Наука и религия академика Павлова

К 100-летию получения И.П. Павловым Нобелевской премии

Популярное в годы владычества так называемого научного атеизма противопоставление: «наука и религия» — является надуманным и ложным. Разумеется, если речь идет о подлинной вере и о настоящей науке, а не о выморочных марксистских общественных науках. И не о затемнении самонадеянного человеческого разума, «не нуждающегося в гипотезе Бога». Истинное познание природы, человека и космоса возможно лишь при условии высокой этичности ученого-исследователя и отсутствии у него гибельной гордости.

Свт. Феофан Затворник, обличая дух века, писал: «Нет ничего ядовитее и гибельнее для духа христианской жизни, как эта научность и исключительная о ней забота». Верно, что простецу, «нищему духом», легче прийти к Богу: Господь умудряет и «препростых» и открывает им тайны, неизвестные премудрым. Но если ученый человек смиренно поверг к ногам Христа свои знания, свой ум и свою волю, то Бог сообщает ему ум Христов, сторицей возвращая ученому в очищенном от всякого зла виде его научные знания.

Таким обладателем одновременно духовной и мирской мудрости был великий русский ученый Иван Петрович Павлов (1849−1936), проживший необыкновенно долгую и плодотворную жизнь во славу русской науки.

Он с младенческих лет был воспитан в православном духе. Наверное, все помнят советский сериал о жизни И.П. Павлова, и особенно эпизод, связанный с пребыванием маленького Вани в монастыре, когда престарелый монах учит ребенка сажать капусту корешками вверх, а будущий ученый-естественник недоумевает: «Батюшка, что же из этого вырастет?» — «Вырастет послушание, сын мой», — отвечает мудрый инок. Рязанец родом, Павлов окончил в 1864 году местное Духовное училище, а затем — Рязанскую Духовную семинарию. А дальше советские биографы академика начинают лукавить: Павлов-де увлекся нигилистическими идеями разночинцев — «шестидесятников» и порвал с религией. На самом деле Павлов никогда не опускался до базаровского вульгарного материализма.

Его натура жаждала знаний, и он в 1870 году поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. Затем защитил докторскую диссертацию «О центробежных нервах сердца». Для совершенствования знаний был командирован за казенный счет в заграничные Бреслау и Лейпциг, к ведущим немецким ученым. Затем заведовал физиологической лабораторией при Институте экспериментальной медицины. Российская Академия Наук удостаивает Павлова звания члена-корреспондента в 1901 году; а с 1907 года он становится академиком. В 1904 году научные заслуги русского физиолога были признаны всем миром: Павлов удостоен Нобелевской премии за многолетние исследования механизмов пищеварения; он стал первым русским лауреатом.

При советской власти Павлов вплоть до своей кончины руководил Институтом физиологии АН СССР. Казалось бы: учение об условных рефлексах, исследование высшей нервной деятельности — темы сугубо материалистические… Как согласуются знаменитые опыты на собаках и неизменная религиозность академика, Нобелевского лауреата? Советские биографы так и пишут: «Основная заслуга Павлова в том, что приступая к изучению высшей нервной деятельности, он остался в роли последовательного и сознательного „чистого“ физиолога, т. е. материалиста, для которого душа и тело не составляют две раздельные сущности» (БСЭ. Т. 19). Но у человека, пока он жив на сем свете, душа и тело должны быть едины! (По этому поводу вспоминается спор Сталина с епископом Лукой Войно-Ясенецким, тоже видным физиологом, автором «Очерков гнойной хирургии». Сталин спросил: «Вот вы много раз оперировали людей и вскрывали трупы, разве вы хоть раз видели душу?» Владыка ответил вопросом на вопрос: «А вы, Иосиф Виссарионович, верите в существование совести?» — «Конечно, совесть есть», — сказал «отец народов». — «Так вот я, оперируя, ни разу не видел и такого органа, как совесть», — сказал святой.)

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) посвятил памяти акад. Павлова статью, в которой справедливо указывал: «Как всякий истинный ученый, он, конечно, разделял области естествознания и — веры в Бога. Естественные науки, с их эмпирическим опытом, — одна законная область, научная. А опыт познания высших ценностей духа и нравственных истин — это другая, такая же законная область, религиозная, не могущая противоречить первой… Но бывает, что в эмпирической области исследований у больших ученых открываются глаза и интуиция на мир нравственных, духовных ценностей. И такой выход из эмпирии в область духа и свободы мы видим у Павлова.

Он интересно пишет о целевых рефлексах, доказывающих существование в мире некоей общей и последней цели, которую „материя“ не могла, конечно, сама вложить в себя».

Вот слова академика И.П. Павлова из его книги («Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности поведения животных». Госиздат, 1923): «Рефлекс цели имеет огромное жизненное значение. Он есть основная форма жизненной энергии каждого из нас. Жизнь только для того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели, или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой. Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели. Тут ясное подтверждение, даже физиологией, религиозного учения о конечной цели, вложенной в творение…» Читаем далее: «…коллекционировать можно все, пустяки, как и все важное и великое в жизни: удобства жизни (практики), хорошие законы (государственные люди), добродетели (высокие люди) и т. д.» Комментируя эти слова, владыка Иоанн (Шаховской) замечает: «Практиков, т. е. людей, видящих в мире только одну внешнюю, утилитарную сторону жизни, он не называет „высокими“ людьми. „Высокими“ людьми Павлов называет тех, кто главной целью своей жизни (и конечно, всего человечества) ставит добродетели, то есть нравственные, духовные ценности, задачи и свершения… Где же, спрашивается, тут „материализм“ академика Павлова?».

А «рефлекс свободы», заложенный, по мнению великого русского ученого, в самой природе человека? «Истина сделает вас свободными», — сказано в Евангелии. Все эти идеи мало вязались с практикой и теорией советской деспотии, с провозглашенным государственным безбожием и гонениями на верующих.

Русская эмиграция сохранила множество свидетельств о противостоянии великого ученого богоборческой политике большевицких властей. По рассказам очевидцев, академик Павлов являлся на советские официальные приемы с полным «иконостасом» царских наград и орденов, а в праздничные дни церковного календаря на дверях лаборатории красовалась записка «Закрыто, по случаю праздника Святой Пасхи». В воспоминаниях Романа Гуля приведен рассказ советского писателя Федина о мятежном академике, «который „единственный во всем Союзе“ открыто не признавал советскую власть и не стеснялся об этом говорить с кафедры»:

«Когда в Военно-медицинской академии началась „чистка студентов“ и одним из пунктов „чистки“ было „происхождение“, то Павлов с кафедры сказал: „Если считается, что в этом учебном заведении не могут обучаться лица духовного происхождения, то, вероятно, тем более не могут обучать лица такого же происхождения. Во всяком случае, я считаю для себя, как человека происходящего из духовного звания, преподавать в Военно-медицинской академии неуместным“. И преподавание прекратил. К нему — депутации, делегации. Но старик остался непреклонен.

Другой случай — по рассказу Федина — с Госиздатом. Госиздат давно хотел издать труды Павлова. Но старик долго не соглашался. Наконец — согласился. Среди фотографий (для помещения в книге) Павлов дал свою фотографию с отцом священником, в рясе и с наперсным крестом на груди. В Госиздате впали в панику, вопрос дошел до „верхов“, то есть до Сталина. И верхи сказали: поместить. Но Павлов этим не ограничился, он посвятил свои труды своему сыну, а сын Павлова убит в Белой армии. И это посвящение дошло до „верхов“. Но верхи и тут сказали: Поместить».

Многие образованнейшие люди своего времени, прославившие Россию научными трудами и открытиями, от Ломоносова до Менделеева, были глубоко верующими. Вот и академик Павлов запомнился ленинградцам не только как ученый с мировым именем, но и как ктитор церкви Входа Господня в Иерусалим (Знаменской).

Когда пассажир, прибывший в Петербург, выходил из Николаевского (ныне — Московский) вокзала на Знаменскую площадь, перед ним вырастала белая церковь на высоком гранитном цоколе, купол которой как бы парил над Невским, открывая прямую перспективу до самого Адмиралтейства. В церкви на возвышении, в старинном серебряном окладе, стояла чтимая икона Знамение, исполненная в 1175 году в Новгороде греком Христофором Семеновым. От нее церковь и получила свое название в народе — Знаменская.

Авторитет академика Павлова оберегал Знаменскую церковь в богоборческое безумное время. После его кончины храм был закрыт, а в 1941 году, за неделю до начала Великой Отечественной войны, взорван. Сейчас на месте, где стояла Знаменская церковь, находится станция метро «Площадь Восстания» — стиль ее оформления грубо подражает уничтоженной святыне.

По некоторым сведениям, Павлов опекал и защищал от безбожной власти и церковь святых апостолов Петра и Павла в Колтушах — она также была закрыта, когда не стало ее высокопоставленного защитника (взорвана в 1964 году).

Воистину, Бог призывает нас не просто к вере, а к сознательной вере, которая не боится никаких сомнений и искушений падшего разума человеческого. Климент Александрийский писал: «Принимать истинное учение и отвергать ложное может вера не простая, а только соединенная с изучением наук» (Строматы). Высокий дар такой веры был дан академику И.П. Павлову.

Литература:
Большая советская энциклопедия. Т. 19. Ст. «Павлов И.П.»
Архиеп. Иоанн Сан-Францисский. Избранное. Петрозаводск, 1992. Ст. «Рефлексология Павлова». С. 473−474.
Гуль Р.Б. «Я унес Россию». // Апология эмиграции. В 3-х т. М., 2001. Т. 1. С. 312−313.

N 10−11 2004 г.