 |
| Вера-Эском | М. Выгин | 29.11.2004 |
Встречу мы назначили на одной из станций питерского метро, но забыли договориться об условном знаке — о газете в руке или еще о чем-то приметном. И я волновался: как узнать ее в этом людском вавилоне? Нескончаемый поток сходил с экскалатора, и вдруг в толпе мелькнул платок, дешевенький плащ. Не знаю почему, сразу начал пробиваться навстречу.
— Людмила Леонидовна?
— Да, это я.
Людмила Леонидовна Никитина — старейший православный режиссер в Петербурге, да, пожалуй, и в стране. Ее студия «Наследие» возникла во время оно, когда православных кино-видеостудий в СССР в помине не было. Впоследствии она долго ничего не снимала, два последних года тяжело болела, и вдруг весть: готов трехчасовой фильм «Родник» про владыку Иоанна (Снычева), да еще с кадрами, которых прежде никто не видел. Болезнь не отпускает пожилую женщину, но все же нашла она возможность выйти из дома, несмотря на непогоду. На улице шел мелкий зябкий дождь, и люди, покинув сухое чрево метро, припускали бегом к трамвайным остановкам. Надо было и нам куда-то деваться, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Зашли в ближайшее кафе. Рок-н-ролл на всю катушку, грохот бильярдных шаров, хохот подвыпивших юнцов… Самое подходящее место, чтобы предаться воспоминаниям о России начала 90-х. Взяв по стакану сока и уговорив барменшу приглушить музыку, усаживаемся за столик.
— Пир во время чумы, — киваю на бедлам.
— 15 лет страна веселится, непонятно отчего, — согласилась собеседница. — Ну, о чем бы вы хотели спросить?
— В вашем новом фильме о митрополите Иоанне есть кадры, которые прежде никто, кроме вас, не видел. Почему?
— По разным причинам. 
Вот, скажем, история одной пленки, которая была снята в 91-м году, почти сразу, как владыка Иоанн пришел к нам в Ленинград на кафедру. Дело было перед Великим постом, накануне церковного Собора, и у владыки были разные настроения по этому поводу. Вдруг он позвонил и сказал: «Люся, давай запишем». Я даже не поняла, ЧТО запишем. Ситуация в стране была непростая, ожидалось, что Собор примет важные решения, и митрополит Иоанн предполагал, что по-всякому может повернуться — вплоть до того, что его отправят на покой… У меня тогда имелась маленькая камера «Super VHS» первой модели, оставшаяся от бывшей православной студии, я приехала. В два часа записи владыка постарался вместить свое видение православия. Говорил о назначении православия для России, об отношении мирян к священству, о том, возродится ли Святая Русь. И многое другое. Когда спросила, что делать с записью, он ответил: «Господь подскажет. Потом. После меня». Я тогда очень расстроилась, испугалась так — по-мирскому.
Владыка еще несколько лет был с нами, и материал лежал. Был такой момент, уже после его смерти, когда этот материал пришлось прятать. Вокруг имени митрополита Иоанна возник нездоровый ажиотаж, многие по-своему, по-человечески хотели прославить его, стараясь при этом использовать славу в достижении своих целей. Но время прошло, страсти утихли. Если бы не двухгодичная болезнь, наверное, я бы раньше сделала фильм. Впрочем, как профессиональный режиссер фильмом эту работу я не стала бы называть. Это скорее летопись. Первое название так и звучало: «Хроники владыки Иоанна». По-простому.
— Записей у вас много сохранилось?
— Много. Поскольку владыка сниматься не любил и почти не допускал к себе телевизионщиков, то практически снимала я одна. Это, конечно, не моя заслуга, просто так совпало.
Еще по благословению митрополита Алексия, который был у нас на кафедре до патриаршества, в Ленинграде на базе «Леннаучфильма» была создана первая в стране православная кино-видеостудия «Наследие». Студия имела несколько съемочных групп, а я была художественным руководителем. Ребята успели снять по два-три фильма. Я же делала большой фильм «История России», который закончить так и не смогла, чуть-чуть не хватило средств. Бобины с отснятыми пленками сейчас лежат в подвале одного предпринимателя, который милостиво согласился их сохранить. На них есть проповеди отца Иоанна (Крестьянкина), другие уникальные кадры. Просуществовала студия недолго, потому что в Советском Союзе еще не было закона об авторских правах и мы не могли продавать свою продукцию. Но все равно с любовью вспоминаю те тяжелые годы, когда продукты выдавали по карточкам и денег не платили. Мы не чувствовали себя выброшенными, наоборот, был такой подъем… Параллельно с «Историей России» я снимала хронику церковной жизни: открытие Иоанновского монастыря, Валаамского монастыря, его подворья в Петербурге… Телевидение ничего этого не снимало, и я благодарна Богу, что удалось все это оставить для истории. А в епархии ко мне относились как к своему, церковному, хроникеру.
И вот, когда Святейший Патриарх Алексий покидал Ленинградскую кафедру, он как бы передал меня новому архиерею. В августе, уже после путча, вдруг у меня дома раздается телефонный звонок и незнакомый голос говорит: «Матушка Людмила, здравствуйте». Я удивилась, не понимаю, кто говорит. Голос протяжно так тянет: «Это-о владыка». Это был новый митрополит, батюшка Иоанн. Стала тогда с ним сотрудничать. На питерском телевидении вышли первые православные передачи — о Рождестве, о Крещении, делали вместе с владыкой. Потом мы пытались снять передачу «Святая Русь, храни себя, храни». Митрополит Иоанн предварял ее своим выступлением. Он благословил все темы и просил сделать такой бессловесный образ, заставку к передаче: по полю, заросшему сурепкой, по узкой, очень извилистой тропинке идет бабуля с палочкой, в белом платочке.
— Так владыка Иоанн представлял Россию?
— Да, в образе уходящей вдаль русской бабушки. Тогда еще не было такого чувства утраты — это сейчас оно острое и пронзительное. А тогда был общий подъем, казалось, вот сейчас-то начнем жить, зазвонят колокола, свобода, собственность, достоинство… А достоинства оказалось немного. И сейчас видно, что эта матушка на тропинке — состарившаяся, уходящая Русь. Уже тогда владыка Иоанн ее видел.
— Кроме той записи 91-го года, что еще вошло в фильм?
— Проповедь митрополита Иоанна в Исаакаиевском соборе, тоже уникальные кадры. Эпизоды второго обретения мощей преподобного Серафима Саровского. Первый молебен владыки в Троицком соборе Александро-Невской лавры. И небольшой эпизод, связанный с его последними часами жизни. Этот эпизод пришел совершенно случайно, когда фильм был уже готов. Я знала, что в гостинице «Северная корона», где владыка умер, была видеокамера и там снимали.
— Камера наружного наблюдения?
— Нет, оператор снимал. Это же было 5-летие банка «Санкт-Петербург». С этим банком были какие-то криминальные разборки, но Собчак взял его под свою опеку — и вот юбилей, значимое для мэра событие. Пригласили знаменитых людей города, артиста Кирилла Лаврова, других, и владыку в том числе, в фешенебельную гостиницу на банкет. Она стоит на Карповке, рядом с Иоанновым монастырем. Это место я хорошо знаю, поскольку в детстве жила на Карповке, помню, прежде там были бани, на их месте банк «Санкт-Петербург» и построил свою гостиницу. По случаю торжеств банк организовал съемку, причем оператор начал снимать сразу, когда еще только гости собирались. И в кадр попал владыка, приехавший, как рассказывают, чтобы встретиться с Собчаком. Он сидел, ждал приезда Собчака и… все, что случилось, пленка зафиксировала.
— То есть момент смерти? И вы решили это обнародовать?
— Когда я первый раз услышала, что существует такая запись, я тоже была возмущена. Но сейчас сознаю, что эти кадры оставлены нам не для любопытства, а для чего-то еще. Все, кто уже видел эти кадры, остались благодарны. Господь не дал снять саму смерть, там нет натурализма. Просто есть последние минуты жизни святителя. Это очень важно, я считаю. Потому что владыка духом с нами, и никто не знает вообще, что эти кадры в будущем нам откроют. Это всего минуты две: как он входит со своим водителем, проходит, садится… Раз нам дается эта информация, надо ее принимать.
— А как вам удалось получить эту пленку?
— Запись попала в руки священника, который почил через полгода после этого. Даже меньше — через четыре месяца. И кассета лежала в неразобранных его вещах. Об этом узнал сотрудник вашей газеты Игорь Вязовский. Без него, кстати, фильм вообще мог не состояться — он взял на себя техническую сторону, на его компьютере производился монтаж.
Фильм сделан по благословению ушедшего от нас владыки, спустя много лет. Далось это тяжело, два года я сильно болела и боялась, что не успею его закончить. Потом, когда лучше себя почувствовала, столкнулась с тем, что все стало дорого. Удалось занять денег, и мы еще будем расплачиваться — отдавать-то надо. Много денег ушло на реставрацию пленок, они ведь тоже старятся.
Очень поддержала меня бывшая келейница владыки — Анна Степановна Иванова. Постоянно справлялась о моем здоровье, а когда лекарств не на что было купить, даже денег дала… Не хочется говорить высокопарные слова, но владыкина любовь — она реально присутствует. Понять эту любовь многим очень трудно. Еще при жизни владыки так было: видели, что он своей любовью окружает человека, на их взгляд, недостойного, и возмущались: а почему, а за что?
— Вы имеете в виду демократа Собчака?
— Не только. Собчак все-таки был верующим человеком и много сделал для церкви. А владыка Иоанн любил всех, даже людей, далеких от церковности, заблуждающихся. И когда он ушел от нас, все эти люди стали спорить, кто был ближе к митрополиту. Стали сравнивать. А ведь в духовном мире вообще нельзя сравнивать, скажем, одного батюшку с другим или митрополитов между собой. Это дело бессмысленное и, думаю, греховное.
— Сравнивать, может, и нельзя. Но я помню, что еще при жизни среди архиереев нашей Церкви владыка Иоанн выделялся — его слова ждали…
— Не только ждали, но и требовали. И не подозревали, как ему трудно. Он ведь не только духовные тяготы времени своего носил, отмаливал, но и страдал просто физически. Ноги постоянно кровоточили, вместо обычной обуви ему тапочки сшили с завязками. Я помню, когда он первый раз в Никольском соборе служил, была удивлена этой его обувью. Владыка не раз принимал меня у себя дома, и я видела, как ему тяжело, страдал от диабета… Но это не предмет для разговора — владыка никогда не давал понять, как ему плохо. И Господь ему помогал. И верные люди. За ним нежно и ласково ухаживала врач Валечка, она почила под Саратовом через год после смерти митрополита, постригшись в монастыре.
Что бы мне хотелось сказать обязательно: защитить владыку Иоанна никто не сможет, кроме него самого и Господа Бога.
— А его нужно защищать?
— Нужно. Потому что и лжепатриоты, и младосвяты, и вдруг обнаружившиеся друзья-демократы представляют его «своим», отбирая у Матери-Церкви. Хотят своей власти, славы, денег. Что скрывать-то… Конечно, надо быть терпеливыми, ждать, когда эти люди воцерковятся. Но не все можно терпеть… Некоторые печатные издания позволяют себе подписывать свои опусы именем владыки, якобы это он написал. Или вот: вдруг начали имя владыки Иоанна связывать с вопросом о канонизации Григория Распутина и Иоанна Грозного. На видеокассетах якобы есть свидетельства его поддержки. Думаю, никого они не смогут обмануть. Пришло время, когда люди своим духом уже могут чувствовать, где тут правда, а где ложь.
Сам владыка был кроток, имел необыкновенное смирение, но в некоторых вопросах был непримирим. Я помню, как он боролся с сектантством, в частности, с некоторыми представителями казачества, которые превратили православие в какой-то фольклор. Помню, как он относился к политике и тому, что творилось в нашей стране, — был прост в своих оценках, говорил только о главном, не вдаваясь в частности, и был очень спокоен. Потому что предвидел, что нас ждет в будущем. Все им сказанное исполнилось. Помню его во время путча — он не звал на баррикады, а просто молился за Россию.
А другие, псевдопатриоты, тогда «боролись за Родину» — и напоролись. Помните октябрь 93-го, ту провокацию, после которой патриотизм совсем дискредитировали? Нужно было любить родину, а не себя в ней. Как любил владыка Иоанн.
Сейчас борются за его имя — хотят посмертно перетянуть владыку в свой лагерь. А он любил всех. Даже тех, кто его порочил. Хорошо помню одну ситуацию, малоприятную. В таких ситуациях я частенько оказываюсь, наверное, из-за своего характера. Однажды навели на меня напраслину пред лицом владыки. Была такая ревность не по уму, видели, что мне доводилось бывать с ним накоротке, и решили оттеснить. Владыка понял это сразу. Я не появлялась какое-то время. Он позвонил, я пришла, и владыка говорит: «Свидетельствовать надо, но не обличать. Будь спокойна, не надо плакать, не надо нервничать. Помолись, правда всегда выйдет наружу».
В своих наставлениях митрополит Иоанн был мягок и как бы ненавязчив. Даже намека не было, что я должна выполнять какое-то духовное послушание. Он просто объяснял, что было мне непонятно, книгу «Крестный путь Креста Господня» с пометками своими подарил… И к нему необыкновенно тянуло. В фильм я вставила его проповедь в Исаакиевском соборе на Рождество. Даже не знаю, как назвать это… В проповеди очень простым и ясным языком он выразил все, что можно назвать православным. Он все это объял разговором о любви к Богу. Почти евангельская простота. И такая была благодать…
— Наверное, был промысл в том, что именно на переломе, когда повсюду русское отвергалось и возвеличивалось западное, в интеллигентский «западный» Петербург пришел такой простой, русский, внешне как бы даже деревенский архиерей…
— Отец Василий Ермаков по этому поводу конкретно сказал: здесь, в Петербурге, нужны были молитвенники. Отец Василий, кстати, предваряет своим словом каждую из трех частей фильма. Они с владыкой вместе учились в духовной академии, были близки духом.
К сожалению, в фильм не вошла хроника о том, как приезжал сюда Константинопольский Патриарх Варфоломей. Просматривая заново хронику его визита, я была потрясена. Мы ведь были в эйфории: впервые за 400 лет в Россию приехал Вселенский Патриарх! И не предполагали, что через год будут разорваны отношения с Константинопольским Патриархатом. А владыка Иоанн уже тогда, говоря приветственное слово, очень точно и мудро сказал о наших отношениях с этой Церковью.
— А что конкретно?
— Вы сможете увидеть это в будушем фильме, который я надеюсь снять к 10-летию кончины владыки, в 2005 году. Туда войдет еще ряд уникальных записей, если найдутся деньги на их восстановление. Есть три значимых эпизода, которые я очень хотела включить уже в этот фильм, но не хватило средств для перевода изображения с кинопленки на видео, это очень дорого стоит.
— Кассеты с фильмом «Родник» большим тиражом выпустили?
— Всего тысячу наборов по три кассеты. Обошлось это в 64 тысячи рублей. Допечатать можно, если найдутся спонсоры. Своих средств у нас, конечно, нет. Все помощники работали бесплатно. Сама я давно безработная. Недавно обратилась на питерское телевидение, сделала заявку на ежемесячный телеальманах «Кому на Руси жить хорошо» — хотела ездить по Северо-Западу и показывать жизнь русских людей. Без чернухи, без жареной информации, с любовью. Отказали, мол, «не в русле» пятого канала.
Что еще хочу сказать о фильме… Владыка так прост и в этой простоте так велик, что один из записных «православных», кому я показала фильм, пришел в бешенство. Набравшийся из книг высоких богословских идей, борющийся «за чистоту Церкви», он сказал буквально следующее: «Это никому не нужно. Он в фильме слишком прост. И, вообще, он почил давно, и его все забыли». Так его крутило… А на премьере я видела, как люди смотрели, — они крестились во время сеанса. Фильм очень интимный, это — общение с владыкой. Человеку, у которого много неясностей в жизни, каких-то возмущений, нужно посмотреть эту кассету — одному, спокойно.
Посмотрите на фотографию владыки в юности — на этого мальчика с вьющимися волосами, когда он учился в питерской академии, и сравните его глаза с теми, какие были уже в старости. Они те же самые. Сохранить до конца дней то, что Господь даровал душе, пришедшей в мир, — это подвиг для всех, будь то митрополит или машинист метро. Я никогда не замечала возраста митрополита Иоанна. Как и у отца Василия Ермакова. Такое бывает у людей… Это такие родники жизни, которые и по уходу питают нас. И понимаешь, что жизнь у Бога есть… Никто оттуда не возвращался, как говорит отец Василий, но ясно одно: этот мир есть. И то, что владыка жив до сих пор, ведь это чувствуется. Град Петра еще стоит, хотя что только не творится здесь! Вера еще остается — благодаря молитвам владыки Иоанна. А как перестанем верить, то, как в Писании, город сразу пойдет на дно, утонет.
— 2 ноября, в день памяти, пойдете на кладбище?
— Владыка не завещал кому-либо приходить на свою могилу. Как и Серафим Саровский, который наказывал посещать его только чадам своим, дивеевским сестрам. Но, конечно, я пойду. Не для съемок, не для участия в мероприятиях, а просто…
* * *
Барменша врубила музыку на полную и подошла к нашему столику, помахивая меню. Действительно, пора и честь знать — два стакана сока целый час цедили.
На улице все так же накрапывал дождь, город казался серым и неухоженным. Что изменилось здесь за девять лет? Несмотря на разруху и фантасмагорические пляски мелких бесов на останках страны, при владыке Иоанне еще верилось, что Святая Русь сохранится. Хотя бы маленьким островком. Залогом этого был голос совести — голос неубоявшегося, честного, не примиримого со злом архиерея нашей Церкви. А сейчас? Русский народ все так же вымирает — уже в условиях «стабильности» и «удвоения ВПП». Нельзя сказать, что наша Церковь молчит, напротив, на самом высоком уровне вступается за народ. Ее голос иногда даже по государственному телевидению транслируют. Но до сердца людей уже не доходит. То, что раньше переживалось как катастрофа, теперь стало «неблагоприятной для России статистической тенденцией».
Выйдя из кафе, мы простились. Я оглянулся вслед собеседнице, вспомнив образ «уходящей Руси» — бабушки в платочке на сурепковом поле. Людмила Леонидовна, зябко кутаясь в плащ, осторожно обходила лужу на асфальте, сберегая поношенные туфли. Выбравшись на сухое место, торопливо зашагала — поскорее спрятаться дома от непогоды.
N 477, ноябрь 2004 г.
