Православие и современность | Протоиерей Виталий Колпаченко | 19.05.2015 |
Протоиерей Виталий Колпаченко, благочинный Хвалынского округа Саратовской епархии, по светскому своему образованию историк, размышляет о духовных уроках Великой Отечественной войны и Победы. Уроки эти не устаревают, не теряют актуальности, но в каждом новом поколении они кем-то усвоены, а кем-то, увы, нет. Каковы причины неусвоения и каковы его последствия, уже наступившие или еще только грозящие нам?
+ + +
Ослабевает ли в нас память о войне? С моей субъективной точки зрения, да, ослабевает. Ведь сменилось уже несколько поколений. Новое поколение не знает тех людей, которые воевали, которые это пережили, не общается с ними. Но причина остывания памяти о войне не только в этом. Она еще в охлаждении сердец, в утрате сострадания, в возрастании эгоизма. Люди мало думают о Великой Отечественной войне потому, что мало думают вообще о чем-либо, кроме своих насущных нужд, потребностей, удовольствий; о чем-то серьезном, не сиюминутном. А это, в свою очередь, коренится в нашей разобщенности, в утрате нами, русскими (в большой, по крайней мере, части), чувства собственной национальной идентичности.
В ноябре прошлого года я был в Свято-Успенском Псково‑Печерском монастыре, и пожилой архимандрит Мефодий, проводивший экскурсию по пещерам, в простом своем, неискусном рассказе то и дело возвращался к монастырским старцам-фронтовикам: их немало пришло в обитель после войны. Отец Мефодий говорил о них как об особых людях — «Теперь таких уже нет». А в чем же, с его точки зрения, заключалась их главная черта? Мягкое сердце. «Они прошли войну — у них были другие сердца». Не странно ли? Мы ведь уже привыкли к мысли, что война ожесточает.
Но с этими людьми произошло нечто другое. Вопрос о смысле страдания стоял перед ними очень остро, ведь они видели эти страдания, они жили непосредственно в них четыре года. Мы-то сейчас лишь отдаленно это себе представляем, теоретически пытаемся ответить на эти вопросы, а приходившие к Богу фронтовики отвечали на них на практике. Им жизненно необходимо было найти ответ, чтобы дальше жить осмысленно. Это был для них действительно вопрос жизни и смерти духовной. И они отвечали, и ответ их был угоден Богу. Сердце становится мягким именно у того, кто отвечает правильно. А грубым, жестким, озлобленным оно становится у того, кто неправильно отвечает Богу. Только что демобилизованные фронтовики ответили верно, потому Господь и привел их в монастырь. И там, в монастыре, они сострадали уже всем — и русскому народу, и немецкому. Их сердца вмещали всех, и в каждом человеке они видели образ Божий. Они были подлинными подвижниками и старцами, потому что старчество — это глубинное сострадание человеку, отличное от нашего, зачастую чисто душевного, поверхностного и потому очень мало помогающего. Это способность часть страданий человека перед Богом взять на себя. Они это могли, потому что война размягчила их сердца.
Понятно, что не все пришли в монастырь, и к Богу, увы, не все пришли, но в целом поколение, прошедшее ту войну, было другим. Эти люди умели ценить мирное небо над головой, умели дорожить хлебом. Пока они были среди нас, их присутствие, их живая память поддерживали в обществе теплоту сопереживания. Пока они не стали совсем немощными, было кому пристыдить человека, который, например, выбрасывал хлеб. Но сейчас, когда они уходят, уже почти ушли, нам особенно важно понимать, что мы потеряем, утратив память о войне.
У этой войны были духовные причины, и они вполне понятны. Господь, милостивый и долготерпеливый, с 1917 по 1941 год ждал, когда мы опомнимся, перестанем осквернять и уничтожать свои святыни, забивать все новые гвозди в руки и ноги Христа. Вспомним: перед началом войны была объявлена «безбожная пятилетка». Это ведь страшно, когда план — не по созиданию, а по разрушению. Перед войной действующих храмов в стране были уже единицы, так же как и находящихся на свободе священников. Архиереев непосаженных — всего четверо. В декабре 1931 года взорвали Храм Христа Спасителя в Москве. Мы говорим о памяти Второй Отечественной войны, а вместе с храмом была взорвана память о первой, о войне 1812 года. Для большевиков это было культовое здание, и никакого значения не имело то, что это был памятник победы над Наполеоном, что строился храм долгие десятилетия на пожертвования народа. Взорвали память. А что такое человек без памяти? Мы ведь понимаем, это больной человек. Теряя память о своей истории, русские быстро становились больной нацией.
Оно казалось близким, оно могло наступить — время угасания молитвы на нашей земле. Но это невозможно, потому что Россия — земной удел Богородицы. И народ наш — действительно народ-богоносец, это его изначальное предназначение. И причина войны — в том, что мы от этого своего предназначения уклонились. И чаша терпения Божиего переполнилась.
Избрали новых богов, оттого война у ворот — так сказано в книге Судей (5, 8). В Библии много раз повторяется этот сюжет: народ уклоняется от своей веры, впадает в идолопоклонство, тут же приходят иноплеменники, захватывают города, уводят жителей в рабство. А когда приходит покаяние, тогда Господь Бог Израилев выдвигает вождя и вкладывает в его руку меч для освобождения народа. И народ побеждает — даже меньшими силами. В 6‑й главе книги Судей есть диалог между Господом Богом и Гедеоном, сыном Иоаса: ..иди с этой силою твоею и спаси Израиля от руки Мадианитян; Я посылаю тебя. Гедеон сказал Ему: Господи, как спасу я Израиля? Вот, и племя мое в колене Манассиином самое бедное, и я в доме отца моего младший. И сказал ему Господь: Я буду с тобою, и ты поразишь Мадианитян как одного человека(Суд. 6, 14−16).
И далее Господь Сам уменьшает численность войска Гедеона, чтобы показать, что не числом, не силою оружия, не талантом полководца, а именно Его милостью и Его водительством достигается победа. Полководец водит полки, а Господь водит и их, и самого полководца. Воодушевление, воинский дух — кем посылается в сердце, кем возжигается? Богом. Поэтому, когда мы говорим о гениальных вождях и великих военачальниках, нам нужно вспомнить Александра Суворова и святого Феодора Ушакова, которые точно знали, что их победы от Бога. Но не только они это понимали. Почему тогда, после войны с Наполеоном, народ в знак благодарности построил храм? Почему вообще после военных побед строили храмы, составляли целые благодарственные службы? Было живо понимание: если победили, значит, Бог с нами был, как с Гедеоном.
Великая Отечественная была последним, крайним средством пробудить народ, сделать так, чтобы он пришел в себя. Чтобы блудный сын, очень далеко уже ушедший, все-таки вернулся. Это была очистительная война, война покаяния. Сердце ведь смягчается когда? Когда человек кается. Глубоко символичным представляется то, что в блокадном Ленинграде известный филолог, переводчик Мария Ефимовна Сергеенко переводила с латинского «Исповедь» блаженного Августина.
Многие ли поняли тогда духовное значение этой войны? Лучше, наверное, сказать так: многие это почувствовали и обратились к Богу. После войны в одном из зарубежных изданий было опубликовано стихотворение, найденное в кармане шинели убитого молодого солдата:
Послушай, Бог. Ещё ни разу в жизни
С Тобой не говорил я, но сегодня
Мне хочется приветствовать Тебя.
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
Что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений,
И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звёздное, что было надо мной.
И понял вдруг, любуясь мирозданьем,
Каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
Но я тебе скажу, и Ты меня поймёшь:
Не странно ль, что средь ужасающего ада
Мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя?
Что же касается власти — какова причина ее частичного потепления к Церкви в 1941—1945 годах? Было ли оно лишь тактическим ходом или каким-то искренним движением? Я полагаю, причина совокупная, и обращение митрополита Ливанских гор Илии к Сталину тоже могло иметь свое значение. Не исключено, что и власть в эти страшные дни, недели, месяцы почувствовала, что это Божия война. Война, в которой только Бог может даровать Победу. Пророческими оказались слова митрополита Сергия Страгородского, на тот момент местоблюстителя Патриаршего престола, которыми он закончил свое обращение к народу 22 июня 1941 года: «Господь нам дарует Победу». 22 июня в том году было первым воскресеньем Апостольского поста, днем всех святых, в земле Российской просиявших, — может ли такое совпадение быть случайным?
Что же произошло после Победы? Да, многие во время войны обратились к вере, да, какое-то время наполнены были вновь открывшиеся храмы, но народ в целом православным не стал, и многие из тех, кто во время войны отошел от прежней безбожной жизни, вернулись к ней. Хотя едва ли не в каждом доме где-то лежала похоронка. Мы читаем Ветхий Завет, книгу Исход, книгу Иисуса Навина и удивляемся: такие чудеса являл Господь Израилю, и после этих чудес Израиль роптал на Господа, отпадал от Него! И не оглядываемся при этом на собственную историю. В каком страшном испытании не оставил Господь нас, оставивших Его! С каким воистину адским злом помог справиться! И что же мы — стали после этого другими?.. Кто-то стал — как эти старцы-фронтовики, с которых я начал, но народ в целом — нет. При Хрущёве Церковь пережила еще один страшный погром — правда, без расстрелов. И мы опять начали проигрывать, и самым большим нашим проигрышем оказался распад государства в 1991 году, приведший к страшной череде локальных войн. Можно сколько угодно спорить о роли Горбачёва, Ельцина, других политических деятелей той эпохи, но лучше — понять, что в этом виноваты мы сами, мы, не вынесшие духовных уроков из Великой Отечественной.
Иоанн Креститель призывал фарисеев сотворить достойный плод покаяния (Мф. 3, 8). Мы не смогли после войны плод покаяния принести всем народом. После войны 1812 года покаяние выразилось в строительстве Храма Христа Спасителя. Здесь было что-то подобное? Победили — и не осознали, от Кого Победа, Кого надо благодарить. Военачальников, полководцев — да, рядового солдата с его несокрушимым терпением и непоказным героизмом — да, русскую женщину, вынесшую в те годы двойной крест, за себя и за воевавшего мужчину, — да, безусловно. Но ничто не спасло бы, не будь Его помощи, Его водительства. С Богом Победу связали лишь немногие, и это, на мой взгляд, самое горькое.
Вот почему память о войне сегодня — это, по сути, память о Боге. О Боге, Который нам помогает, Промыслителе и Отце. Когда у нас охладевает память о войне, у нас охладевает память о Боге. И обратное — человеку, не помнящему о Боге, зачем помнить о какой-то давно минувшей войне?
Вернемся к вопросу о нашем разобщении, об утрате нами чувства национальной идентичности. Идентичность наша связана с верой, это мое глубокое убеждение. Мы как народ можем быть, существовать, только если мы с Богом. Таков замысел о нас Творца. Когда мы вне этого замысла, мы вне смысла. Тогда страна для нас — просто среда обитания, территория выживания, а мы сами — не народ, а в лучшем случае население. И стоит ли удивляться тому, что мы себя уже не ассоциируем с народом-победителем? Только если ты с Богом, ты идентичен, и духовный опыт страны — твой опыт. Тогда Божии уроки — это уроки моего любимого Отца, и я не могу их не усвоить: я благодарен своему Учителю, вижу глубину Его уроков, потому что такой трагической и святой истории нет, наверное, ни у одного народа.
Журнал «Православие и современность» № 33 (49)
|