 |
| НГ-Религии | Сергей Фирсов | 03.12.2004 |
Начало пути
История сохранила скупые сведения о ранних годах жизни пастыря. Он не был вундеркиндом, учение давалось ему с огромным трудом. На шестом году отец купил азбуку и начал обучать его грамоте, но учение мальчику давалось непросто. По воспоминаниям самого Иоанна Кронштадтского, «пелена с ума» спала лишь после долгой и горячей молитвы. Та же история повторилась и в Архангельском приходском училище, куда его отдали в 1839 г. В классе он был одним из наиболее слабых учеников. Однако и в этом случае все изменилось после обращения к Богу — «точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове». Училище было окончено с успехом, точно также как и Архангельская семинария, откуда уже первым учеником будущий пастырь в 1851 г. поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию на «казенный кошт».
С того времени его жизнь навсегда оказалась связанной со столицей Российской империи. В том же году умер его отец, и Иван оказался единственным кормильцем своей семьи. За 9 рублей в месяц он исполнял обязанности писаря в академической канцелярии, отсылая все деньги домой. Учеба, судя по всему, не была для студента Сергиева легка: в 1855 г. он окончил академию 35-м из 39 человек курса, получив степень кандидата богословия за сочинение «О Кресте Христовом в обличение мнимых старообрядцев».
Но именно тогда Иван Сергиев понял свое предназначение — быть миссионером, проповедовать Евангелие и внушать «истины Христовы» заблудшим. Одно время он хотел даже ехать в Китай, но жизнь распорядилась по-иному. По существовавшей тогда в России традиции, человек, женившийся на дочери священника, мог наследовать его место служения. В 1855 г. Елизавета Константиновна Несвицкая согласилась стать женой Ивана Сергиева. Она была дочерью ключаря кафедрального Андреевского собора в Кронштадте, расположенного на острове рядом с Петербургом. 11 ноября 1855 г. его рукоположили в диаконы, а на следующий день — в сан священника. Миссионерское служение среди язычников так и осталось неосуществленной мечтой, место которой заняла не менее сложная реальность — служение в столице империи среди «крещеных язычников».
Священник
С конца декабря 1855 г. и вплоть до смерти, последовавшей 20 декабря 1908 г., иерей Иоанн неизменно служил в Андреевском соборе, лишь изредка покидая Кронштадт и Санкт-Петербург. Сан для него был той святыней, выше которой ничего нет. Он был своей супруге добрый брат и только, отказавшись от супружеской жизни. Первоначально это вызвало протест Елизаветы Константиновны, жаловавшейся на мужа церковному начальству. Но потом она смирилась, вплоть до смерти называя мужа «брат Иван». Он был «человеком Церкви», стремившимся, как мог, проводить в жизнь евангельские идеалы. Что это значило? Прежде всего — помощь ближнему. Стремясь утешать «униженных и оскорбленных», отец Иоанн стремился облегчить им жизнь. Дело доходило до курьезов: он мог полностью раздать свое жалованье и прийти домой в буквальном смысле слова без сапог.
Кронштадт того времени был не только военно-морской крепостью, но и местом административной ссылки нищих, бродяг и провинившихся, «порочных» людей (преимущественно мещан). Священник оказывался лицом к лицу с трагедией маленького человека, раздавленного жестокой судьбой. Традиционные пороки этих людей — пьянство, разврат, сквернословие, воровство.
Отец Иоанн достаточно быстро понял, что одними обличениями пороков дело не исправишь. Он, видимо, интуитивно избрал иной путь, самый простой и в то же время самый сложный. Он стал воспитывать собственным примером, часто посещая места жизни опустившихся на самое дно жизни кронштадтцев и проповедуя им не только в храме. Он был одним из первых, кто понял остроту социального вопроса, пребывая в убеждении: богатство дается человеку не для праздности, а для помощи бедным.
Подобные заключения, впрочем, никогда не были окрашены в политические цвета: с детских лет отец Иоанн оставался преданным монархистом, сформировавшимся на идеалах уваровской триады «православия, самодержавия и народности». В его представлении «Россия будет сильной внутри и извне лишь своей внутренней правдой, единодушием и взаимопомощью всех сословий, беззаветной преданностью Церкви, престолу царскому и Отечеству». Решение социальных проблем он видел только в монархическом контексте. К тому же, оказывая посильную помощь бедным, Иоанн Кронштадтский стремился постоянно воспитывать самого себя как христианина.
Он даже наметил для себя основные средства самосовершенствования, среди которых на первом месте было регулярное чтение Священного Писания и добросовестное исполнение пастырских обязанностей. Последнее обстоятельство, думается, предполагало и то социальное делание, на ниве которого Иоанн Кронштадтский приобрел всероссийскую известность. Он был одним из немногих священников, которые стремились причащаться как можно чаще, желательно каждый день. Соответственно и служить литургию он старался тоже каждый день, подчиняя весь день этому неизменному правилу.
Вскоре после назначения в Кронштадт в 1857 г. отец Иоанн получил назначение в местное уездное училище законоучителем, а с 1862 г. вплоть до конца 1889 г. состоял в том же качестве в гимназии. Судя по сохранившимся воспоминаниям, рассказывать детям о Боге он любил, не желая ставить им плохие отметки. Большинство его учеников имели по Закону Божиему только отличные оценки. К тому же он полагал, что Закон Божий не есть предмет преподавания.
Слава
В 1872 г. в газете «Кронштадтский вестник» он опубликовал два обращения к жителям, в которых были конкретные предложения о помощи нуждавшимся: «собирать нравственные и материальные силы сограждан на приискание дома трудящихся и на снабжение его потребными вещами, также и на устройство ремесленного училища». На его призыв откликнулась городская Дума — авторитет отца Иоанна в те годы был уже достаточно высок. Однако реализовать поставленную цель удалось спустя лишь десять лет.
В середине 1870-х гг. в столичных газетах стали появляться описания различных случаев из жизни пастыря с указанием имен тех лиц, которые исцелились по молитве Иоанна Кронштадтского. Таких описаний было не менее ста. Слава молитвенника достаточно быстро распространилась по России (и не столько благодаря газетам, большинство русских православных были людьми неграмотными, сколько в результате народной молвы). Кронштадт стал местом паломничества. На этом фоне и стоит рассматривать открытие 12 октября 1882 г. Дома трудолюбия.
К началу XX века в доме располагалась бесплатная начальная школа, мастерская для обучения различным ремеслам, рисовальный класс, мастерские для женщин, сапожная мастерская, детская библиотека и т. д. Содержался также приют для сирот, богадельня для бедных женщин, загородная летняя дача для детей и большой каменный ночлежный дом. Идея была проста: бедняки, не имевшие специальности, получали возможность заработать честным трудом хотя бы небольшие деньги, позволявшие купить пропитание и нанять угол для ночлега. Это была своеобразная борьба с тунеядством: здоровые нищие, побиравшиеся в Кронштадте, с тех пор не могли оправдываться отсутствием работы. Предусматривалась и помощь тем, кто не имел возможности заработать (малолетним и престарелым).
Итак, к началу 1880-х гг. Иоанн Кронштадтский стал одним из наиболее известных священников Русской Православной Церкви. К тому времени он был уже протоиереем (с 1870 г.) и ключарем Андреевского собора (с 1876 г.). В 1878 г. он получил свою первую государственную награду — орден Святой Анны 3-й степени, через 5 лет стал кавалером ордена Святой Анны уже 2-й степени. В 1887 г. последовало награждение орденом Святого Владимира 4-й степени. Награды, однако, не мешали скептическому отношению к Иоанну Кронштадтскому со стороны обер-прокурора Синода Константина Победоносцева. Однажды встретившись с ним, Победоносцев заметил: «Про вас говорят, что вы молебны служите, чудеса творите, смотрите, как бы вы плохо не кончили». На это последовал ответ: «Не извольте беспокоиться, подождите и увидите, каков будет конец». Скептицизм обер-прокурора Синода скорее всего был вызван принципиальным недоверием и желанием «формализовать» жизнь во всех ее проявлениях. «Для нашего мужика форма все, — любил повторять Победоносцев, добавляя иногда: — Я боюсь раскола, вот чего я боюсь!»
Однако противостоять растущей славе Иоанна Кронштадсткого обер-прокурор в 1880-е гг. уже не мог: пастыря заметили и в высших слоях русского общества. Почитали пастыря и члены дома Романовых. Именно супруга великого князя Константина Николаевича Александра Иосифовна и королева Эллинов, ее дочь Ольга Константиновна телеграммой вызвали в октябре 1894 г. Иоанна Кронштадтского в Крым, где находился больной император. 17 октября он причастил Александра III, а 20 октября, в день смерти самодержца, находился в его комнате неотлучно, услышав от него слова: «Вас любит народ». Эти слова достаточно быстро стали известны за пределами дворца.
«Загадочная личность»
В 1890-е гг. кронштадтский пастырь был одним из самых известных деятелей России. Друг Александра III граф С.Д. Шереметев, недолюбливавший отца Иоанна и считавший, что в его деятельность «замешалось что-то постороннее», все же вынужден был назвать его наравне с самим императором и Львом Толстым крупной величиной, обладавшей «силой неотразимого влияния». Неотразимое влияние пастыря замечали и такие вполне рационалистически мыслившие люди, как сенатор А.Ф. Кони, оставивший описание молебна, который отслужил у его знакомых отец Иоанн:
«Служение его было совершенно необычное: он постоянно искажал ритуал молебна, а когда стал читать Евангелие, то голос принял резкий и повелительный тон, а священные слова стали повторяться с каким-то истерическим выкриком. Такое служение возбуждало не благоговение, но какое-то странное беспокойство, какое-то тревожное чувство, которое сообщалось от одних к другим…» Уходя, пастырь заметил сенатора, подошел к нему и поцеловал. «Этот поцелуй, — писал А.Ф. Кони, — и все оригинальное в личности и службе отца Иоанна произвели на меня невольное, но сильное впечатление. Я должен сознаться, что целый день чувствовал себя в несколько приподнятом и нервном настроении».
В начале 1890-х гг. ему приходилось ежедневно исповедовать 150−300 человек, а во время Великого поста — до 5−6 тысяч. Увеличившееся число исповедовавшихся заставило его в конце концов перейти на общую исповедь, совершать которую в качестве исключения и разрешил ему Святейший Синод. О молитвенной помощи к нему обращались и письменно — посылали письма, телеграммы, ходатайства. Как правило, он никому не отказывал. По существу, последние 20 лет жизни Иоанн Кронштадтский ежедневно так или иначе общался с сотнями богомольцев и просителей, после службы в Андреевском соборе уезжая по вызовам в столицу. Состоятельные люди приглашали его в свои дома, давая на благотворительность порой весьма значительные суммы.
Отец Иоанн никогда не отказывался молиться за здравие и неправославных. Среди тех, кто к нему обращался, были лютеране, католики, мусульмане и иудеи. По воспоминаниям современников, нехристиан он обычно расспрашивал об их нуждах, не касаясь религиозных вопросов. Одну мусульманку, просившую помолиться об исцелении мужа, он спросил, верит ли она в Бога, и, получив утвердительный ответ, сказал: «Будем молиться вместе, ты — по-своему, и я — по-своему». Биограф отца Иоанна епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский) сообщает также, что, будучи в Крыму, пастырь принимал еврейскую депутацию, благодарившую его за пожертвования еврейской общине.
Далекий от политики, он всегда резко выступал против еврейских погромов (как это было, например, в 1902 г.), но в случае давления властей отстаивать свое мнение не решался. В годы первой революции он оказался знаменем черносотенных сил, его избрали почетным членом одиозного «Союза русского народа», на нужды которого он жертвовал крупные суммы, освящал хоругви и знамя «Союза».
Воспитанный в духе безусловной преданности самодержавной идее, будучи противником революции, которая, по его убеждению, несла с собой атеизм и разрушение Церкви, отец Иоанн поддерживал лозунги тех политических сил, которые декларировали свою приверженность уваровской «триаде». «Союзники» же в 1905—1907 гг. считали своей главной задачей спасение самодержавия. Эта задача кронштадтскому пастырю была очевидна и понятна. Но дело не только в этом. К концу жизни в его дневнике все более звучат апокалиптические темы.
В это время нападки на отца Иоанна в радикальной печати усиливаются — противники режима в его лице видят прежде всего политическую фигуру, символ мракобесия и невежества. Вспоминают и неуемных почитателей пастыря — иоаннитов, большинство которых составляли экзальтированные дамы.
Иоанниты
Секта иоаннитов (а именно так ее аттестовывали в начале XX века) появилась в конце 1880-х гг. в Кронштадте в Доме трудолюбия, хотя официально существование секты было установлено лишь в отчете обер-прокурора Синода за 1901 г. Знаток сектантства начала XX века А.С. Пругавин восстанавливал историю происхождения секты следующим образом. Благодаря рассказам о чудесах, творимых по молитве Иоанна Кронштадтского, слухам о его широкой и щедрой благотворительности в городе всегда было много богомольцев, среди которых немалое число людей с расстроенной психикой, кликуш, истеричек и т. д.
Проживая в Кронштадте и питаясь подачками, большинство этих людей влачили жалкое существование. Главным догматом секты стало убеждение, будто Иоанн Кронштадтский не кто иной, как «Сам Господь Иисус Христос». Старания миссионеров, а также самого Иоанна Кронштадтского не смогли поколебать этого убеждения. Иоанниты со временем стали издавать брошюры, в которых называли Кронштадтского пастыря «божественным мужем, святым, Господом, Иисусом Христом, Богом». Перед его портретом зажигали свечи и лампадки, курили фимиам, читали акафисты.
Наиболее активную иоаннитку П.И. Киселеву славили как пресвятую Богородицу. В год смерти Иоанна Кронштадтского Синод постановил считать учение иоаннитов еретическим и богохульным, но это не остановило его распространения. В 1912 г. было обнаружено, что Воронцовский женский монастырь Псковской епархии почти целиком перешел в секту иоаннитов. Проникли иоанниты и в основанный Кронштадтским пастырем в столице Свято-Иоанновский женский монастырь. После 1917 г. они стали одними из первых религиозных противников советской власти, воспринимая ее как власть антихриста и в дальнейшем окончательно отойдя от Православной Церкви…
Святой
Отец Иоанн умер рано утром 20 декабря 1908 г. Согласно завещанию, составленному еще в 1904 г., три дня спустя его похоронили в крипте Свято-Иоанновского монастыря столицы. Могила пользовалась всеобщим почитанием: у нее молились члены Дома Романовых, православные епископы (в 1909 г. гробницу посетили более 80 архиереев), тысячи богомольцев. Иоанновский монастырь стал с этого времени местом паломничества православных, посещавших столицу.
Так продолжалось вплоть до 1917 г. Удивительно, но как раз напротив монастыря, в сером доходном доме, отделенном от обители речкой Карповкой, на квартире меньшевика Суханова, 16 октября 1917 г. большевики приняли решение о вооруженном восстании, изменившем ход жизни целой страны. Вскоре встал вопрос и о могиле пастыря. Осенью 1923 г. монастырь закрыли, встал вопрос о том, что делать с захоронением. В итоге было принято решение о том, чтобы опустить гроб «ниже на два-три аршина, а пол над могилой забетонировать». Так гроб, очевидно, после 1926 г. и остался непотревоженным. В конце 1980-х годов монастырь восстановили и возвратили верующим. В июне 1990 г. Русская Православная Церковь причислила Иоанна Кронштадтского к лику святых. Ранее, 19 октября 1964 г., его канонизировала Русская Православная Церковь Заграницей. Могила в крипте монастыря ныне воссоздана по фотографиям.
Эпилог
22 декабря 1908 г. вхожий во дворец и близкий к церковным кругам неославянофил генерал Александр Киреев занес в дневник следующую запись: «Умер отец Иоанн Кронштадтский. Загадочная личность! Не много знающий, не умный (в обыкновенном смысле слова), поддававшийся чужому влиянию, попавший в руки каких-то скверных баб, давший себя увлечь из среды Кронштадтского бунта (в годы первой российской революции. — С.Ф.), когда ему следовало там погибнуть (или остановить бунт)… Но в нем была гигантская вера, дававшая ему гигантскую мощь — мощь святости. Он был избранником всего русского народа. В него верили, и эта вера творила „чудеса“. <…> Да, — продолжал генерал, — его безволие относительно дрянных женщин, им овладевших, будет забыто. Но его деятельность, его бесконечная доброта, безграничное доверие к нему, дававшее ему несомненное влияние на массы, — останутся! Он, несомненно, народный герой. Это, несомненно, самый популярный человек в России».
Киреева никак нельзя отнести к религиозно-индифферентным людям. Он был православным христианином, трезво оценивавшим состояние церковной жизни в России. Для него Иоанн Кронштадтский — не святой, но герой. Ведь только герой мог так, как кронштадтский пастырь, воздействовать на верующих. Только герою можно простить то, что его окружение далеко не всегда соответствовало его масштабам: не случайно генерал писал о «дрянных женщинах», окружавших в последние годы жизни Иоанна Кронштадтского и пользовавшихся его именем в своекорыстных целях. Однако дальновидные современники (например, А.Ф. Кони) верили в то, что «строгий лик смерти, принявший его в свои, равные для всех объятия, рассеивает эти искусственные наслоения и дает почувствовать то величие в простоте почившего, который умел не ради себя, но ради других «всякое ныне житейское отложить попечение».
1 декабря 2004 г.
