Дочь орлов

Албанская Православная Церковь

— Я родилась в городе Дуррес, чуть больше часа пути от Тираны, столицы Албании. Чего-нибудь особенного про свою жизнь до крещения рассказать не могу. Мы жили при коммунистическом режиме, и вполне понятно, что это значило для нас — духовность в людях искоренялась всеми имевшимися средствами.

— Хотя Вы считаете, что в это время не происходило ничего, о чем следует рассказать, было ли что-нибудь в Вашем детстве или юности, оставившее глубокое впечатление?

— Самое важное — это то, как Бог явил Себя мне. Часто я слышу: «люди в этих коммунистических странах атеисты и ни во что не верят». Меня шокирует такая точка зрения, потому что у меня совершенно другой опыт в этой сфере, моя вера всегда была со мной. Все началось тогда, когда в 1980 году умерла моя бабушка. Мне было около шести лет. Бабушка любила петь мне детские песни, и я помню, что у нее была фарфоровая китайская кукла, а в те времена это считалось у нас настоящей роскошью. Я очень любила бабушку, и, когда она умерла, не поняла, что с ней случилось, ведь никто не рассказывал мне, что такое смерть. Я была удивлена, когда увидела ее лежащей так тихо с закрытыми глазами, и спросила: «Что здесь происходит?» Мне сказали, что бабушка умерла и уже никогда не вернется к нам. Я посмотрела на моих плачущих родственников и подумала: «Почему я ничего не чувствую? Почему я не могу заплакать?» Только позже я поняла, что смерть — это физическое разобщение людей. Однажды друзья нашей семьи зашли навестить нас и поговорить о бабушке. Для них, как для многих людей в коммунистических странах, смерть означала конец; жизнь существовала только от рождения до смерти, потом — ничего. Я была настолько расстроена, услышав это от них, что торжественно объявила: «Я не собираюсь умирать». Они засмеялись: «Юлия, что ты говоришь?» «Нет, я не собираюсь умирать. Вот увидите!» Моя твердая уверенность удивила их. Отец сказал: «Мы увидим что? Что ты не умрешь?» Я ответила: «Да, да! Увидите!»

С того самого момента это чувство не покидает меня; чем старше становилась я, тем более оно крепло. Подростком я думала: «Как я могу верить в это? Я уже достаточно взрослая, чтобы иметь здравый смысл». В то время я даже не знала слова «Бог». Я ничего не знала.

— Вы не знали даже, что в других местах, или хотя бы в прошлом некоторые люди верили в Бога?

— В школе нас учили, что вера в несуществующих богов была придумана людьми, чтобы подчинять себе подобных.

— У Вас в школе на уроках литературы не читали Достоевского, Толстого? А французскую или английскую классику, поэзию, или хотя бы исторические тексты, где упоминается о Боге?

— Нет, все это было запрещено. Никакой возможности.

— Цензура в Албании явно была гораздо жестче, чем в России. Какие же книги вам дозволялось читать?

— Мы могли читать только те книги и учебники по истории, которые были разрешены или написаны коммунистической партией. Мне настолько нравилось читать, что я читала также и философов — все, что попадало мне в руки. Меня тянуло к таким книгам, и я начала знакомиться с произведениями Маркса и Ленина чуть ли не в детском возрасте — лет в десять.

Вся моя жизнь текла по странному руслу. Мне хотелось найти ответы на множество вопросов, например, о сотворении мира; я могла часами сидеть на своем балконе, уставясь в небо. И это не уход от реальности. Я изучала психологию и знаю, что это не так. Я была счастливым ребенком. Мои родители растили меня с большой любовью, и у меня были очень хорошие отношения с младшими братом и сестрой. Но я помню, что смотрела на небо и думала: «Как это все прекрасно! Разве такое может появиться само собой?» Я читала труды астрономов и биологов, изучала теорию эволюции и думала: «Нет. Здесь явно должно быть еще что-то». Но что, мне было не понять. Поэтому я углубилась в философию, надеясь найти ответы на свои вопросы в ней.

— Но это чудесно. Вы были как святая Варвара в ее башне. Она пришла к вере в Бога через созерцание природы за своим окном.

— Да, в своем роде мы были так же изолированы от всего, как и она. И чувство вечности росло во мне бессознательно еще безо всякого понимания. Наконец, когда я была старшеклассницей (примерно за год до падения коммунистического режима), на одном из уроков географии одноклассник дал мне книжечку, которая называлась «Письмо тебе». В нем я прочла слова из Библии: «Бог стал человеком». Смысл этих слов я тогда не поняла, но подумала: «Так. Значит, это не сила и не энергия». К этому времени я упорно пыталась представить, что бы это могло быть. Когда я прочла, что Бог стал человеком, я сказала себе: «Вот, пожалуйста… Но что это значит?»

— Итак, к этому времени Вы узнали, что такое Бог?

— Нет, разве что услышала это слово. В старших классах нас учили: «Бога нет». Мы не знали, что такое Бог, это было лишь какое-то абстрактное понятие, и мы должны были поверить, что Его нет. Но, когда я задумывалась над этим, мне даже не из чего было выбирать — чем Бог может быть? Я знала, в чем состоит мой поиск, но ничто не подходило под это определение. Чувство существования чего-то не покидало меня, и нужно было разобраться, что же такое Бог конкретно. Находиться в такой ситуации — не зная Бога, но желая узнать Его — это как надежда спастись, не зная, от чего, не зная, как это можно сделать. Это — как оставаться маленьким ребенком. Вы знаете, что вам нужно, в чем состоит ваше желание, но не можете это выразить, высказать.

Я помню одно утро. Я была тогда старшеклассницей, мне было семнадцать. На двери вывесили большой плакат, на котором заглавными буквами было написано: «Бога нет». Смотря на эти слова, я подумала: «Постойте-ка. Я в это не верю». Но, будучи воспитанной коммунистически, когда все, что могло быть истолковано как не соответствующее партийной догме, являлось «грехом», я поправила себя: «О чем это я? Как я могу предать Партию, даже в своих мыслях?» Вы можете это себе представить? Понимаете ли, можно во что-то верить, даже не осознавая это. Верующий подросток подумал бы на моем месте: «Как я могу предать Бога?» Получается, хотя албанский народ не знал Бога, Он все равно был все это время с ним, вел его. Итак, когда я прочла в книжечке: «Бог стал человеком», я еще особенно не задумывалась о вере, но прочитанное по-настоящему обрадовало меня: «У Бога есть лицо, и теперь я должна увидеть, как Он выглядит!»

— Потому что если у Него есть лицо, то это — персона, личность, а не нечто абстрактное.

— Да, и еще потому, что мне не хотелось верить, что Бог — нечто абстрактное. Что Он — какая-нибудь энергия или что-нибудь еще. Мне нужны были живые доказательства. Когда мы учились в школе последний год, коммунизм рухнул, и нам начало открываться все. Я занималась в Школе социальных работников, а по всей Албании открывались те церкви, которые еще не успели уничтожить коммунисты. Моя подруга сказала мне: «Юлия, я хожу в католическую церковь. Не хотела бы ты сходить со мной?» Я ответила: «Конечно, почему бы и нет?» Затем она дала мне молитвенник и добавила: «Но перед этим почитай и помолись». Она объясняла мне многое о Боге, но это «в одно ухо влетало, в другое вылетало». Цельной картины не получилось. Моя первая, моя самая первая молитва была: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою…», и, я думаю, именно Матерь Божия привела меня к Господу Иисусу Христу. Мы с подругой сходили на службу в католическую церковь, но я не пришла туда во второй раз. То, что я увидела, почему-то не легло на душу.

— Были ли у Вас верующие родственники

— Со стороны матери в семье были мусульмане, но мать была воспитана в безбожии, как и все в то время. Она и ее родственники никогда не говорили об этом, даже дома. Они могли быть за это наказаны. Все мечети были закрыты, как и церкви. Но несколько месяцев назад она сказала мне: «Я помню, как моя бабушка-мусульманка, молясь на ночь, говорила: «Кирие элейсон!» (Это по-гречески «Господи помилуй!»). Я была изумлена! Боже мой, разве можно такое представить!

— Не думаете ли Вы, что она была тайной христианкой?

— Я не знаю, но это вполне возможно. Православие пришло к нам уже в первом веке по Рождестве Христовом, но, когда турки вторглись в Албанию в XIV веке, многие христиане стали мусульманами. Я думаю, что христианская вера оставалась в их сердцах, и подтверждение этому — то, что многие церкви и монастыри были сохранены людьми, которых называют «тайные христиане». Поразительно, ведь вы можете подумать: «Если он или она — мусульмане, зачем им заботиться о христианских храмах и реликвиях?». Но я верю, что если у кого-то из них были предки — христиане, несмотря на то, что внешне они — хорошие мусульмане, они вполне могли это делать.

Однажды я пошла с матерью и сестрой в мечеть, находящуюся в центре Дурреса. Много веков назад это был кафедральный собор. Мне рассказали, что во время турецкой оккупации, когда многие христианские храмы были переделаны в мечети, в этом храме была построена вторая стена, чтобы закрыть все фрески. Входя в этот храм сейчас, можно увидеть лишь голые стены; но внутри этих стен сохранились фрески и иконы! Это делалось втайне, турецкие власти ничего не подозревали.

— Значит, они построили вторую стену, а не просто покрыли раствором фрески?

— Да, они построили вторую стену, сняли крест и превратили церковь в мечеть. Но стена была сделана для того, чтобы сохранить иконы, а не для того, чтобы их уничтожить, и турки так и не узнали об этом. Это было сделано в великой тайне, и архитектор, которого выбрали турки, был тайным христианином.

— В каком веке это случилось?

— Возможно, в конце XIV или в начале XV века. И мы ходили посмотреть эту мечеть.

— Вы говорили матери, что Вас интересует религия, или она сама догадалась?

— На самом деле и мои родители, как и я, тоже начали интересоваться, даже не говоря со мной об этом. Нам всем это было нужно, вот мы и пошли в мечеть во время праздника Рамадан. Там раздавали сладости, мы осмотрели мечеть и всех поздравили, вот, собственно, и все. В Тиране было подворье, если так можно назвать, в другой мечети, и к этому времени я выучила еще несколько молитв, в том числе «Отче наш». И перед экзаменами я молилась Богу.

— В мечети.

— В мечети! Я помню, что все в мечети молились, и вдруг поняла, что я молюсь не в том месте. Я имею в виду, что бы сказал на это Иисус Христос? Я как раз узнала, что мусульмане не признают Христа Богом, и подумала: «Иисус Христос — мой Бог, а не просто пророк». Все это сломило меня. Я не находила того, что искала, и сказала себе: «Я теряюсь в поисках дома Бога, и, может быть, никогда не найду его». Я вернулась домой и обратилась к отцу: «Папа, вот что со мной произошло, и ты единственный, кто может мне помочь. Ты должен это сделать».

— Почему Вы подумали, что Ваш отец сможет помочь Вам?

— Я не знаю. Но я часто обращалась к нему, если у меня возникали какие-то трудности, или надо было обсудить что-нибудь серьезное. С самого моего рождения Бог помогал мне через него. Итак, я спросила: «Что мне делать?» Он ответил: «Слушай…» И только тогда я узнала, что он был крещен в православном храме в детстве и что он родился в Афинах!

— В Афинах?

— Да, раньше я этого не знала. Просто при коммунистах он об этом не рассказывал. Все, что относилось к «другому миру», даже таким образом, было наказуемо; преследовали не только такого человека, но и всю его семью. «Я крещеный, — сказал он, — и мои родители были православными христианами». Я спросила: «Есть ли где-нибудь поблизости православная церковь?» Отец ответил: «Храм святого Георгия на холме. Если хочешь, можем сходить туда вместе». И мы пошли туда всей семьей. Я помню это, как будто все случилось мгновение назад. При входе в храм у меня перехватило дыхание. Я почувствовала сама, что входить туда в короткой юбке нехорошо. Меня удивило, что, несмотря на это, священник встретил нас очень тепло. Он поприветствовал нас и спросил: «Почему вас не было в воскресенье? Вы смогли бы увидеть, что здесь происходит». Мы поблагодарили его и ушли, и я подумала: «Нет, не здесь. Здесь не может быть дом Бога».

Почему? Меня шокировало то, что всего несколько лет назад в помещении храма находился ресторан-клуб с верандой, и, когда я была помладше, мы приходили сюда и танцевали в национальных костюмах. Кто бы мог подумать, что место, где мы собирались, чтобы потанцевать, был Его дом? Мои родители и я пришли в храм в воскресенье. Переступив через порог, я мысленно задала вопрос: «Ты принимаешь меня?» Я истинно верю, что в этот момент я была как блудный сын, возвращающийся к отцу. Когда я спросила: «Ты принимаешь меня?», я испытала чувства, которые невозможно описать. Великим счастьем для меня было увидеть икону с ликом Христа. Это был первый раз, когда я увидела лицо Бога. Я была изумлена и подумала: «Да, да, вот Он!». Мне уже не нужно было задавать вопросы. Я знала, что обрела то, что искала так долго.

Это случилось во время Великого Поста, и, хотя большая часть нашей семьи не была крещена, мы пошли в храм на Пасху. Служба была великолепна. Спустя два года мы покрестились.

— Через два года?

— Да. У нас побывало несколько катехизаторов — они ходили от церкви к церкви, от одного разрушенного албанского монастыря к другому, молясь и уча, и мы пошли вместе с ними. Вот чем я занималась эти два года, просто ходила с ними от храма к храму, набиралась знаний о церковной жизни, участвовала в службах. Это было самое необычное время в моей жизни.

Наконец, женщина-катехизатор сказала: «Юлия, я думаю, тебе пора присоединиться к Церкви». Тетя моя стала мне крестной, и мы с мамой были крещены вместе. Через несколько месяцев крестились мой брат и сестра. Я помню, как священник спросил меня, какое имя я хотела бы выбрать. Я ответила: «Меня зовут Юлия, а были ли святые, носившие то же имя?» «Да, есть Юлия Римская», — сказал он и упомянул несколько других. «Я хочу носить ее имя», — сказала я. Я была так счастлива, что Господь изменил меня внутренне, и мне не придется менять что-то внешне.

То, что я чувствовала во время крещения, не поддается описанию словами, но, когда я думаю о последующих двух годах, вспоминается тот период, когда я теряла надежду Его найти. Как и у любого, крестившегося в сознательном возрасте в России, Албании, вообще в восточной Европе, у меня тоже были слезы радости, надежды, покаяния. Но два года с момента моего крещения я не могла исповедоваться, потому что было очень трудно найти священников, которые могли бы принять исповедь.

— И почему же?

— Было несколько священников, но они были не очень хорошо подготовлены как богословы или пастыри. Все передавалось устно от старых духовников, тайных священников: как служить литургию и т. д. Вначале они пользовались старыми-престарыми книгами, которые сохранились, потому что были спрятаны; и это много значило для нас. (Примерно в то же время я была в самом первом молодежном христианском лагере, организованном Церковью, и познакомилась там с одним из немногих выживших в годы коммунистических репрессий священников, который потом стал епископом.)

Так что я пока исповедовалась Богу напрямую, по-простому. Затем, через два года, после основания митрополии во главе с Блаженнейшим Архиепископом Анастасием, греческим епископом, который до этого служил в Африке, открылась семинария в монастыре св. Власия (Shen Vlash) в Дурресе. Началось рукоположение священников, но сами они еще не были настолько опытны, чтобы принимать исповедь. Потом пригласили несколько священников из Греции, которые знали в какой-то мере албанский язык и смогли стать духовниками.

Я думаю, что даже при коммунистах албанский народ был благословлен Богом. Теперь Бог с нами, но Он был с нами и тогда. Один из Его даров — это способность к языкам. Мы, албанцы, в этом на высоте! Ко времени, когда мне исполнилось 17 лет, я знала албанский, итальянский, французский и английский языки, поэтому у меня была возможность исповедоваться по-английски или по-французски (некоторые греческие священники говорили по-французски). Почти все албанцы тогда исповедовались не на своем языке. Представьте себе! Ваша первая исповедь была на иностранном языке? Мне было трудно что-либо сказать, но священник объяснил мне все и помог исповедоваться правильно. Я благодарна Богу, что Он помог мне найти священника, с помощью которого я была избавлена от греховного бремени.

С тех пор, как мы крестились, прошло какое-то время. Мы регулярно посещали храм и часто отправлялись в паломничества: в Арденицкий монастырь Божией Матери, в монастырь святого Власия и к святому Харлампию. Мы посещали православные храмы в других городах. В это же время я продолжила обучение в области общественного служения.

— Так как Вы начали рассказывать нам о своем народе, расскажите, пожалуйста, о христианском прошлом Албании. Столько внимания уделяется сегодня на Западе рассказам о бедных албанцах, что сложился стереотип: горная страна, деревушки с полуграмотным мусульманским населением, все задавлены коммунизмом, и невозможно получить приличное образование. Как ни печально, мы настолько мало знаем о Вашей стране, что, если бы нас спросили, ответ был бы таким же типичным и печальным, как мы упомянули выше.

— Да, античная Иллирия занимала большую площадь на географической карте. Позже она стала одной из римских префектур. Хотя в основном ее населяли иллирийцы, среди них жили и латиняне, и греки, и представители других народов, которые появились здесь в результате войн и развития торговли. За несколько веков до Рождества Христова южная часть современной Албании называлась Эпиром, где проживал другой народ, имевший собственную монархию. Эпироты были то союзниками иллирийцев, то их врагами. Иллирийцы в то время славились как воины, мореходы и торговцы. Иллирия имела много связей с Италией, Испанией и другими римскими префектурами, позже — европейскими странами. Дуррес был процветающим портом, и его корабли можно было встретить во всех уголках обитаемого мира. В музее Бенаки в Афинах вы можете увидеть шлем иллирийского воина времен Римской империи и убедиться, какой тонкой может быть работа по металлу. Иллирийцы были талантливым народом.

Апостол Павел упоминает Иллирик, как одно из мест, которое он посетил с проповедью (Рим. 15, 19). На пути в Рим он пересекал границы современной Албании. Есть старинное предание, что его нога ступала на землю Дурреса. Это предание передавалось из уст в уста из поколения в поколение, и поэтому Дуррес иногда называют «вторым Иерусалимом» и по-настоящему святым местом. Этот благословенный город — единственный, который остался не затронутым гражданской войной 1997−98 годов.

— Кто из учеников Христа принес христианство в Иллирию?

— Здесь был епископ Кесарий, один из семидесяти, и, после него, святой Астий. Астий претерпел мученическую смерть, будучи после пыток подвешен на дерево и обмазан медом. Пчелы и шершни зажалили его насмерть.

В византийские времена вся территория Албании была православной. Именно тогда наша страна была названа Албанией из-за снежных верхушек гор. По-албански же наша страна называется Шкипeрия, что означает «страна орлов». Не только потому, что в наших горах много орлов, но и потому, что албанцы сами — орлы, ведь им постоянно приходилось отстаивать свою землю, обычаи и культуру. Итак, во времена турецкого владычества Иллирия перестала быть самостоятельным государством и стала называться Албанией.

После турецкого вторжения люди часто переходили в Ислам, и то, что я сейчас об этом скажу, может показаться парадоксом. Я верю, что люди, насильно обращенные в другую веру, могут внутренне оставаться христианами. Думаю, что так и произошло. К тому же, я верю в то, что Господь будет судить людей соответственно их намерениям, а намерения людей в те времена были — не только спасти свою собственную жизнь, но и жизни своих детей. Возможно, они надеялись, что им недолго придется притворяться мусульманами. Не знаю, насколько это можно считать вероотступничеством. Люди говорят: «Они не приняли мученическую смерть за свою веру», но не нам осуждать их за это.

— Святые Отцы говорили, что мученичество — это дар Божий.

— Да, конечно. Но нельзя принимать все так просто. Именно поэтому я не верю, что сегодняшние албанские мусульмане — все такие уж мусульмане. Они — мусульмане с христианскими корнями. Поэтому мусульмане сегодня идут в церковь на Пасху, на Рождество Христово, на водосвятие, на праздники Божией Матери. Они берут святую воду, чтобы окропить свое жилище. Неужели так поступит любой мусульманин? Во время Великого Поста или Пасхи у них есть свои праздники, и по законам Ислама они даже не могут в эти дни переступить порог христианского храма. Но в Албании это не действует. Мусульмане приходят в христианские храмы, возжигают свечи, молятся. Многие албанские мусульмане в последнее время крестились — и это значит, что у них были сильные христианские корни. Они раскаиваются.

— Даже если христианские корни в многовековом прошлом?

— Да, как я уже говорила, если у человека происходит встреча с его прошлым, он, возможно, не захочет снова утратить его, потому что это часть его жизни, его души, частичка его самого. И таким образом люди действительно возвращаются к своим корням. Поэтому, если кто-то говорит мне, что в Албании много турок, я возражаю: «Ради Бога, как Вы можете так говорить? Если кто-то является мусульманином, это значит, что он — турок, не более, как-то, что если кто-то является православным, он — грек». Христианство пришло в Грецию так же, как в другие страны. Корни его в Святой Земле. И поэтому мне печально, когда греки говорят: «А, он православный? Стало быть, грек».

— Вероятно, греки хотят оправдаться за то, что сами были пять веков под турками.

— Да, но Православие — это великий дар Господа. Как сказал святой Павел, мы должны благодарить Бога и гордиться Им, а не тем, кто мы по рождению. Находимся ли мы в Албании, Греции или Румынии — земная жизнь одинаково преходяща.

В Албании нет «турок», но есть мусульмане с христианским сердцем — люди, которые сохранили мощи христианских святых и храмы. Бывало, им приходилось превращать церковь в склад, лишь бы не дать разрушить ее коммунистам. В некоторых местах они возжигали лампады в продолжение всего коммунистического периода. К тому же, они не дали разрушить некоторые монастыри, и мы не знаем, сколько из них поплатились жизнью, помогая монахам и монахиням спастись от коммунистов.

— Получается, что мы, христиане, многим им обязаны… Выше Вы упомянули о мощах святых. Кто были те святые, которых особо почитают в Албании?

— Разумеется, лучше всего я знаю святых моего родного города, Дурреса. Наш первый святой — священномученик епископ Астий Диррахийский (Диррах — старинное наименование Дурреса), также мы чтим преподобного Иоанна Кукузеля, выросшего и воспитанного в албанской семье. Он писал прекрасную музыку для Православной Церкви. У нас в Дурресе есть музыкальная школа, названная в его честь, она существовала даже в коммунистические времена.

Есть множество албанских святых, память о которых вытравливали десятилетиями. Теперь о них заговорили снова. Например, святая Ангелина, жена сербского деспота святого Стефана. Сербы очень почитают ее и называют своих дочерей в ее честь. Она была албанской принцессой. Также мы чтим святого Никодима Бератского и святого Георгия.

Также (по словам одного из моих друзей, знавшего это от своего прадедушки, умершего десять лет назад) в коммунистические времена были люди, тайно учившие своих детей вере. Они собирались в лесу или в разрушенных зданиях, чтобы никто не мог их услышать или донести на них. Один молодой человек часто приходил на руины монастыря святого Власия, который был разрушен до основания (сохранилось всего несколько фрагментов стен). Он был настоящим верующим и очень любил святого Власия. Как-то он сказал своим друзьям, которые не верили в Бога: «Знаете, я настолько люблю святого Власия: что бы у него ни попросил, он все исполнит». «Шутишь», — услышал он в ответ. Но он настоял на своем: «Пойдемте со мной, и вы увидите. Я подкину монету, и святой Власий удержит ее в воздухе». Конечно, они ему не поверили, но любопытство взяло верх, и они пошли с ним. Когда молодой человек подбросил монету, она зависла в воздухе, и только он один, будучи крещеным, увидел, что ее держит сам святой Власий, — остальные этого не увидели. Святой Власий сказал ему: «Послушай, дитя мое, сейчас я сделал это (и монета медленно опустилась обратно в руку), но никогда больше не проси меня о таких вещах, ибо ты искушаешь Господа и Его святых. Не следует так делать». Эта история широко известна в Албании, и очень жаль, что мне не пришлось самой поговорить со старыми верующими и расспросить их о жизни Албанской Церкви до коммунистов. У нас богатое христианское прошлое.

— И мощи священномученика Космы Этолийского тоже находятся в Албании.

— Да, он принял мученическую смерть в Албании, и был похоронен в построенном в его честь Али Пашой монастыре, ныне носящем его имя. В Албании он известен не как святой Косма Этолийский, а как Шен Козма из Колкондаса. Когда коммунисты пришли к власти, мощи были помещены в музей; в конце концов, их вернули Патриархату.

Еще вам будет интересно узнать о святом Иоанне-Владимире. Он был царем Сербии и стал мучеником в Албании в IX или X веке, мощи его хранились в небольшой деревушке недалеко от города Эльбасан, где жили мусульмане. Не помню, когда и кто разрушил храм, в котором лежали мощи, может, это были немцы во время войны, может, коммунисты, но сразу после этого кто-то из местных заметил, что по реке плывет гроб. Его открыли — а там мощи святого Иоанна. Один крестьянин укрыл гроб у себя дома, и все годы немецкой оккупации деревня находилась под защитой святого.

После войны сербы узнали, что мощи находятся в этой деревне, и решили возвратить в Сербию своего православного царя. Когда сербы пришли за мощами, гроб внезапно стал таким тяжелым, что никак не получалось даже оторвать его от земли. Сами сербы сказали: «Он не хочет уходить». Они просили его, пропели канон и молились, говоря: «Приди, пожалуйста, приди, царь сербский!» Святой Иоанн явился им и сказал: «Вы, сербы, возьмите себе три или четыре моих пальца, а все остальное оставьте здесь». Так и поступили. Святой Иоанн-Владимир остался у нас.

Жители хотели назвать свою деревню в честь святого Иоанна, но в те времена этого им позволить не могли. Тогда они сократили «святой Иоанн», и стали именовать деревню «Шийон». Там новая очень красивая церковь, и многие мусульмане крестились. Мощи теперь хранятся в кафедральном соборе Тираны, но на день святого мученика Иоанна-Владимира процессия с мо-щами идет до этой деревни.

Когда мы всей семьей приезжали в ту деревню, чтобы помолиться святому Иоанну, в храме не было ничего, кроме стен. Мощи находились на том месте, где раньше стоял алтарь. Днем они выставлялись для паломников, а ночью семья, жившая неподалеку, хранила их у себя дома. Люди приходили в эту разрушенную церковь и молились рядом с мощами.

Необходимо сказать и о культурном наследии албанцев. Наш народ в особенности хорошо поет и танцует. Послушайте какой-нибудь из наших мужских хоров, одних голосов сколько — не только теноры, басы, альты — около двадцати различных диапазонов и партий. Вы удивитесь: «Как может человеческий голос произвести такую музыку?» Албанцы также — талантливые художники, они очень способны к изучению языков, изготавливают прекрасные вещи ручной работы. Много таких вещей идет на экспорт, среди них ковры, национальные костюмы и т. д. Все это надо возрождать. А язык! Какой у нас прекрасный язык! Когда я молюсь на своем языке, каждое слово своими звуками выражает именно то, о чем я думаю: сами звуки определяют значение слова.

— Много ли в Албании людей с высшим образованием?

— При коммунистах среднее образование было обязательным, но, более того, около 80% людей в стране получили высшее образование.

— 80%? Вы хотите сказать, что Албания идет по этому показателю нога в ногу с остальной Европой?

— Да, конечно. По моему опыту (я училась в Англии), все албанские студенты, которых я знала за границей, учились безупречно. У нас были очень хорошие учителя, которые любили нас всем сердцем.

Я очень хорошо выучила французский язык благодаря одной албанской преподавательнице. Нас научили не только языку, но и живой культуре страны этого языка. Албанские художественные и музыкальные школы тоже на высоте. Знаменитый скрипач Эди Папаврами был прозван в Европе за свое мастерство «вторым Паганини»; албанец Карл фон Гега спроектировал знаменитый спиральный туннель через Альпы в Швейцарии и Австрии. «Голубая мечеть» в Константинополе тоже построена албанцем — Садефкаром Мехмети. Исмаиль Кадаре, который живет сейчас во Франции, — один из наших величайших современных писателей, как Солженицын — у русских. Правитель Египта Мохаммед Али (1769−1849) был албанцем, его род управлял страной около четырех столетий. Очень жаль, что сейчас, вследствие политико-экономических нестроений, многое просто невозможно реализовать. Конечно, жаль страну.

— Как изменило Вашу жизнь крещение?

— Полагаю, что, как и мой отец, я в каком-то роде новатор. Если проанализировать прошлое, оказывается, что каждый шаг в моей жизни — это шаг пионера. Крах коммунизма наступил как раз тогда, когда я окончила школу и стала взрослой. И я была в числе первого набора на учебу в Школу социальных работников, которая к тому времени только что открылась. Я — один из первых социальных работников Албании. В год окончания мною университета наше государство поразил кризис, это было очень трудное время. После Школы в течение одного года я работала в Церкви переводчиком: переводила детские книги, работая дома и иногда в центре для детей. По-настоящему помогло мне в моей социальной работе то, что я проходила годичную практику в психиатрической больнице (когда училась) и позднее один год проработала в приюте для сирот.

К этому времени я поняла, что возможности совершенствоваться в своей профессии для меня исчерпались. Я не знала, что делать дальше. Тогда мой духовник подарил мне икону преподобного Силуана Афонского и сказал: «Молись ему, это удивительный святой». Я так и делала, думая: «Хоть я и не знаю о нем ничего, кроме его имени, я должна просить его помочь мне в работе с детьми, помочь отыскать пути для совершенствования в профессии».

Я все еще продолжала молиться святому Силуану. Вдруг в наш приют приехала группа социальных работников и психологов, посланная в Албанию английскими благотворителями. Осмотревшись, они объявили: «Мы хотим провести профессиональную подготовку сотрудников, а начать хотели бы с социального работника. Подготовка будет длиться три месяца». Я подумала: «Вот, все и устроилось», — мысленно поблагодарив святого. И я поехала в Англию. Это неплохо — и получить профессиональную подготовку, и посмотреть Англию. Обучение проходило в Ковентри, Кенте и Оксфорде, но это не был расширенный курс, который я бы хотела пройти. Краткое знакомство с британской системой социальной работы не могло помочь мне в моем деле, дать необходимый опыт, за что я всегда так боролась.

«Ну что ж, юная леди, — сказала я себе, — вот твоя новая битва». И я начала бороться за получение дальнейшего образования. С помощью одного священника из Иоанно-Предтеченского монастыря в Эссексе, основанного о. Софронием, учеником святого Силуана Афонского, я встретилась с профессором, который устроил меня в клинику Тависток, учебный центр факультета общественного служения и психотерапии Восточного Университета в Лондоне.

Я направилась в клинику Тависток, рассказала, как я работаю в приюте и как мне необходимо обучение. Мне ответили: «Хорошо. Мы собираемся предоставить Вам такую возможность и оплатить Вашу учебу. Вы получите здесь степень магистра, но выплачивать Вам стипендию мы не сможем». Я была им очень благодарна.

Через несколько недель, по ходатайству моей подруги Эстер Хуквэй, некогда бывшей помощником секретаря молодежной организации «Синдесмос» в Албании, лондонское общество «Миссия Церкви» предложило оплатить мои расходы на проезд и питание. Надо было еще найти жилье на все это время, но главной проблемой оставалось получение визы. Я спросила у священника монастыря, как мне поступить, но он ответил, что не знает. И добавил: «Надо будет помолиться».

Чуть позже одна семья, часто бывавшая в монастыре, согласилась принять меня у себя бесплатно на все время моей учебы! «Господь, только Он мог сделать такое, никто больше», — подумала я, и следующей мыслью было: «Итак, теперь у меня есть жилье. Но как же быть с визой?» И тут появился человек, который сказал: «У меня есть знакомый юрист. Попросим у него помощи и скажем, что Вы заплатите ему часть суммы сейчас, а оставшееся — по получении стипендии». Мы пошли к юристу, и ответ был таков: «Вот, что мы с Вами сделаем — я возьму Ваш паспорт, напишу прошение о том, что Вам требуется студенческая виза. К тому времени, как вопрос этот разрешится, Вы уже закончите Ваше обучение. Все делается так медленно, что пройдет два или три года, пока Вы получите его обратно». И я знала, что положение мое весьма неопределенно.

— Забавно.

— Да, и, знаете ли, вся моя жизнь свидетельствует о том, что мои проблемы решаются только тогда, когда стоишь уже у последней черты. Блаженнейший Анастасий, Архиепископ Албанский, говорил, что наш Бог — Бог сюрпризов. Вы замечали, что, когда все двери закрыты, а затем Бог открывает одну, мы быстро оборачиваемся, чтобы Его увидеть, но Его уже нет. Это значит, что, пока двери были закрыты, он был внутри. Мы должны верить, что Он там, и не бояться.

В Лондоне мне приходилось много учиться, часто с семи утра до полуночи, потому что надо было изучить профессиональную терминологию для написания диссертации на английском языке. Клиника наша была при университете, и поэтому практика моя проходила в детском саду по соседству с клиникой. Это была хорошая возможность набраться опыта в работе с детьми. Я написала диссертацию о «сдерживании». Это волновало меня еще тогда, когда я работала в приюте. «Сдерживание (containment)» — это когда, например, мать старается сдержать детские эмоции — страх или печаль, восхищение или большую радость. Вы сдерживаете их или, по крайней мере, показываете им, что рядом находится взрослый, который поможет ему пережить иногда кажущиеся непереносимыми чувства. То же самое можно сказать и о нас, взрослых. Мы можем быть потрясены, но, когда мы чувствуем, что Господь рядом, мы приходим к состоянию внутреннего покоя. Этот процесс и называется «сдерживанием». Я получила степень магистра и благодарю Бога за каждый день работы над диссертацией.

— А чем Вы занимаетесь сейчас?

— Я живу вместе с моей семьей в Афинах — там, где родился мой отец. Мы покинули Албанию по тем же причинам, по которым ее покинули многие албанцы. Просто жить там стало сейчас очень, очень трудно. Надеюсь в будущем вернуться, чтобы помочь восстанавливать свою страну. Несколько лет, даже со своим высшим образованием, я не могла найти себе применение, потому что здесь высок уровень безработицы, но я знала, что надо искать, уповая на Бога. Теперь я работаю в рамках программы для иммигрантов и беженцев.

Знаете ли, я заметила, что в событиях моей жизни и жизни других людей есть много общего, например, многое в моем раннем духовном пробуждении произошло из-за смерти бабушки. Другой период моей жизни напоминает мне о том, как Блаженнейший Анастасий, Архиепископ Албанский, служа в Кении, углубленно изучал Ислам. Однажды он сказал, что не знал, как это может пригодиться ему в будущем, покуда Господь не призвал его к служению в Албании. То, что Бог дает нам, Он знает Сам, где это нам пригодится. Решение принимаете не вы. Пути Господни неисповедимы, и те дары, которые мы получаем от Него, не останутся без применения.

С тех пор, как я переехала в Афины, вся моя жизнь тесно связана с жизнью Церкви, а особенно с молодежной организацией «Синдесмос», чья деятельность направлена на объединение право-славной молодежи во всем мире.

— Расскажите о Ваших надеждах в отношении будущего Албании.

— Я надеюсь, что Господь будет вести албанцев по пути спасения, и народ, много веков назад бывший христианским, возвратится к своим корням. На это я надеюсь больше всего. Название праздника Пасхи означает буквально «переход». Вся наша земная жизнь и есть такой переход.

— И храмы возродятся?

— Множество храмов построено заново; если они использовались по-другому, они отремонтированы и снова освящены. Открыты сотни церквей, и это удивительное возрождение, повторюсь, наступило благодаря невероятной силе любви Архиепископа Анастасия. (Кстати, его имя переводится с греческого языка как воскресение). Я благодарю Бога за то, что Он послал нам человека с таким благочестивым образом мыслей. Сам Архиепископ Анастасий сказал, что, когда он увидел — двери закрыты, он просто решил подождать. Он не пытался «достучаться». Двери открылись, и Господь помог ему. Сейчас в Албании много священников-албанцев. При коммунистах в Албании проживало три с половиной миллиона человек. Сейчас полтора из них — в Греции, еще полмиллиона разбросано по всему свету. Многие из нас надеются возвратиться.

— Бог в помощь Вам всем.

— Спасибо, что дали мне возможность рассказать о моей стране. И всем, кто сейчас читает мои слова, я рада сказать: «Пусть Господь Иисус Христос воскреснет в Ваших сердцах!»

Перевод с английского
Опубликовано «Road to Emmaus», N 1, 2004 г.