 |
| Церковный вестник | Михаил Шкаровский | 01.12.2004 |
8 июня 1910 г. юноша окончил Санкт-Петербургскую Духовную семинарию, но сан не принял, так как не был женат, а по настоянию матери 16 сентября 1910 г. поступил на экономическое отделение Петербургского Политехнического института, полный курс которого успешно окончил в 1915 г. Однако стремление к духовной жизни не покидало Викторина, и он все-таки решил поехать в Москву получить благословение на монашество от Московского митрополита; Владыка принял его милостиво, но в монашестве отказал, а на священство благословил, велев жениться[2].
К этому периоду жизни о. Викторина относится его знакомство с будущей супругой Анной Константиновной Вороновой. Оба брата — Леонид и Викторин были иподиаконами священномученика епископа Гдовского Вениамина (Казанского), который часто посещал дом семьи К.И. Воронова и в один из своих визитов привез туда Леонида и Викторина, познакомить их с «милыми барышнями». Будущая жена В. Добронравова — Анна Константиновна была самой младшей из «четырех сестер, в то время ей только исполнилось 18 лет. По словам о. Викторина это знакомство определило его дальнейший путь: он решил сделать предложение Анне, а в случае отказа стать монахом. Знакомство, перешедшее в обоюдное глубокое чувство, продолжалось пять лет и закончилось счастливейшим браком. Анна выросла в благочестивой и ревностно-православной купеческой семье со старообрядческими традициями, дядя ее был старостой храма, хлебосольным хозяином, и его хорошо знали многие священники и иерархи. Анна же была светской, живой барышней, любившей все доступные ей развлечения, включая шведскую гимнастику и плавание. Викторин и его брат тоже увлекались спортом, музыкой, живописью (брали уроки рисования у Репина). В доме Добронравовых-Ростовских, так же как и в доме Вороновых было много молодежи, и по праздникам, и у тех, и у других царило веселье.
После свадьбы молодожены не отправились в традиционное свадебное путешествие, а совершили паломничество в Дивеево и Саров, к мощам преп. Серафима. Вскоре после этого, не взирая на протесты матери и жены, Викторин стал священником. Его матушка говорила о нем: «У меня батюшка небесный, а я земная». Пастырь к ней был внимателен и снисходителен, к себе же во всем очень строг: он даже не позволял себе носить цветные рясы, всегда только черные, подпоясывался простым ремнем, даже верхняя ряса была черная, ватная для улицы[3].
Семья у батюшки была хорошая, его слово являлось законом. У Добронравовых родилось четверо детей, но трое умерли при жизни священника. Старшая дочь Ирина родилась 23 октября 1915 г. Она умерла совсем молодой в 1932 г. от туберкулеза. После ареста отца на нее легли все заботы о семье, девушка пошла работать, не имея права продолжить образование, как дочь осужденного священника, и ее хрупкое здоровье не выдержало. Младенец Николай, родившийся в июне 1917 г. скончался в 1922 г. Второй сын Серафим, родившийся в 1921 г., погиб на фронте в 1942 г. Только младшая дочь Зоя, которая родилась в мае 1925 г., осталась жива и после окончания II Мировой войны проживала в США, где преподавала в университете в должности профессора до начала 1990-х гг.
4 октября 1915 г. Викторин Добронравов был определен на вакансию диакона к церкви Преображения Господня (Спасо-Колтовской) на Петербургской стороне, и в тот же день рукоположен во диакона, а 21 декабря 1915 г. — во священника. В этом, ныне не существующем храме, о. Викторин служил три с половиной года и заслужил, признание и любовь паствы. 31 января 1918 г. прихожане поднесли ему золотой наперсный крест, на ношение которого о. Викторин 29 мая 1919 г. получил благословение священномученика митрополита Петроградского Вениамина (Казанского). Следует отметить, что еще 11 апреля 1916 г. молодой священник был награжден набедренником «за отлично-усердную службу», 3 декабря 1916 г. — скуфьей, а 7 апреля 1918 г. — камилавкой.
Пока было возможно о. Викторин активно занимался преподаванием Закона Божия. В 1916—1918 гг. он был законоучителем в местной церковно-приходской школе, Петроградском городском 22-м женском училище, городском 4-х классном училище Петра I, Петроградском смешанном начальном училище, частной гимназии Федоровой, реальном училище Черняева и коммерческом училище на Крестовском острове[5]. Именно в это время сформировались те качества священника, которые позволили ему в дальнейшем быть замечательным духовником.
Уже вскоре после Октябрьской революции о. Викторин лично столкнулся с антирелигиозной политикой советских властей. 25 сентября 1918 г. он был арестован ЧК и заключен в Петропавловскую крепость, но в первый раз все обошлось благополучно, тюремное заключение продолжалось один месяц, постановлением ЧК от 25 октября того же года священник был освобожден без вынесения приговора. Чтобы в условиях нараставших материальных бедствий прокормить семью о. Викторину пришлось помимо службы в храме дополнительно работать в различных советских учреждениях. Так, в 1918—1919 гг. он служил счетоводом в ревизионной комиссии при Госконтроле, участковым контролером в Военно-полевой инспекции военных строительств и конторщиком в организации «Стройсвирь», а в 1921—1922 гг. трудился в ремонтных мастерских[6].
25 февраля 1919 г. отец Викторин был назначен настоятелем церкви святителя Николая Чудотворца при Убежище престарелых сценических деятелей Русского театрального общества на Петровском острове. Здесь, в церковном доме при храме по адресу: Петровский пр., д. 25, кв. 3, батюшка поселился со своей семье и прожил 11 лет. В начале 1920-х гг. убежище было преобразовано в Дом ветеранов сцены имени Марии Гавриловны Савиной. Эта знаменитая русская актриса основала убежище, много сделала и для устройства при нем церкви и была похоронена в склепе под алтарем храма. Муж Савиной известный театральный деятель Анатолий Евграфович Молчанов в качестве товарища председателя Приходского совета деятельно помогал настоятелю вплоть до своей кончины в мае 1921 г. Молчанов также был погребен в склепе рядом с М.Г. Савиной. Сама двусветная, освященная в 1906 г. церковь вмещала около 600 человек и была украшена особо чтимыми актерами иконами: святителя Димитрия Ростовского, мучеников Ардальона и Порфирия, святого Трифона.
Сохранились воспоминания духовных детей о. Викторина о первых годах службы батюшки в Никольской церкви: «Прот. Викторин был исключительным духовником… Он мыслил чисто по-православному. Слава его, как духовника распространялись далеко… Во время отречения последнего русского царя и революции прот. Викторин служил в Петербурге. Батюшка был большим почитателем иконы Божией Матери Державной. Он придавал большое значение явлению этой иконы в столь трудный для России период. Этим явлением Матерь Божия утешила верных и как бы сказала, что с отъятием «удерживающего» Она Сама приемлет скипетр и державу. Каждую пятницу вечером в храме, где он служил… совершалось молебное пение с акафистом перед Державной иконой Божией Матери. В доме о. Викторина находилась очень чтимая им икона Козельщанской Божией Матери. В день празднования этой иконы ее приносили в храм, и совершалось всенощное бдение"[7].
В 1919 г. молодой священник был избран председателем Приходского совета Никольской церкви, преобразованной в приходскую постановлением Петроградского Епархиального Совета от 1 октября 1918 г. Несколько лет о. Викторин вел тяжелую борьбу за спасение церкви от закрытия как «домовой» и признание ее приходской. 11 августа 1919 г. настоятелю пришлось передать в городской подотдел записей актов гражданского состояния метрические книги храма, а 14 декабря того же года на общеприходском собрании был подписан договор с представителями властей о передаче церкви в бесплатное и бессрочное пользование верующих. Под руководством о. Викторина приходской совет занимался церковной благотворительностью и активно участвовал в поддержке духовного просвещения в городе, постоянно отчисляя определенные суммы на нужды Богословско-благовестнических курсов IX благочиннического округа Петрограда. Сообщая об этом в отчете о деятельности совета за вторую половину 1921 г., В. Добронравов отмечал: «Духовно-просветительская деятельность в храме и приходе ведется настоятелем храма устройством бесед и паломничеством к святыням г. Петрограда». Естественно, что у настоятеля церкви при Доме ветеранов сцены было много знакомых и духовных детей в актерской среде. Председателем Приходского совета о Викторин состоял около трех лет — до начала мая 1922 г., когда по категорическому требованию т. н. «церковного стола» при райисполкоме был вынужден оставить этот пост[8].
Постепенно над Никольской церковью стали «сгущаться тучи». 26 декабря 1921 г. настоятелю пришлось дать подписку, что он поставлен в известность заведующим церковным столом о запрещении устраивать беседы и другие собрания «помимо церковных служб» без разрешения властей, иначе последует «заслуженная кара по всем строгостям законов РСФСР». В этот же день заведующий церковным столом заявил о. Викторину, что его церковь «как домовая» намечена к закрытию. Стремясь предотвратить эту акцию, Приходской совет обратился к городским властям, убеждая их, что Никольская церковь является единственным приходским храмом на всем Петровском и части Крестовского острова и обслуживает район с 16 фабриками, заводами и 5 тыс. постоянного населения, в основном православного. В заявлении совета также подчеркивалось, что здание церкви изолировано от жилого помещения, и лишь притвором сообщается с временным коридором этого помещения, закрытым глухими дверями, на месте которого можно сделать «капитальную переборку». 4 января 1922 г. Межведомственная комиссия при отделе управления Петрогубисполкома заслушав данное заявление, нашла возможным отставить церковь открытой «при условии полной изоляции от жилых помещений». Однако уже 28 января эта же комиссия решила, что храм «принадлежит к домовым церквям и подлежит закрытию на общих основаниях». Утром 15 февраля 1922 г. о. Викторин и два представителя прихожан расписались под извещением о немедленном закрытии храма, и в этот же день Никольская церковь была опечатана[9].
Однако ее настоятель и прихожане не прекратили борьбу. По их просьбе Петроградский комитет Русского театрального общества 17 февраля 1922 г. обратился в отдел управления Петрогубисполкома с заявлением «еще раз рассмотреть вопро» и открыть «церковь-памятник русского актерства». Это ходатайство увенчалось успехом, и 25 февраля отдел управления издал соответствующее распоряжение. 4 марта и Межведомственная комиссия, в третий раз рассмотрев дело Никольской церкви, постановила оставить ее открытой. В тот же день, 4 марта, был составлен акт открытия, под которым расписался о. Викторин[10]. Следует отметить, что это был очень редкий, по своему уникальный случай, когда безусловно домовую по советским критериям церковь, подлежащую закрытию еще в 1918 г. оставили действующей вплоть до начала 1930-х гг. И немалая заслуга в этом принадлежала настоятелю храма.
Вскоре после открытия — в апреле 1922 г. в церковь пришли члены комиссии по изъятию ценностей и составили перечень всех серебряных вещей, наметив их к вывозу. Однако прихожане по призыву о. Викторина пожертвовали 12,5 фунтов серебра и 4 мая выкупили церковные святыни. В начале 1920-х гг. батюшка, желая получить высшее духовное образование, подал заявление о приеме на учебу в Петроградский Богословский институт, но вскоре началась обновленческая смута, и институт прекратил свое существование.» С самого начала раскола община Никольской церкви во главе с настоятелем активно боролись с обновленчеством. С августа 1922 г. она входила в так называемую Петроградскую автокефалию, а после ее разгрома ГПУ в начале 1923 г. сумела выстоять в тяжелейших условиях гонений до освобождения из-под ареста Патриарха Тихона. Лишь около десяти приходов в Петрограде в конце весны — начале лета 1923 г. не признавали обновленческое Епархиальное управление, и среди них была община Никольской церкви. 10 января 1924 г. о. Викторин так ответил в анкете на вопрос о принадлежности к церковным течениям: «Признавая себя сыном Православной Кафолической Церкви, считаю своим отцом и духовным руководителем Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона». На другой вопрос этой анкеты о «взгляде на отделение церкви от государства» батюшка откровенно высказал свою позицию: «Желательна церковная свобода». Еще раньше в подобной анкете от 26 декабря 1921 г. протоиерей ответил примерно также: «Независимость Церкви желательна и необходима"[12].
Отец Викторин глубоко почитал святого праведного о. Иоанна Кронштадтского и был его последователем. Никольская церковь находилась вблизи Иоанновского монастыря, батюшка часто посещал храм-усыпальницу Кронштадтского пастыря и служил там молебны. Закрытие обители осенью 1923 г. стало для о. Викторина тяжелым ударом и, по свидетельству монахини Викторины (Корнеевой), одну из самых своих запоминающихся проповедей батюшка произнес на «разгром Иоанновского монастыря». С этого времени многие сестры обители стали его духовными детьми. Среди них была и казначея монастыря, одна из ближайших духовных дочерей о. Иоанна Кронштадтского, на средства которой построили храм-усыпальницу святого, монахиня Иоанна (в миру Анна Яковлевна Лежоева). После закрытия обители она поселилась вместе с игуменией Ангелиной и еще двумя сестрами в доме на ул. Полозова, 22. Не зная кого выбрать своим духовником, матушка обратилась с этим вопросом к викарию Петроградской епархии епископу Гдовскому Димитрию (Любимову). Владыка ответил ей: «Лучшего чем отец Викторин не найдешь, ступай к нему». И монахиня Иоанна окормлялась у батюшки вплоть до его ареста в 1930 г.[13].
Вокруг молодого и ревностного священника в начале 1920-х гг. образовалось своеобразное братство его духовных детей, в которое входило около 20 человек, в основном представителей интеллигенции, но в их число влились после закрытия Иоанновского монастыря и некоторые молодые послушницы: ставшая псаломщицей в Никольском храме Марфа Богданова, Ольга Грум-Гржимайло и др. В Никольскую церковь ходили молиться члены православного братства прп. Серафима Саровского, которое собиралось в расположенной неподалеку квартире руководителя Ивана Михайловича Андреевского. В молебне при основании братства в январе 1927 г. участвовал диакон Никольской церкви Кирилл Иванов, а через год этот молебен в день прп. Серафима служил сам о. Викторин. Один из братчиков Эдуард Розенберг перешел в его храме из лютеранства в православие. По словам помощника о. Викторина диакона Кирилла: «Большое внимание уделял Добронравов воспитанию верующих. В своих проповедях он призывал к частому посещению храма, к соблюдению постов, к частой исповеди и причастию. Обращался к родителям с призывом, чтобы они чаще приводили в церковь детей и учили их Закону Божиему"[14].
Сохранились воспоминания о том, как протекала жизнь в приходе Никольской церкви: «О. Викторин любил служить и говорил: «Как трудно начинать всенощную чтобы ввести массу людей в молитвенное русло. Много прихожан вносят с собою мирские интересы со своих работ. А литургию начинать легче. Многие готовятся к причащению и приходят с покаянным чувством». В его церкви исповедь всегда была частая. Правила ко причащению все вычитывали дома, а в церкви стояли тихо, сосредоточась в своих грехах. Начиналась исповедь в 7 ч., так что литургия начиналась поздно и кончалась поздно. Домой прихожане приходили часа в 3 к обеду. Приход был небольшой, но его духовные чада были разбросаны по всему городу. Он был очень внимателен к каждой душе… После Пасхи, чтобы не рассеивались прихожане духовно, о. Викторин устраивал паломничества, большей частью в Макарьевскую пустынь Новгородской губернии. Ехали по отдельности, чтобы не привлекать внимания, на станцию Любань. Там собирались в избе одного из духовных чад и поджидали батюшку. Потом ночевали, и рано утром отправлялись в пустынь. С паломниками иногда ходил и диакон. У диакона был хороший тенор, он хорошо пел. Люди любили эти паломничества и так устраивали свои отпуска, чтобы быть свободными"[15].
Некоторые представления о жизни общины дают и архивные документы. В сентябре 1924 г. церковь сильно пострадала от печально известного наводнения, но прихожане ее быстро восстановили. В этом же году в Никольском храме управляющий Ленинградской епархией епископ Венедикт (Плотников) рукоположил во священников двух иоаннитов, которых привез для посвящения настоятель Кронштадтского Андреевского собора священномученик о. Николай Симо (раскаявшиеся иоанниты еще в 1919 г. были приняты митрополитом Петроградским Вениамином в полное общение с Православной Церковью). О. Викторин 16 марта 1923 г. был зарегистрирован в качестве тыл. ополченца, в 1924 г. возведен в сан протоиерея, а 16 сентября 1925 г. его снова вопреки советским инструкциям включили в состав приходского совета. Лишь через год — 29 октября 1926 г. по предписанию заведующего районным столом регистрации настоятеля пришлось вывести из членов совета. Согласно отчету батюшки в 1926 г. он совершил в храме 41 крещение, 14 венчаний и 5 отпеваний. Прихожане очень высоко ценили своего пастыря, и 3 апреля 1927 г. на общем собрании единогласно постановили «выразить искреннюю благодарность нашему дорогому батюшке, отцу настоятелю Викторину Добронравову за неутомимый труд и заботу о своей пастве и за умелое воспитание своих духовных детей"[16].
О. Викторин также был духовником некоторых известных священников Петроградской епархии. Так, в предсмертном дневнике гатчинского протоиерея Иоанна Смолина (скончавшегося 25 января 1927 г.) в записи от 17 сентября 1926 г. говорится: «Еще накануне соборования, в среду, перед вечерним богослужением, прибыл дорогой мой и возлюбленный о Господе духовник о. Викторин с иконою чудотворной Козельщанской Божией Матери. Совершив келейное богослужение, мы долго беседовали с о. Викторином в игуменской, на другой день, в четверг (день соборования) утром в 8 часов о. Викторин пришел ко мне в келию, и затем мы побеседовали по душам, и я посвятил его в некоторые из записей в сей тетради, относящихся до семейных моих отношений в связи со сборами моими домой, в вечность. Затем, в 9 часов утра, отправились в церковь. И здесь исповедовался как бы предсмертною исповедью, т. е. с повторением всех главнейших грехов, какие припомнил с детства и до сего. Литургию совершили втроем: о. Викторин, я и о. Владимир Дубровицкий с диаконом"[17].
Сохранился и трогательный рассказ монахини Викторины (Корнеевой) о том, как В. Добронравов изменил жизнь ее и сестры — будущей схимонахини Афинагоры (Корнеевой): «Мы жили как большинство людей того времени. Всему нас учили, и Закону Божию, но жили мы не по православному, постов не соблюдали, в церковь не ходили, раз в год говели, на Страстной неделе. Когда о. Викторин пришел к нам в дом и посмотрел на нашу жизнь, он все изменил. Мне было тогда 22 года. Когда мы к нему пришли, он сразу поставил нас так, что без его благословения мы ничего не делали. Дал молитвенное правило и как последователь о. Иоанна Кронштадтского велел причащаться каждое воскресенье, никогда поэтому не есть мяса и по возможности чаще ходить в церковь. Батюшка познакомил нас с матушкой Иоанной, и мы с ней всю жизнь были очень близки. Она была как духовная мать. О. Викторин определил нас на монашескую жизнь. Отслужил для нас специальный молебен у себя дома. Были только батюшка, мать Иоанна и мы с сестрой"[18].
(Продолжение следует)
Примечания:
[1] Житие священномученика протоиерея Викторина Добронравова. Сидней, 1991. С. 3.
[2] Там же. С. 4.
[3] Житие священномученнка протоиерея Викторина Добронравова // Православная Русь. 1991. N 8. С. 3−4.
[4] Центральный государственный исторический архив С.-Петербурга (ЦГИА СПб), ф. 19, оп. 113, д. 4320. Л. 141−142.
[5] Там же, ф. 678. оп. 2, д. 18. Л. 25.
[6] Центральный государственный архив С.-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 151, оп. 2, д. 102. Л. 95−96.
[7] Житие священномученнка протоиерея Викторина Добронравова. Сидней, 1991. С. 4−5.
[8] ЦГА СПб, ф. 151, оп. 2, д. 102. Л. 1, 19−20, 78; ЦГИА СПб, ф. 678, оп. 2, д. 3. Л. 91.
[9] ЦГАСПб, ф. 1001, оп. 7, д. 9. Л. 5, 7 об., д. 1. Л. 50. ф. 151, оп. 2, д. 102. Л. 30, 35.
[10] Там же, ф. 1001, оп. 7, д. 1. Л. 69, ф. 151, оп. 2. д. 102. Л. 40, 47.
[11] См.: ЦГИА СПб, ф. 2279, оп. 1, д. 22.
[12] ЦГАСПб, ф. 151, оп. 2, д. 2, д. 102. Л. 16 об., 96 об.
[13] Житие свяшенномученика протоиерея Викторина Добронравова. Сидней, 1991. С. 4, 7.
[14] Антонов В.В. Два Петроградских исповедника // Русский пастырь. 1996. N 2. С. 24.
[15] Житие священномученнка протоиерея Викторина Добронравова. Сидней, 1991. С. 6−7.
[16] ЦГА СПб, ф. 151, оп. 2, д. 104. Л. 85.
[17] Предсмертный дневник о. Иоанна Смолина // Православная жизнь. 1997. N 11. С. 14.
[18] Житие священномученика протоиерея Викторина Добронравова. Сидней, 1991. С. 8−9.
N 10−11 2004 г.
