 |
| АиФ Долгожитель | Александр Пронин | 23.09.2004 |
В СОВЕТСКИЕ годы имя святого праведного Иоанна Кронштадтского сделали жупелом крайней реакции и черносотенства. Это произошло потому, что отец Иоанн в своих проповедях, на которые стекались в Кронштадт тысячи людей со всей России, подчеркивал неразрывную связь православного мировоззрения и национально-государственного патриотизма, революцию же 1905 года воспринял как тяжелейшую катастрофу. Претендовавшие на роль властителей дум либеральные интеллигенты увидели в нем политического противника, приклеили ярлыки мракобеса и шарлатана… В годы красного террора найденные в жилищах портреты кронштадтского подвижника (напечатанные в типографии, но почитавшиеся многими верующими наравне с иконами, недаром помещали их в киотах, рядом с ликами Спасителя и Богородицы) становились порой основанием для обвинения человека в «контрреволюции"…
Поместный собор Русской православной церкви причислил его к лику святых уже в горбачевское время, в 1990 году. 20 декабря (2 января) празднуется память этого чудотворца, мощи которого ныне почивают в Свято-Иоанновском женском монастыре в Санкт-Петербурге, им же и основанном.
ЧТОБЫ понять, чем стал для русского народа отец Иоанн, надо сначала представить себе город, в котором прошло все его пастырское служение, — Кронштадт. Мало того что это был типичный город-порт, со всеми присущими ему мерзкими пороками — воровством, пьянством, проституцией, он служил еще и местом административной высылки из Санкт-Петербурга опустившихся на дно жизни людей — бродяг, бесприютных пьянчужек и т. д. Их изгоняли сюда по несколько тысяч человек ежегодно. Ютились они в жалких лачугах, а порой и в землянках на окраинах, в жуткой тесноте и нестихающей обиде на ближнего, на весь мир. «Темнота, грязь, грех, — характеризует обстановку их обиталищ современник. — Здесь даже семилетний становится развратником и грабителем».
И вот в этих вертепах священник Андреевского собора отец Иоанн ведет свои проповеднические беседы, помогает людям и Словом Божиим, и делами. Ежедневно, отслужив многочасовую Божественную литургию, он приходит в эти землянки и подвалы, беседует с их обитателями, утешая и обнадеживая, ухаживая за больными, одаривая деньгами. Он сам ходит в продуктовую лавку и аптеку, принося несчастным еду и лекарства, купленные из своего скудного жалованья, приводит к ним докторов, подыскивает им посильную работу. Он настолько щедр, что, бывает, возвращается домой не только без копейки в кармане, но и без верхней одежды, даже без сапог, которые без малейшего сожаления отдает нуждающимся.
Кронштадтские босяки, эти «отбросы общества», как презрительно именует их «чистая» публика, первыми открывают подлинную святость отца Иоанна. А он через свою бескорыстную помощь, сострадание и утешающее слово, через молитву о даровании им милости Господа проникает в души этих людей, казалось бы, потерявших окончательно человеческий облик, и помогает им найти силы изменить свою жизнь…
«Нельзя смешивать человека — этот образ Божий — со злом, которое в нем, — говорит отец Иоанн. — Потому что образ Божий в нем все-таки сохраняется… Нужно любить всякого человека и в грехе его, и в позоре его».
НА ЗАКАТЕ своих дней один кронштадтский житель, в прошлом мастеровой, рассказывал, как много лет назад отец Иоанн исцелил его, крепко пившего молодца 22 годов, от греха пьянства. «У меня была семья, двое ребятишек, — вспоминал этот человек. — Я работал и пьянствовал. Семья голодала… Прихожу раз не очень пьяный. Вижу, какой-то молодой батюшка сидит, сынишку на руках держит и что-то ему говорит ласково. Ребенок серьезно слушает… Я было ругаться хотел: вот, мол, шляются. Да глаза батюшки, ласковые и серьезные, меня остановили: стыдно стало… Начал батюшка говорить. Говорил, что у меня в каморке рай, потому что где дети, там всегда тепло и хорошо, и не нужно этот рай менять на чад кабацкий…»
До отца Иоанна не знали в Кронштадте таких священников. Многие не верили поначалу в его искренность, насмехались над ним. Когда молва о его доброте разошлась по всему городу, за Иоанном толпами стали ходить нищие, что возмущало епархиальное начальство. Одно время оно даже запретило выдавать ему на руки жалованье, потому что он все раздавал, обрекая на нищету собственную семью. Ему говорили, что его полагают юродивым, он без тени обиды отвечал: «Ну что же, пусть юродивый».
Откуда же взялся в городе-спутнике меркантильного Петербурга этот подвижник заботы об обездоленных?
РОДИЛСЯ Иоанн в селе Сура Пинежского уезда Архангельской губернии в октябре 1829 года, в семье бедного дьячка-псаломщика местной церкви Ильи Михайловича Сергиева, почти все известные предки которого по отцовской линии тоже были сельскими священнослужителями.
В час рождения был он настолько слаб, что родители поспешили окрестить дитя в ту же ночь, опасаясь, что не доживет оно до утра. Нарекли Иваном (на церковном языке — Иоанном). Не отличавшийся крепким здоровьем отец умер рано, в 48 лет, а мать, Феодора Власьевна, прожила долгую жизнь и дни свои окончила монахиней. Семья их многие годы испытывала большую нужду, и, видно, поэтому горе бедняков впоследствии встречало у отца Иоанна такой сердечный отклик.
Частые болезни преследовали мальчика. «Рос я болезненным, слабым, — вспоминал он на восьмом десятке лет. — Оспа едва не свела меня в могилу… Господь сохранил мне жизнь, я оправился и стал возрастать». С самого юного возраста под влиянием родителей (особенно матери, находившейся постоянно с ним) приобщился отрок к постоянной молитве, приучился уповать на милость Божию и страстно просить Вседержителя и об исцелении от хворей, и о помощи в учении.
Когда, уже будучи известным проповедником, отец Иоанн тяжело занемог во время Великого поста и доктора настаивали на том, чтобы он включил в свой рацион мясную и молочную пищу, иначе организм не справится с болезнью и смертельный исход неминуем, священник ответил: «Пост нарушу только с благословения матери». Феодора Власьевна как ни любила сына, но ответила: «Скоромной пищи вкушать Великим постом не разрешаю ни в коем случае». Ее волю он донес до врачей, спокойно заметив при этом: «Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери?» И, к немалому удивлению докторов, вскоре выздоровел!
Свои успехи в духовном образовании (сначала в Архангельском церковном училище, затем в Петербургской духовной академии, оконченной на казенный счет в 1855 году) Иоанн Сергиев всецело связывал с благостью Бога, который, как он писал в дневнике, только и дал ему разум («вдруг спала точно пелена с моего ума»).
Однажды во время учебы в Петербурге, вернувшись домой с уединенной прогулки по академическому саду, Сергиев заснул и во сне увидел себя священником, служащим в некоем огромном храме. Посетив вскоре Андреевский собор в Кронштадте, он по деталям внутреннего убранства убедился, что это величественное сооружение и было ему явлено в сонном видении!
Сон сбылся. После защиты кандидатской диссертации ему предложили место ключаря в этом храме, где и прослужил он (до 1894 года простым священником, а затем настоятелем) пятьдесят три года — вплоть до своей кончины в 1908 году.
ЛЮБОВЬ и доверие паствы пришли к нему за очень короткое время. Каждый воскресный и праздничный день отец Иоанн произносил в соборе проповеди, на которые стали приезжать издалека. Последние 35 лет своей жизни он служил литургии ежедневно (за исключением лишь поездок по России). «Такого пламенного служения я не видел ни раньше, ни после, — замечал один из его современников. — Он был действительно как Серафим, предстоящий Богу». На его службы в Андреевский собор собиралось до шести тысяч человек, в иные дни он причащал до 3 тысяч верующих!
Это происходило в годы, когда Русская церковь, как и все общество, переживало тяжелый духовный кризис. Даже обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев в докладе императору Александру III с горечью констатировал недопустимо низкий уровень развития и культуры большинства священнослужителей, в силу которого «народ в храмах тупо стоит… ничего не понимая, под козлогласование дьячка».
На этом печальном фоне яркая личность отца Иоанна вызывала всероссийский интерес. Смущаясь своей мирской славы, он решил все же обратить ее на благое дело. В 1872 году газета «Кронштадтский вестник» опубликовала два его воззвания — сначала к жителям города, а затем ко всем россиянам — с призывами о помощи беднякам. Священник предлагал всем слоям образованного общества — духовному, военному, чиновничьему, торговому, мещанскому — «образовать из себя попечительство или братство» и «соединенными силами заботиться о приискании для нищих общего жилья, рабочего дома и ремесленного училища». «Подкрепим их нравственно и материально, — взывал отец Иоанн. — Не откажемся от солидарности с ними как с людьми и нашими братьями и докажем, что человеколюбие еще живо в нас и эгоизм нас еще не погубил».
Так в 1874 году возникло в Кронштадте «Попечительство святого апостола Андрея Первозванного», в которое вступили многие горожане, желавшие принять посильное участие в благотворительной деятельности. 12 октября 1882 года открылся четырехэтажный Дом трудолюбия, а при нем церковь во имя святого благоверного великого князя Александра Невского, построенные на пожертвования попечителей. Основу этого заведения составляли пеньковые, картузные и другие мастерские, дававшие работу одновременно не менее 7 тысячам человек. Входила в Дом и целая система трудовых школ, в которых подростки и взрослые могли бесплатно обучаться дающему заработок ремеслу; народная читальня и детская библиотека; зоологическая коллекция; просветительское общество и даже зал для занятий гимнастикой… Были при нем созданы сиротский приют, а также дневное убежище для малолетних, загородная летняя дача, куда вывозили на отдых детей бедняков, бесплатная лечебница и народная столовая, в которой кормили сытно и вкусно за плату почти символическую…
Тысячи рублей добровольных пожертвований поступали ежедневно на имя создателя Андреевского братства. И ни копейки этих пожертвований он не употребил на личные цели; достаточно сказать, что как начал свое пастырское служение, получив скромную квартиру, так и прожил в ней до самой смерти…
Зато его попечением финансировались строительство и содержание едва ли не всех благотворительных учреждений в Кронштадте, создавались такие известные ныне православные монастыри, как Иоанновский на реке Карповке в Петербурге, Воронцовско-Благовещенский на Псковщине, Пюхтицкий в Эстонии. И родное село Сура святой не забывал: новая церковь, механический завод, потребительская лавка с дешевыми и добротными товарами — все он предусмотрел и обустроил… Крестьяне Сурской волости обращались к нему в беде и нужде, и никому не было отказа.
А какие отец Иоанн совершал чудеса исцеления! Почитателем его великого дара был даже знаменитый медик С. П. Боткин.
Незадолго до своей кончины, в одной из проповедей 1907 года, отец Иоанн предрек страшные беды, которые вскоре ждут все более тонущее в омуте революционного безбожия Отечество: «Если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим за свои беззакония». Но и возрождение России он тоже связывал с надеждой, что прошедшие через тяжкие испытания люди все-таки станут «держаться всем сердцем Бога, Церкви, чистоты нравов».
«КРОНШТАДТСКИЙ старец не мечтал только о святой Руси, — писал публицист М. О. Меньшиков, — он сам был святой Русью, сам нес ее в своем сердце!» Можно ли найти для русского человека похвалу более высокую? N 17, 9 сентября 2004 г.
