 |
| Православие.Ru | Ольга Рожнёва | 14.05.2015 |
Рязанская земля удивительно богата Божиими людьми: преподобными и блаженными, мучениками и исповедниками. Есть среди рязанских подвижников те, кто подвизался в монашеском чине, а есть и те, кто всю жизнь прожил в миру. Одни прославлены в лике святых, а других Господь скрывает от шумной людской славы, как сокрыты жемчужины в раковинах на глубине морской. Об их многолетнем подвиге и духовном наставничестве известно лишь небольшому кругу людей.
Об одной такой духовно одаренной женщине — Анне Ивановне Холоповой — рассказал мне Игорь Николаевич Минин, директор рязанского православного издательства «Зёрна».
Знакомство с подвижницей
90-е годы прошлого теперь уже века принято называть «лихими». Для кого-то они были, и правда, недобрыми. Но невзгоды, страдания — это и время очищения, поиска. Наверное, неслучайно именно тогда многие потянулись к вере. Пришел в храм и Игорь Николаевич. Инженер по образованию, в силу обстоятельств он переквалифицировался в бизнесмена. Причем успешного. Однако успех этот не столько поманил деньгами, сколько заставил задуматься о конечной цели удачного течения дел.
Не будучи человеком церковным, а скорее интересующимся вопросами веры, в 1996 году он зашел в рязанский храм в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость». Подошел к Распятию — и столкнулся взглядом с одной старушкой. Столкнулся — и встал как вкопанный: лицо ее сияло. Невысокая, обычная сгорбленная бабушка с палочкой, мимо пройдешь — не заметишь, а посмотришь глаза в глаза — и замрешь на месте: столько в них света и любви. Она смотрела на Игоря и улыбалась ему как родному. Действительно, лучезарную улыбку подвижницы и внимательный, ясный взор ее темно-карих живых глаз отмечали все, кто с ней встречался.
Игорь Николаевич Минин
Игорь не смог уйти из храма просто так, не познакомившись — его потянуло к этой чужой бабушке как к близкому человеку. Спросил о ней у Раисы Яковлевны за свечным ящиком — свечница ответила, что это многолетняя прихожанка храма, Анна Ивановна, и познакомила их.
Анна Ивановна была совсем преклонного возраста — на момент встречи с Игорем ей исполнилось 88 лет. Старческие немощи и тяжелая болезнь делали для нее поездки в храм на общественном транспорте делом очень трудным, а она старалась быть в церкви каждое воскресенье. Игорь предложил подвозить ее на автомобиле. Выяснилось, что они почти соседи — оба ездили из рязанских «черемушек», района Дашко-Песочное.
Жила подвижница в обычной малосемейке, в доме, где по разные стороны длинного коридора ютились небольшие квартирки. Переселяли туда, как правило, людей из ветхого жилья в черте города, и контингент там собрался очень разношерстный. Анне Ивановне дали квартиру в этом доме, так как старый деревянный домишко на улице Есенина, где она жила с послевоенных времен (как раз рядом со Скорбященской церковью), сломали под новостройку. Менять родной храм на другую, ближнюю церковь она не хотела — вот и приходилось ездить на другой конец Рязани.
Игорь стал тесно общаться с подвижницей — и получил ответы на все свои вопросы новоначального. Решил постепенно вопрос и с работой. Он был успешным коммерсантом, а стал директором православного издательства — и эта перемена работы, образа жизни и жизненных ценностей далась совсем непросто.
Игорь Николаевич стал свидетелем того, что двери маленькой квартирки Анны Ивановны почти не закрывались: люди шли чуть ли не сплошным потоком. Приходили с записками — просили помолиться о здравии или упокоении родственников. Приходили узнать, как она себя чувствует, — если не была накануне в храме. Шли просто проведать — чтобы согреться ее чудным, каким-то неземным теплом, от которого становилось легче на сердце.
Игорь увидел, что к этой обычной мирской старушке приходят самые разные люди для духовного окормления. Стал пытаться понять: в чем ее секрет?
Первые открытия
Анна Ивановна отвечала на многочисленные «новоначальные» вопросы Игоря, и ответы ее всегда были основательны и серьезны. Именно тогда он понял: спасение — это непросто, оно добывается потом и кровью. Всё видел сам на ее примере: скажем, как она питалась.
Если вместе обедали, Анна Ивановна говорила: «Возьми половинку огурца, половинку помидора». Это был салат на двоих. Одно яйцо и немного молока — это был омлет, тоже на двоих. Сначала Игорь недоумевал: такого количества пищи даже для одного мало! Но они молились перед едой, праведница благословляла трапезу — и после обеда он чувствовал себя полностью насытившимся! Вскоре понял: молитва и благодать Божия восполняют количество пищи.
Как-то он купил Анне Ивановне йогурт, чтобы скрасить ее скудную трапезу. Она съела этот йогурт, а потом строго — а она могла быть одновременно и приветливой, и строгой — сказала: «Больше мне таких вещей не носи».
Случилось это, конечно, не в пост, но такая роскошь, по ее мнению, была совершенно напрасной, вносила нечто чуждое в обычный уклад. А был этот уклад действительно очень строгим, если не сказать жестким. При том что подвижница много лет, не обращаясь к врачам, почти ничего не говоря родным, болела раком.
Уже находясь на смертном одре, она попросила каши. Это было Великим постом. Дочь сварила ей кашу на молоке, но Анна Ивановна сказала только: «Ведь пост идет», — и не стала есть.
Эта обычная старушка оказалась аскетом, подвижницей, воином Христовым. А как она к причастию готовилась! Как молилась! Каждый день читала Псалтирь — для нее это было как воздух, без этого день не мог быть прожит. Поминовение усопших почитала своим долгом. Доставала сумку, а там — множество записок, некоторые совсем старые, истертые. Ей давали эти записки для поминовения — и она ни одну записку не выбросила. Поминала всех на Псалтири.
Семья подвижницы
Иван Михайлович с Верой Васильевной и возможно сыном Иваном. Ок. 1914 г.
Внучка Анны Ивановны, Ольга Шашкова, кандидат исторических наук, рассказала мне о бабушке и ее родителях.
Подвижница была из большой семьи. Ее мама, Вера Васильевна, прабабушка Ольги, родилась в 1886 году в Данковском уезде Рязанской губернии. Была «огневая», рукодельная. Юной девушкой — было ей около 18 лет — вышла замуж за вдового кузнеца, Ивана Михайловича Холопова, из большого приокского села Дубровичи. У него на момент сватовства подрастало трое детей: старшая дочь Наталья, 16 лет, сын Иван, 14 лет, и младшая дочка Люба.
За советом о замужестве прабабушка Вера ездила в Саров. До самой смерти над ее лежанкой висела простая, бумажная, но в рамочке, иконка преподобного Серафима Саровского, которому она всегда молилась. Сейчас эта икона бережно сохраняется в семье родных. Очень вероятно, что эта поездка прабабушки совпала с торжествами прославления преподобного Серафима.
В 1904 году, 23 июня — на святителя Василия Рязанского — в семье родилась дочь Ольга, а в 1908 году — Анна. До 1918 года прабабушка Вера родила еще пятерых деток, двое из которых были мальчиками. Выжили и выросли все. Примерно через три-четыре года после свадьбы в дом пришли еще трое племянников — скончалась жена одного из братьев прадеда Ивана. Анна Ивановна, сама трудившаяся всю жизнь, потом вспоминала, что печь в доме топили дважды, а значит, дважды пекли хлеб. Это было не столько признаком достатка, сколько большой семьи.
С падчерицами у Веры Васильевны сложились очень теплые, добрые отношения. А вот пасынок Иван, который был ненамного младше своей мачехи, воспылал к ней лютой ненавистью. Шла Гражданская война, он достал где-то наган и похвалялся тем, что совсем скоро убьет «мамашу». Анна, которой в то время было лет восемь, ухитрилась выкрасть наган, села в лодку и выбросила оружие подальше от берега.
Возможно, ее смекалка спасла жизнь Вере Васильевне. Иван же через несколько лет «ушел» в революцию, стал матросом, женился, взяв в жены девушку с таким же буйным нравом. Дальше следы его затерялись.
Отец семейства, Иван Михайлович, отличался огромной силой — на коромысле поднимал восьмерых человек. Он был человеком очень добрым, жертвенным. Анна вспоминала, как отец, собрав урожай, обычно говорил: «Первое ведро отдадим в храм, второе — соседке-вдове, третье — больному соседу».
И дети росли такими же. И родные, и приемные по большим праздникам были материнскими помощниками в одном важном деле: разносили всем неимущим, больным, вдовым пироги, куличи, другие гостинцы, которые готовила Вера Васильевна. Много лет спустя бабушка Анна говорила своей внучке, внимательно глядя в глаза: «Как хорошо давать, и как тягостно брать!»
Вся семья была очень верующей. И угодники Божии не оставляли их своим попечением. Как-то, 21 ноября, на Собор архистратига Михаила, Иван Михайлович поехал в Рязань на телеге. Стояла хорошая осенняя погода. Когда же он возвращался, погода внезапно испортилась, поднялась метель, сильно похолодало. Дороги совсем не было видно. Он почувствовал, что замерзает, и стал молиться архангелу Михаилу и святителю Николаю (в Дубровичах был большой Никольский храм). Ведь дома — мал мала меньше, кто их прокормит?!
С этим горьким мысленным стоном он от холода потерял сознание. Очнулся дома, у печки. Оказывается, лошадка сама привезла его домой, чудесным образом найдя путь среди снежного урагана и бездорожья. Так святые угодники не посрамили надежду, а Иван Михайлович до конца жизни особо почитал архангела Михаила и святителя Николая Чудотворца.
Родные бабушки Анны вспоминают: «Шумно было в доме. И ругались нередко, и наказывали. У прабабушки была своя манера воспитания: она секла и ябедников, и виновных. Поэтому, несмотря на все свары меж тринадцатью детьми и подростками, долго злоба в доме не жила».
У будущей подвижницы с раннего детства было одно желанное место — Пощупово, монастырь. От Дубрович до Пощупово, до Ивановского монастыря, не одна верста. Но это расстояние мерили детские ноги. Нередко, взяв хлеба, Анна ходила туда вместе со старшей Ольгой и паломниками: «Бывалоча, услышим колокола, увидим, как едут паломники, и сразу: маманя, отпусти!» Эти путешествия всегда благословлялись матерью. Да и сама прабабушка Вера всю жизнь была очень строгой постницей и тайной молитвенницей.
Анна любила молитву, мечтала о монашестве. Но Господь дал ей другой путь — путь подвига в миру.
Явный знак
Замуж она вышла так. Будучи молоденькой девушкой, в самом конце 1920-х годов, Анна переехала к родным в Рязань, устроилась там на почту. На ее участке среди многих были старички — дед Антон и его старушка Агриппина. У них на квартире прежде некоторое время жил преподаватель физкультуры и спорта Рязанского пехотного училища Сергей Иванович Першин.
В годы Гражданской войны был он, как тогда говорили, «краскомом» — красным командиром, хотя и беспартийным. После окончания Владимирских командных пехотных курсов воевал на Северо-Западном фронте с Юденичем, затем против отрядов Антонова на Тамбовщине, потом в Сибири. Был ранен под Омском, лечился в госпитале, где переболел тифом. Еще не оправившись, после выписки поехал домой, но отстал от поезда и долго бежал за составом, «сорвав» себе сердце.
Однако не это, а беспартийность преподавателя Першина стала удобным поводом, чтобы в 1926 году его комиссовать. Тогда же Сергей Иванович пережил и большую личную неприятность — развод. Жена оказалась, по-видимому, неважной солдаткой. И хотя детей у них не было, легче от этого не становилось.
После развода он уехал в Москву, где, по распоряжению К.Е. Ворошилова, ему была выделена крошечная комнатка — чуть больше шести метров — в коммуналке, в бывшем общежитии Прохоровской мануфактуры, на Шмитовском проезде. А работать он начал товароведом в Елисеевском магазине.
Однако рано осиротевший, Сергей часто приезжал в Рязань, к своим старичкам, Антону и Агриппине, которых почитал за родителей. Именно они, видя всю трудность быта почти 35-летнего мужчины, присмотрели для него невесту — письмоносицу, как тогда говорили, Анну. Так что Сергей Иванович был старше своей избранницы не то что на одиннадцать лет, но можно сказать — на целую жизнь.
Когда они встретились в первый раз, он пригласил девушку в парк. Анна сразу легла ему на сердце. А подарил ей при встрече. большое и красивое яблоко! И на этой же прогулке сразу сделал предложение.
Анна же с детства привыкла искать во всём волю Божию. И, хотя она желала монашества, помолилась и попросила Господа, чтобы Он открыл ей Свою волю. Поскольку замуж ей не хотелось, она решилась просить у Бога явного знака, можно сказать — даже чуда: если на самом деле есть воля Божия на ее замужество — пусть подкинутое ею яблоко не упадет на землю.
Подкинула — и яблоко не упало. Когда, пораженная, она посмотрела вверх — увидела, что яблоко воткнулось в сломанный сучок. Так Анна вышла замуж.
Они не просто расписались, но венчались — 22 января 1932 года. Ехали в церковь на пролетке, и именно тогда Сергей Иванович обещал жене, что всегда будет отпускать ее в церковь на службы.
Славик
Анна Ивановна переехала к мужу в Москву. Прежние бытовые сложности Сергея Ивановича обернулись новой стороной. Тесной стала не только комнатка: на кухню этой коммунальной квартиры Нюся выходила шестой хозяйкой.
У молодых родился сыночек, Славик. Малыш рос очень спокойным, никогда не плакал, и матери приходилось даже будить его, чтобы покормить. Несмотря на спокойный характер малыша, соседки вели себя не лучшим образом — они оказались очень злыми. Нередко, постирав с вечера белье, утром Анна находила его мокрым, задвинутым в угол. А одна из соседок часто шипела на малыша: «Лучше было бы тебе не родиться».
Мальчик рос очень сдержанный, рассудительный. Врач уже после неудачной операции вспоминал удивительные слова трехлетнего ребенка: «Дядя, вы, наверное, профессор? У вас такой строгий вид..»
Славик умер от саркомы печени, не дожив до трех лет.
«Поминай своего мужа»
В 1938 году, в праздник святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии и в день рождения мужа, Анна Ивановна родила дочку. Девочку назвали Верой.
Началась война. Сергей Иванович призыву по состоянию здоровья не подлежал, даже ополченцем. В этот трудный период, когда Москва была объявлена на осадном положении, Анна ждала второго ребенка. Накануне родов она с крошечной Верой поехала в Дубровичи. Тяжелые тюки и сумки вымотали все руки и нутро. Когда 2 декабря на свет появилась вторая дочка — Наташа, ее горло было трижды обмотано пуповиной. Как она родилась вполне здоровым ребенком — можно объяснить только молитвой Анны.
Эти же дни были самыми драматичными в обороне Рязанской области. Лишения военного времени, страшные морозы. Анна Ивановна сразу после рождения дочки в Дубровичах заболела, начался сепсис. Выжила она лишь благодаря тому, что Сергей Иванович, со своим больным сердцем, отдал все силы, чтобы приехать в деревню и перевезти тяжелобольную в военный госпиталь в Рязань. Так он спас не только жену и мать своих детей, но и сохранил для нас подвижницу Анну.
Почти полгода находилась она между жизнью и смертью. В начале февраля, ночью, в тонком сне, Анна увидела Пресвятую Богородицу, протянувшую ей просфору со словами: «Поминай своего мужа»..
Как оказалось позже, 12 февраля, в день памяти трех святителей, Сергей Иванович скончался. Умер дома, в Москве, сидя у буржуйки, от сердечного приступа: больное сердце не выдержало переживаний.
Анна Ивановна вышла из больницы только в мае 1942 года — с двумя крошечными детьми на руках, вдовой, без единой копейки. Только надежда на Бога и горячая молитва стали с тех пор и до конца ее дней опорой в жизни.
Вдовство и война — одновременно. Эти испытания пережили в то время многие русские женщины. Может, поэтому среди них было так много молитвенниц? И старицы среди них были — часто непонимаемые даже родными, оставшиеся безвестными. Мы узнаём о них случайно — как случайно я узнала об Анне Ивановне. Впрочем, случайность — это язык, на котором с нами говорит Господь Бог.
«А тебя упокойнички прокормят»
Всю войну Анна Ивановна прожила в Москве, работая в булочной. Таскала мешки по 80 кг, что трудно представить при ее невысокой хрупкой фигурке, но так было. Вся спина ее от недоедания и труда была покрыта фурункулами, но силы Господь давал.
В 1949 году Анна Ивановна решила вернуться в Рязань, поближе к родным и к тому храму, на кладбище которого десятью годами раньше упокоился ее любимый «папаня» — Иван Михайлович. Духовник, чтобы ее вдовство сохранялось в чистоте, не благословлял устраиваться на завод. Да и сама она остерегалась производства, чтобы не быть стесненной в посещении храма в годы гонений на церковь, не иметь притеснений от начальства.
Чем жить? Как прокормить детей? Положившись во всем на волю Божию, Анна Ивановна начала заниматься огородом (благо при новом доме был небольшой участок), брала поденную работу, стирку (в холодной воде), а дочери гладили так, что исходили потом. Пускала на дом жильцов — молодых людей, студентов. Сама им готовила, и они ей не только платили, но и часто отдавали всю стипендию — и Анна Ивановна, как мать, распределяла ее: что на питание, что на костюм к защите диплома. Так она одна вырастила двух дочерей, обеих выучила. Всё делала с молитвой.
Когда одна из дочерей родила позднего ребенка, Анна Ивановна поехала к ней в Харьков — помочь с внуком. Как-то раз пошла там в церковь и узнала, что на службе присутствует известный старец (к сожалению, имя его не сохранилось). К нему выстроилась толпа народу, Анна оказалась в самом хвосте. Ее в то время печалила одна мысль: пенсии нет, на что она в старости жить будет? Сил заниматься огородом уже не было, всю жизнь работала, а стажа не заработала.
Вдруг старец раздвинул людей, подошел к ней и сказал: «А тебя упокойнички прокормят». Полностью его слов она тогда не поняла, только на душе стало очень легко. А позднее ее действительно «кормили упокойнички» — почти четверть века читала она Псалтирь по усопшим. И всем своим близким всегда повторяла: «Читайте Псалтирь — никогда не лишитесь памяти и разума».
«Сыночек, ты чего пришел?»
Чтение Псалтири было потребностью души. Читала чаще всего по ночам. Будучи уже немощной, молилась, сидя на кровати, а рядом на стульчике обычно стояла зажженная свеча. Как-то раз она сильно устала и задремала над Псалтирью. Открывает глаза — стоит рядом с ней Славик.
— Сыночек, ты чего пришел?!
— Мама, я пришел пожар потушить.
— Какой пожар?!
Просыпается и видит: свеча упала, и горит уже край постельного белья и подол ее юбки. Не успела и вскрикнуть — пламя резко погасло.
Утром Игорь Николаевич пришел к ней — а она белье с дырой развешивает. Что за дыра?
— Пожар начинался — Славик потушил.
Кто у Бога на счету?
Пережив скорби, подвижница обрела дар утешения. Сказав всего несколько слов, а главное, помолившись за человека, она могла вывести его из состояния уныния. Игорь встретил как-то у Анны Ивановны молодую женщину, Наташу, спросил у нее, как она познакомилась с праведницей.
Наташа ответила, что пришла в храм после смерти мужа — стояла у иконы и обливалась слезами. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Обернулась: стоит рядом старушка, вся сияет, спрашивает, отчего Наташа слезы льет. Та рассказала. Анна Ивановна, а это, конечно, была она, и говорит:
— Не реви! Кто у Бога на счету? Вдовы да сироты!
После разговора с подвижницей Наташа стала к ней ходить. Она говорила:
— Матушка прямо груз с моей души сняла и очень сильно утешила!
Дар духовного рассуждения и убеждения
Анна Ивановна годами жила очень стесненно: скудная пища, маленькая комната. В посту обычно ела толченую на воде картошку, кашу, сваренную тоже на воде, хлеб. Ничего менять в своей жизни не хотела — не хотела даже телефон проводить в квартиру.
И, когда она уже стяжала своей многолетней молитвой и аскетической подвижнической жизнью многочисленные дары, к ней пошел народ. Шли за советом, за молитвенной помощью. У нее была очень сильная молитва.
Был дар духовного рассуждения — любую запутанную жизненную ситуацию она могла так разложить по полочкам, что человеку становилось всё ясно.
Был дар убеждения. Например, жена приводила пьющего мужа, на которого не действовали никакие уговоры, никакое кодирование. Старица просто разговаривала с ним (и, конечно, молилась за него) — и человек бросал пить. И он чувствовал к ней такую любовь (мы чувствуем ее, когда за нас так молятся), что мог всё что угодно для этой старушки сделать — починить, отремонтировать, подвезти.
«Всё раскассировали — и слава Богу!»
Когда к подвижнице стали идти люди за утешением, каждый старался принести ей какой-то гостинец. Холодильник наполнялся продуктами, и Анна Ивановна начинала их разбирать:
— Так. Эти консервы такой-то матушке, эти продукты той, что на монастырь собирает, это вот батюшке отдадим.
Когда раздавала всё, вздыхала облегченно:
— Всё раскассировали — и слава Богу!
Избыток в чем-либо ее всегда тяготил, она радовалась — отдавая.
Двенадцать белых птиц
Уже ближе к концу жизни Анна Ивановна нередко говорила своим родным: «Вы меня еще вспомните, я еще вам пригожусь». И действительно, ее посмертная молитва очень сильна. Но она покрывала многих и при жизни, хотя чаще скрывала свои дары. Очень редко она сама могла обмолвиться какими-то случайными словами, свидетельствующими об ее прозорливости.
В 1993 году, после второго обретения мощей преподобного Серафима, она вместе с двумя своими духовными знакомыми в первый раз поехала в Дивеево — туда, где давно жило ее сердце. Едут на поезде, дремлют, и вдруг праведница просыпается и говорит:
— Нас батюшка Серафим встретит двенадцатью белыми птицами.
Спутницы недоумевают: что это за белые птицы?! Идут они по селу Дивеево к монастырю — и вдруг на штакетник одна за другой взлетают кипенно-белоснежные куры. Ровно двенадцать.
Анна Ивановна с правнуком Иваном. 1996 г.
Зашли в храм. Служба еще не началась. Анна Ивановна стоит тихонько, молится. И вдруг монахини — одна за другой — начинают к ней подходить, спрашивать, разговаривать — почувствовали в ней сразу старицу. И откуда только узнали?!
Старая икона
Как-то Анна Ивановна читала Псалтирь по усопшей бабушке. Когда отчитала 40 дней, родственники этой старушки предложил ей забрать у них совершенно темную, закопченную от старости икону. На потемневшей с годами доске можно было только разглядеть надпись, что это Казанская икона Пресвятой Богородицы. Родственники сказали:
— Не хотите ли вы взять себе эту икону? Бабуля очень просила ее не выбрасывать — а нам она куда?!
Анна Ивановна принесла икону домой и каждый день читала ей акафист. Однажды ночью внезапно проснулась и увидела, как чудесным образом с иконы будто сходит серебристая чешуя. Утром стало видно, что икона полностью обновилась и заиграла всеми красками.
Как парализованный встал с постели
Через коридор напротив квартиры Анны Ивановны жил парализованный сосед, не встававший с постели. К сожалению, он нередко злоупотреблял вином. Подвижница жалела его, иногда подкармливала. Но его недуг часто привлекал в дом недобрых людей.
К праведнице же ходили совершенно иные посетители. Однажды, когда после очередного своего гостя дверь квартиры Анны Ивановны оказалась приоткрытой, а сама она что-то готовила на кухне, на пороге квартиры вдруг появился незнакомый мужчина. Глянула на него — и ее поразили его страшные глаза.
— Что тебе нужно, сынок?
Он не ответил, а молча, озираясь по сторонам, стал к ней подходить. Было понятно, что он затеял недоброе. Анна Ивановна опустила глаза в пол и стала со всем напряжением душевных сил молиться Матери Божией.
Вдруг раздался грозный мужской голос:
— Выйди вон!
Она подняла глаза: парализованный сосед стоит в дверном проеме и грозится страшному незнакомцу. Тот быстро выбежал. Анна Ивановна в полном изнеможении опустилась на стул. Затем встала, закрыла входную дверь. Когда через несколько минут пришла в себя, вышла к соседу. И увидела, что он снова лежит на своей постели, как лежал уже много лет. И сам понять не может, как вставал.
Как Славка помирал
В конце коридора малосемейки поселился бомж Славка. Славка пил, но пил тихо, беспокойства никому не доставлял, был безобидный — и его не гнали. Он ухитрился даже притащить и поставить в углу коридора кровать, на которой и ел, и спал.
Анна Ивановна подкармливала его. Сварит обед:
— Слава, давай кастрюльку!
Он тут как тут — кастрюльку протягивает.
И вот как-то он заболел и был при смерти. Анна Ивановна через знакомых, ночью, позвала отца Александра, чтобы причастить умирающего. У отца Александра запасных Святых Даров не оказалось, он пошел звать другого священника.
Возвращаются они, а возле Славки уже друг-алкоголик сидит, и на табуретке — бутылка водки.
— Ты чего это делаешь?!
— Да друган помирает. Я ему хоть напоследок — водочки.
Не успел напоить.
Два священника долго молились, а потом причастили умирающего. И он выздоровел.
Тайный постриг
Подвижница слегла почти за сорок дней до своей смерти — 30 января, а отошла в мир иной 17 марта 1998 года. Ей исполнилось почти 90 лет. Когда родные достали ее смертный узелок — в нем лежал монашеский апостольник. Так они узнали о ее тайном постриге.
Гроб стоял всю ночь в храме, и огромная толпа людей пришла попрощаться с Анной Ивановной. Когда могилку засыпали землей — неизвестно откуда вдруг слетелась большая голубиная стая, покрывшая могилу сплошным ковром.
Мы поминаем подвижницу по ее мирскому имени — Анна. Что-то Промысл Божий открывает нам, а что-то остается закрытым навсегда.
Через некоторое время после кончины она явилась во сне одной знакомой молодой девушке и сказала: «А ведь меня не Анной зовут. Серафимой..»
Господи, Ты веси, как звали рабу Твою Анну в монашестве.
