Из тьмы забвения

Наша первая встреча была случайной. Я спешила на работу. Вдруг в толпе мелькнуло лицо. Необычное. Удивительное. Таинственное. Словно сошла незнакомка с иконы древнерусского мастера. Миг — и она исчезла. Лишь образ ее, волнующий, притягательный, остался в памяти. Может, так никогда и не довелось бы встретиться с этой девушкой, если бы не «Сказания о святых подвижниках Архангельской земли». Книга, вышедшая тиражом всего лишь в две тысячи экземпляров, разошлась в считанные дни. Подготовила ее к печати монахиня Евфимия. Как чуть позднее оказалось, в миру Елена Владимировна Пащенко, врач-невропатолог.

Переступаю порог обычного медицинского кабинета, а за столом… та самая незнакомка. Тонкие черты лица, чуть миндалевидные черные глаза, волнистые темные волосы уложены за спиной.

— Как родилась идея создания этой книги?- переспрашивает она. — Шесть лет назад настоятель Соловецкого подворья иеромонах отец Елеазар предложил написать Архангельский патерик. И я за эту идею ухватилась.

Первоначально предполагалось взять сборники жития святых, сделать копию текстов, касающихся северных святых, и выпустить в ксерокопированном виде. Хорошо, что эта идея в то время не реализовалась, сейчас уже от выпуска подобных изданий отходят. Даже старые книги переводят на современную орфографию.

Создание первого патерика оказалось делом непростым. На Соловецком подворье одна из послушниц по имени Татьяна для себя составляла список северных святых. Он в некотором роде послужил началом моей работы. Помимо него, помогли и Богослужебные, так называемые «зеленые», изданные в конце 80-х годов, минеи.

Четыре года назад вышел первый патерик. Создателем, художником и спонсором его была Елена Владимировна. Вообще издать книгу на зарплату участкового врача-невропатолога — это, конечно, абсурд. Но это произошло, книга прошла через редакционный издательский совет Архангельской медицинской академии.

— Особенности этой книги в том, что она издана для людей, далеких от церкви, или даже неверующих, — продолжает Елена Владимировна.- То есть она написана светским языком. Видите, даже Кирилл Челмогорский преподобным не назван. Двадцатый век представлен всего лишь двумя святыми, поскольку данная редакция патерика вышла весной 2000 года, а Поместный собор Русской православной церкви, на котором прошла канонизация собора новомучеников и исповедников российских, прошел позднее, в августе этого года. Между прочим, на нем к лику святых причислен и автор первой редакции «Архангельского патерика» священномученик Никодим Кононов. Позднее, в третьей редакции, список расширился до пяти.

Это самая интересная редакция, несмотря на довольно свободный тон, она мне самой нравится до сих пор, — признается Елена Владимировна. — Потому что в ней объяснены многие виды и явления, непонятные для современников.

Некоторые церковные моменты объяснены. Например, «преподобный» — кто такой, кому подобен? Или «юродивый» — кто это, сумасшедший или мудрец? Или о монахах. Почему, прожив в монастыре долгое время, человек уходит в пустыню? Почему перед этим он непременно берет благословение настоятеля? Что значил и значит подобный поступок монаха?

Интересно, что ровно девяносто девять лет назад вышел подобный «Архангельский патерик» святителя Никодима Кононова. Почти через столетие — новая редакция.
— После выхода книги один из читателей спросил, почему не включила преподобного Димитрия Цилибинского? Вот так появилось это имя. Вообще в издании упоминаются те святые, которые жили на территории современной области.

— Работа над патериком была интересной, — вновь увлеченно продолжает она, — для меня, например, находкой была информация о преподобном Евфимии Архангелогородском. Пожалуй, наряду с Климовым я была первым его популяризатором.
Вообще все в моей жизни построено на принципе находок. Ситуация такая — идешь, как говорится, и находишь под ногами тему. Так было и в этот раз.

Искала я данные по шенкурскому монастырю. Просматриваю старые епархиальные ведомости и нахожу информацию о неизвестном архангельском святом по имени Евфимий, о котором никто не знает. Оказывается, у нас в городе есть свой святой!

После этого о преподобном Евфимии появился ряд статей в газетах «Вера», «Архангельский епархиальный вестник». И постепенно верующие люди узнали о его существовании. Теперь в двух городских храмах (Всехсвятском и домовом храме ПГУ) есть его иконы. Мне кажется, земляки должны знать, что не где-то там, за лесами и горами, есть святые места и сами святые. Они рядом, а мы о них даже не знаем. Это все равно, что в бабушкином сундуке находишь драгоценность. Только здесь возвращение из тьмы забвенья.

У онежан есть свой святой — сын священника, служившего в Чекуевском приходе, Кирилл Сырьинский. Позднее вместо отца он совершал богослужения в местном храме. Мощи преподобного почивают под спудом в часовне, стоящей около деревни Сырья (80 километров от Онеги). Паломники в разрушенный храм приносят рубашечки, носочки и оставляют на ночь. Считается, что святые мощи преподобного Кирилла Сырьинского исцеляют.

— Многое подсказывают горожане. Зная о моем желании издать книгу о северных святых, один из них принес в дар фотографию. На ней выпускницы епархиального училища. Я думаю, на ее сюжет впоследствии появится рассказ. Фотография-загадка: среди преподавателей оказался один из священников, его лицо настолько стерто, что невозможно разглядеть. Почему повреждено именно его лицо? Нелюбимый был преподаватель? Плохую оценку поставил? Другие-то стоят с неповрежденными ликами.

Открытием для Елены Владимировны была поездка на Каргополье, в места, связанные с жизнью преподобного Александра Ошевенского, отпечаток на камне, на котором по преданью святой молился. Кстати, иллюстратором второго патерика стал профессиональный художник, книжный график из Каргополя Г. Кулишов.

Наша беседа неторопливо продолжается. Мне так хотелось узнать, почему молодая, красивая, эрудированная Елена Владимировна приняла монашество. Наверное, это самый сложный момент в нашей встрече — слишком личный вопрос.

— Знаете, — теребя авторучку, ответила Елена Владимировна, — была такая монахиня Елевферия. Она — одна из ключевых фигур женского монашества на Севере в двадцатом веке. Я ее называю «последней архангельской монахиней». Умерла она 7 девять лет назад. 0бщительная, красивая, между прочим, повар в воинской части — и монахиня… Монахиня, ждавшая пострига почти всю жизнь, — полвека! Многие думают, что монашество — романтика, нечто особое, красивое. Они ошибаются, потому, что когда проходит время после пострига, оказывается, что жизнь не такая, как ее представляли. Очень хорошо об этом пишет в книге «0 монашестве» архимандрит Лазарь (Абашидзе), — когда человек становится монахом, он бросает вызов силам тьмы. Фактически вступает в неравный бой, в котором помочь может только Бог. И без Его помощи человек обречен на заведомый проигрыш. Кстати, это отражено в ответе, который монах трижды дает во время совершения чина пострига — «Богу содействующу», то есть с помощью Божьей.
А романтики, что в фильмах, книгах, со свечами, шуршащим подолом рясы, с нежным, прекрасным лицом, таинственно прикрытым черным полупрозрачным покрывалом, — этого как раз и нет.

На самом деле монашество — это суровая жизнь. Человека, который решился на этот шаг, могут поджидать такие искушения, о которых он и не помышляет, решаясь на постриг. Но это — не повод для малодушия.

Монахиня Мария — Елизавета Юрьевна Скобцова, — одна из самых замечательных и одаренных русских женщин. Во время революции эмигрировала в Париж, приняла монашество в 32-м году. В 43-м арестована фашистами за участие в Сопротивлении и укрывательство евреев, погибла в концлагере Равенсбрюк. В январе Священный Синод Константинопольского патриархата причислил монахиню Марию к лику святых.

— У меня же был подобный пример самоотверженного служения Богу матушки Елевферии. Она приохотила к чтению «Древнего патерика» и других церковных книг. Крайне сложно быть монахиней в миру. И совершенно справедливо, что люди считают это странным явлением. Когда я появляюсь где-нибудь в рясе, люди подходят ко мне с горящими глазами и благоговейно спрашивают: «Матушка, из какой Вы святой обители?» А узнав, что перед ними участковый врач, отходят прочь с разочарованием на лице.

Но это правильно. В «Древнем патерике» есть эпизод из жизни преподобного Арсения Великого. Он, путешествуя, встретил чернокожую девочку. И на ее вопрос, кто он, ответил: «Я — монах». На это девочка сказала: «Если ты монах, то почему не в монастыре? Иди в монастырь». Потом преподобный Арсений часто вспоминал эти слова девочки, оказавшиеся неожиданно очень мудрыми и справедливыми. Место монаха — в монастыре, а не в миру.

У меня остался лишь один вопрос — о творческих планах на будущее.
— Сейчас работаю над серией церковных рассказов, которые публикуются в газетах «Архангельский епархиальный вестник» и «Воскресная школа».

Преподобный Варсонофий Оптинский говорил: «Хорошо побывать на горе Синае, когда Моисей беседовал с Богом». А потом добавлял: «А с Христом на Фаворе еще лучше. Да, надо идти на Фавор. Но надо помнить, что путь туда через Голгофу, и иного пути нет».

Тема мученичества мало поднимается в литературе. Сейчас больше всего пишут о праздниках, о паломничестве, а вот тема страдания практически исчезла. А ведь человек должен знать, что, принимая христианство, он бросает вызов Злу, и помочь ему в борьбе может только Бог.

Моя задача на будущее — издать рассказы, дальше написать более крупную работу о женских монастырях. Что потом? Пока не известно. Знаю только, что человек идет туда, куда ведет его Бог. Особенно, если этот человек — монах, то есть воин Бога.

N15, 16−22 июня 2004 г.