Старица

Сейчас в любом деле главная мысль об одном: народ в невиданной беде, народ вымирает. По миллиону в год, а то и больше Так что же делать: смириться с этим ходом и вымирать до конца или могучим напряжением национальных сил преодолеть катастрофу и выйти на стрежень истории и жизни? — И каждый русич сейчас перед этим главным выбором.

Конечно, жизнесозидательный потенциал народа велик. Но он не беспредельный и к тому же он придавлен пьянством, наркоманией, рекламно-эстрадной попсой, словоблудием на всех уровнях и парализующей безответственностью. Сейчас спасение народа в постижении самого себя и самоутверждении в здоровых и наиболее перспективных национально-исторических свойствах, и точно так же спасение России в
государственной политике национального патернализма. Обо всем этом думается и передумывается в летних поездках-странствиях, которые сами по себе составляют драгоценное свойство русского самосознания и культуры.

Меня влечет к себе провинция. Там тоже вымирание, но я согласуюсь с теми, кто считает, что в ней залог спасения, — в ее здоровом консерватизме и близости к национальным первоистокам, в живых традициях религиозного и культурологического православия, в сохраняющейся тяге к многодетности и явном иммунитете по отношению к неоязыческой и западно-конфессиональной агрессии нынешних СМИ.

И вот Старица. Она в Тверской области, из Москвы прямой автобус. В туристическом путеводителе, подъезжая, читаем: «Старица — город маленький, а точнее очень маленький. Наверное, один из самых маленьких в России».

Верно Зернышко! Но какие его всходы на русской земле? Не стоит село без праведника, и не стоит город без своих знаковых имен. Старица прославлена двумя именами, причем из тех, которыми зиждется сама русская земля. Это первый русский патриарх Иов (1589−1605), ныне канонизированный в лике святых, и Пушкин, составляющий «наше все». И это Старица!

Иов родом отсюда, из простых посадских людей. Здесь, в возрождаемом ныне Свято-Успенском монастыре, составившем этим летом мою заветную цель, он принял схиму, здесь же был рукоположен в архимандриты, отсюда началось его смиренное восхождение на патриарший престол, и здесь же в результате национальной катастрофы смутного времени, конца XVI — начала XVII вв он отшел в вечность.

Пушкин в годы 1828−33 был пять раз желанным гостем на Старицкой земле. Посещал друзей в усадьбах Малинники, Павловское, Курово-Покровское, Берново, кстати, в Бернове уже давно существует Пушкинский музей, и я посетил его ровно 20 лет назад, будучи тогда в Торжке. Считается, что в самой Старице Пушкин был в январе 1829 года. Установлено, что именно на этой земле Пушкин написал свой знаменитый «Анчар» и еще около 20 произведений. Конечно, это не «Болдинская осень», но это подлинно Старицкий состав Пушкинского творчества.

Так с дистанцией почти в полтора века сошлись на Старицкой земле первый по времени русский патриарх и гостивший на ней первый по значению русский поэт; а сейчас, всматриваясь в церковно-государственную деятельность первого и читая солнечного второго, мы утверждаемся в собственных народно-патриотических силах для преодоления нынешней смуты, психологической апатии и физического вымирания.

Известно, что народ и его гении на разных витках истории как бы отражаются друг в друге, и патриарх Иов по-своему отразился в Пушкине, в его мировоззрении, эмоциональном складе и творчестве, в патриотическом понимании Российской государственности, в глубине и масштабах своего внутреннего мира. Им обоим был свойственен артистизм, как высшая и наиболее совершенная форма духовно-нравственного самовыражения.

Историк русской православной церкви А.В. Карташов писал об Иове: «Он был необыкновенным артистом в исполнении православного богослужения, наизусть читал Псалтирь, Апостола, Евангелие. Во время крестного хода Богоявленского водосвятия все длинные молитвы — наизусть. Литургийные молитвы, даже Василия Великого — наизусть, и столь доброгласно и с умилением, что и сам плакал и заражал слезами всю церковь.»

А ВОТ характеристика пафоса Пушкинского творчества по Белинскому: «Если б мы хотели охарактеризовать стих Пушкина одним словом, мы сказали бы, что это по превосходству поэтический, художественный, артистический стих». Так в свойстве артистизма Иов и Пушкин сходятся один к одному. Более того, Карташов писал далее об Иове: «Натура явно славянская, эмоциональная. Опять-таки на удивление мягок в обхождении, гуманен, милосерд, нестяжателен, раздавая все церкви и бедным: после смерти нашли у него всего 15 рублей».

И Белинский раскрыл нам творчество Пушкина в свойстве русской народности и «лелеющей душу гуманности», а Гоголь еще при жизни Пушкина увидел в нем «явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа».

И не менее того известно, что после смерти поэта, помимо великого творческого наследия, у нашли только кучу долгов. С приведенной характеристикой патриарха Иова также полностью согласуется представление самого Пушкина об идеальном святительском слове и его собственное религиозно нравственное переживание, выразившееся в ответных стихах на стихотворное же послание митрополита Филарета (Дроздова), прямого преемника патриарха Иова на архипастырской стезе.

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

И эти слезы, одинаково исторгавшиеся в ходе церковной службы и творческого акта, как проявление высшего религиозного и нравственно-эстетического переживания У Пушкина" «Над вымыслом слезами обольюсь», «И горько жалуюсь, и горько слезы лью», «Я слезы лью; мне слезы утешенье». Таково сходство этих двух великих личностей, отражающее в себе общие типологические свойства русского народа. Пушкин интересовался патриархом Иовом, знал его по летописям и по «Истории Государства Российского» Карамзина и воссоздал его образ в трагедии «Борис Годунов». В сцене «Царская дума» монолог патриарха образует кульминацию трагического переживания царя Бориса, что подчеркивается специальной ремаркой: «Общее смущение. В продолжение сей речи Борис несколько раз отирает лицо платком». Причем в уста патриарха Пушкин вложил пересказ старого пастуха о его чудесном прозрении, совпадающий по характеру переживания с позднейшей характеристикой самого Иова и, одновременно, с лирическим героем поэта:

…и слушаю обедню.
И разгорясь душой усердно плачу
Так сладостно, как будто слепота
Из глаз моих слезами выходила.

Современный исследователь А. П. Богданов, отнюдь не склонный к апологии Иова, признаем талант историка, которым он «в полной мере обладал», и его недюжинный литературно-публицистический дар, сказавшийся в его ораторских речах, посланиях, завещании и тем боле в его «Повести о честном житии царя и великого князя Федора Иоанновича всея Руси». В целом писательская деятельность патриарха была подчинена задаче утверждения на царстве Бориса Годунова. В тех конкретных тяжелейших исторических условиях Иов делал это для укрепления государственного здания московской Руси. Но неисповедимыми путями разрушительные силы социального, нравственно-психологического, природного (трехлетний голод подряд) порядка сошлись в таком катастрофическом разряде, перед которым оказался бессилен даже мудрый Борис Годунов, и поэтому на личности и деятельности патриарха Иова лежит
трагический отсвет эпохи. Но своему патриотическому призванию он остался верен до конца. Карамзин так изобразил его мужественное самообладание с приходом Самозванца: «Тут несчастный Иов изъявил и смирение, и твердость: сняв с себя панагию и положив ее к образу Владимирской Богоматери, сказал громогласно: «Здесь, перед сею святою иконою, я был удостоен сана архирейского и 19 лет хранил целость веры, ныне вижу бедствие церкви, торжество обмана и ереси. Матерь Божия! Спаси Православие!» Своим государственно-державным идеям он остался верен до конца. Он отверг, в отличие от многих своих современников, авантюриста Самозванца, торговавшего страной, и своей государственно-патриотической деятельностью он стал
предшественником на патриаршем престоле святителя Гермогена (1606−1612), возглавившего совместно с Мининым и Пожарским освобождение страны от иноземного засилья.

Окончание следует.

25 августа 2004 г.