Washington ProFile | 24.05.2005 |
Линд: Во многих случаях правительства уже стали, как я их называю, «новым классом». Их главной целью более не является управление государством. Они существуют только ради того, чтобы наслаждаться привилегиями «нового класса». Государство для них превратилось в обыкновенную кормушку, из которой они питаются. В результате, перед государством встает проблема борьбы с кризисом легитимности, который в разной степени интенсивности мы можем увидеть почти во всех странах мира. Главной сложностью является то, что создавшаяся ситуация очевидна практически всем, кроме людей проживающих в столицах, которые сами и принадлежат к «новому классу».
Вопрос: Как «кризис легитимности» влияет на государство?
Линд: Во время кризиса легитимности все больше граждан отказывают государствам в лояльности. Они «переориентируют» свою основную лояльность на другие институты и объекты — на этнические группы, племена, расы, религии, идеологии и даже на некоторые благие, но совершенно аморфные проекты. Например, они встают на борьбу за защиту окружающей среды. Государство для них менее важно. Многие из людей, которые никогда бы не встали на защиту государства, становятся ярыми борцами за свою «новую лояльность». Примером этого могут послужить криминальные группировки.
Вопрос: Описанный Вами процесс является частью глобализации?
Линд: Глобализация, конечно, связана с этим, но это не одно и то же. Глобализация — сила, которая буквально разрушает значение и суть государства. Это, в свою очередь, ускоряет распад государства. Например, правительства индустриально развитых государств заявляют своим гражданам, что причиной безработицы является аутсорсинг — рабочие места экспортируются за рубеж и что власти никак не могут с этим бороться. В результате, в глазах граждан государство теряет свое значение. Государство становится институтом, который не достоин их лояльности.
Сама глобализация — процесс неконтролируемый. Она является совокупностью множества разных факторов, которые имеют разное происхождение, однако, из-за неизвестных причин, работают все вместе ради общей цели — ослабления государства. Проблема в том, что в этом глобальном сценарии много проигравших, которых автоматически исключают из политического процесса. И что ты делаешь, когда с тобой не считаются в политических процессах? — Ты начинаешь бороться!
Вопрос: В этой борьбе между государством и неправительственными структурами нередко проигрывает государство. Каковы могут быть глобальные последствия этого?
Линд: Я думаю, что нас ожидает очень беспорядочное будущее. Аналогией может послужить 14 век в Западной Европе — эпоха, когда средневековье подходило к концу и начиналось становление государств в современном смысле этого слова. Безопасность превращается в локальную проблему. Когда это происходит, то всё и вся в государстве перемещается в локальные рамки — это уже можно наблюдать в разных уголках мира. Несмотря на то, что существует государство и правительство, подлинная власть локализована и находится в руках банд, вооруженных группировок или других структур, абсолютно не связанных с государством. В результате, безопасность более не является легко достигаемой целью — обеспечить безопасность населения и государства становится довольно трудно.
Вопрос: Какой будет роль армий — одного из важнейших институтов государства?
Линд: Традиционные армии не располагают необходимыми знаниями для борьбы с негосударственными оппонентами. Традиционные армии созданы для борьбы с другими традиционными армиями. Новые, негосударственные вооруженные формирования не носят военной формы, они не располагают передовыми и специализированными военными технологиями, их невозможно отличить от местных жителей. Поэтому государственным армиям трудно распознавать своих оппонентов и, тем более, уничтожать их, используя те развитые вооружения, на базе которых основана вся мощь традиционных армий. В результате, эти две группы просто становятся кораблями, проплывшими рядом в ночи, не замечая друг друга.
Вопрос: Как можно с этим бороться?
Линд: Это очень трудно. Дело в том, что государственные армии имеют одну большую проблему — им кажется, что они непобедимы, что они сильнее противника. Они считают себя Голиафом. А это негативно влияет на мораль солдат, которые чувствуют себя в роли «силачей». Обыкновенные же люди, как и следовало ожидать, начинают отождествлять себя с другими единицами — со слабыми вооруженными группировками, противостоящими государственным армиям. Этот феномен некоторые из нас называют «могуществом слабости». Традиционные вооруженные силы не в состоянии распознать этот феномен. В этой ситуации трудно ожидать, чтобы они могли с ним успешно бороться.
Вопрос: В России государство борется с неправительственными формированиями чеченских сепаратистов. Сможет ли государство победить в этой борьбе?
Линд: Я могу сказать, что существует большая вероятность того, что государство проиграет. Мы уже видели, как России на протяжении долгого времени не удавалось добиться успеха в Чечне. Мы видели, как могущественная российская армия на протяжении 10 лет не смогла никак разрешить этот конфликт. Опасность состоит в том, что другие регионы России решат отделиться от Москвы. Чеченская ситуация же послужит «зеленым светом» для более значительной дезинтеграции России. Вот этого я боюсь больше всего. Распад российского государства будет иметь катастрофические последствия для всего мира.
Вопрос: Какой вообще будет судьба государств в 21 веке?
Линд: Соединенные Штаты — этой позиции придерживаются и Республиканская и Демократическая партии — желают ускорить процесс глобализации. Деиндустриализация Америки стоит в повестке дня обеих партий страны, однако это катастрофически отразится на американском среднем классе. В политике республиканцев и демократов я не вижу никакого протекционизма, который мог бы как-то разрешить вопрос о легитимности государства. В то же время, я думаю, что Соединенные Штаты превращаются в многонациональное и многокультурное государство, и существует значительная вероятность того, что оно развалится в 21 веке. Это столетие век может стать периодом распада многокультурных государств — примеры этого мы уже наблюдали в 20 веке.