с улыбкой смотрит на меня, затем берет мою голову в свои ручищи и басит: «Еще два года войны, и все вчерашние прапорщики станут у нас генералами!» Впрочем, сам Василевский не оценил оказанного ему внимания и сообщил в своих мемуарах, что Келлер, «будучи по самой природе своей до мозга костей монархистом и держимордой, разыгрывал из себя на глазах подчиненных демократа».
Страницы: | 1 | |
