Мы верили ему, не опасаясь подвоха

— С Юрием Владимировичем я познакомился в 1963 году, когда он, секретарь ЦК партии, сопровождал Фиделя Кастро в поездке по нашей стране. Поскольку я был личным переводчиком у Фиделя, то переводил и Андропова. Кстати, в самолете он случайно надел мою шляпу и уехал в ней, а я потом долгие годы ходил в шляпе секретаря ЦК. Они были похожи, только у него голова была покрупнее… Шляпу я сохранил как реликвию.

— Каким было ваше первое впечатление об Андропове?

— И первое, и последнее впечатления не сильно отличаются, потому что Андропов — фигура цельная. Он не менялся: я знал его секретарем ЦК, знал долгие годы как председателя КГБ, а потом уже и Генеральным секретарем — он все время был одним и тем же. С ним не происходили типичные для российских бюрократов трансформации, связанные с изменением должности.

— Вы близко познакомились с ним уже как с председателем КГБ?

— Да, в 1973 году, когда меня назначали начальником Информационно-аналитического управления, я узнал Андропова поближе. Поскольку эта должность в системе разведки достаточно заметная и важная, Юрий Владимирович решил лично поговорить со мной… Я же предложил две альтернативные кандидатуры, более, на мой взгляд, достойные. Он ответил, что рассматривали все кандидатуры, но решили остановиться на мне…

— Вы тогда работали с ним в тесном контакте?

— Да, постоянно поддерживался контакт по телефону, были и личные встречи для обсуждения кардинальных проблем. Кстати, между председателем и начальником управления был прямой телефон, без набора номера.

— Чаще такой связью пользуется начальник…

— Конечно, мы не пользовались этим телефоном попусту. Но если возникала острейшая необходимость, попадало информационное сообщение сверхсрочного характера, он давал мне такое право: тут же поднимите трубку и изложите суть. Иногда говорил: если вы придете к результату по такому-то вопросу, не стесняйтесь, звоните.

— Люди, сотрудничавшие с Андроповым, отмечают особый стиль его работы…

— Он был на редкость организованным человеком. Не терпел пустозвонства… Когда мы обсуждали что-либо, всегда внимательно слушал, что говорят люди. Когда же товарищи начинали произносить общие фразы, он прерывал такие выступления. Формула была одна: есть что-то сказать — говорите, нет — помолчите и послушайте других. Мы отлично знали: если идешь на доклад к Юрию Владимировичу, говори точно и конкретно. И обязательно изложи свою точку зрения. Его характерной особенностью была абсолютная демократия в суждениях.

— Нечасто приходится слышать о демократизме руководителей КГБ…

— Мы действительно жили свободно, несмотря на то, что время называют тоталитарным… Андропов нам говорил: если вы будете поддакивать, то вы мне не нужны, у меня и так есть свое мнение; вы мне нужны с вашими профессиональными знаниями, не бойтесь высказывать их по полной форме. Это была парадигма, которая радовала и окрыляла. Порой мы высказывали суждения, резко расходившиеся с теми, что бытовали на Старой площади и в Кремле…

— А именно?

— В 1981 году, когда ситуация в Польше приобрела очень опасный характер, он пригласил большую группу из разведки, чтобы, как мы говорили, «погонять мысли"… Предложили докладывать мне — я сказал, что социализм в Польше обречен. Юрий Владимирович задумался: «А почему поляки бунтуют?» Началом забастовочных движений, как известно, было подорожание мяса. Он спросил, какое же там потребление мяса? Порядка 50 кг на душу населения. Он задумчиво говорит: «Так у нас 38, и мы не бунтуем. Почему?» Отвечаю, что мера терпения русского народа значительно выше… Разговор получился очень жестким, и я думал, что он кончится «оргвыводами"… Андропов же закончил совещание словами: «У нас сегодня не будет ни победителей, ни побежденных. Продолжайте следить за ситуацией».

— Разведке положено прогнозировать развитие ситуации за рубежом. Но можно ли было вам столь же свободно говорить об обстановке в нашей стране?

— Году в 80-м, когда Брежнев уже не мог произнести пары слов без бумажки, я, набравшись смелости, спросил: «Американцы считают, что чем дольше Брежнев будет во главе государства, тем лучше для США. Неужели нельзя поставить вопрос о смене руководства?» Андропов призадумался, потом сказал: «Вы меня с партией не ссорьте!». И на этом дискуссия прекратилась.

— Действительно, в другом месте вполне могли бы последовать те самые «оргвыводы"…

— Да, но Андропов сам был человеком очень открытым и откровенным — мы верили ему, никогда не опасаясь подвоха…

Кстати, когда я впервые увидел его в Ясеневе, то был поражен: он сидел в свитере, заштопанном на локтях, причем довольно-таки грубой штопкой. Всю жизнь, сколько я его видел, он был очень простым… Между прочим, он единственный из членов Политбюро сдавал получаемые подарки в Гохран, никогда ничего себе не оставляя.

— Мне кажется, что мы все время говорим об Андропове в превосходной степени. Правомерно ли это? Неужели у него не было никаких недостатков, ошибок?

— Конечно же, были! На мой взгляд, две наиболее серьезные из них — это переоценка промышленного потенциала и финансовых возможностей нашего государства, и в кадровых делах он, в силу своей доверчивости и доброты, допускал ошибки, которые нам боком вышли. Будучи Генсеком, он поддержал тезис, который разделяло большинство членов Политбюро, — что СССР должен иметь военный потенциал, равный суммарному потенциалу Соединенных Штатов, остальных стран НАТО и Китая. Когда мы услышали от него эту формулу, то, скажу честно, потеряли дар речи. Он выдвинул трех «молодых»: В.И. Долгих, Н.И. Рыжкова и М.С. Горбачева, но ни один из них, будем так говорить, в лидерах не состоялся… Выбор кадров оказался весьма ошибочным. Но ведь Андропов так недолго пребывал во главе партии и государства!

— То есть положительного в его деятельности было больше…

— Конечно. Он хорошо понимал национальный вопрос в России и говорил, что мы его решили только в тех формах, в каких он достался от царизма, но теперь он возник в новом обличье и с ним надо обращаться крайне осторожно… Юрий Владимирович первым понял опасность коррупции для государства и первые антикоррупционные дела повел, по существу, он.

— Ну, а что вы можете сказать о Юрии Владимировиче как о руководителе КГБ? Мы как-то ушли от этого вопроса…

— Я считаю его одним из светлейших умов и блестящих руководителей органов. При нем КГБ превратился в самый, так сказать, 'облеченный доверием советского народа и общества институт честных, благородных, искренних людей. Именно потому его, бывшего кагэбэшника, избрали Генеральным секретарем. И его коллеги по Политбюро, и народ понимали, что Комитету можно доверять. Что на людей, вышедших из КГБ, тоже можно положиться…