 |
| Известия Науки | Василий Головнин | 14.06.2004 |
История генерала Петрова. Фотодокументы
— Мы просим союзников временно принять нас на территории, занятой войсками Японской империи, — объявил он в комендатуре, куда явился уже во френче с генеральскими погонами. — Я — генерал Петров, командующий тылом Верховного правителя России, признанного вашим правительством.
На станцию Маньчжурия со всех концов стекались остатки разбитой, потерявшей надежду колчаковской армии, в первую очередь ее наиболее дисциплинированные офицерские подразделения каппелевцев. Требования японских военных властей были жесткими: спасение от красного преследования гарантировалось только при условии сдачи артиллерии, пулеметов, а также казенных ценностей. Последнее напрямую касалось генерала Петрова, в вагонах которого был особый государственный груз — часть золотого запаса России. Препирательства с японцами были бесполезными: он смог добиться только не слишком убедительной расписки в том, что слитки в ящиках передаются союзникам временно, из соображений безопасности.
Сокровища после этого бесследно исчезли. Как, впрочем, и другие, куда более крупные партии русского золота, угодившего в начале прошлого века в руки наших соседей по Дальнему Востоку. Разговоры на предмет «как бы вернуть потерянное» ведутся уже давно, и в этом году они опять оживились: в апреле, говорят, эту тему подняли даже на первом заседании российско-японского Совета мудрецов, куда вошли по 7 «видных представителей общественности» двух стран.
«Да нет у нас никаких документов»
После встречи за закрытыми дверями один из отечественных «мудрецов» — вице-спикер Думы Георгий Боос дал понять, что от Японии можно потребовать возвращения ценностей. В Токио восприняли это как попытку легкого шантажа: мол, если будете давить по Южным Курилам, мы потребуем отдать золото. Позиция соседей по этому вопросу сформулирована четко: в стране нет российских ценностей, подлежащих возвращению. Именно это заявил в ответ на мой запрос представитель МИД Японии, когда после встречи «мудрецов» я попросил его прокомментировать ситуацию с золотом.
По словам дипломата, Москва в 1991 и 1995 годах просила Токио разобраться в проблеме. МИД Японии провел расследование и в октябре 1996 года передал российским коллегам доклад о судьбе золота. Он не обнародован по сей день ни в Москве, ни в Токио, а на мои просьбы представить копию документа японские дипломаты лишь вежливо отвечают: «Ваше пожелание изучается».
Впрочем, на пресс-конференции в Москве посол Японии в России Иссэй Номура впервые открыто изложил хотя бы основные моменты доклада. По его словам, в ходе расследования был изучен архив банка «Иокогама Сёкин» (предшественника одного из крупнейших нынешних японских банков «Токио-Мицубиси»), куда поступили русское золото, а также документы ныне несуществующего Министерства армии, стенограммы дебатов в парламенте и т. д. МИД установил, что в 1916—1920 годах в Японию было доставлено 55 ящиков золотых монет и слитков из России. Они предназначались для оплаты военных поставок вначале царскому правительству, а затем Белой армии.
По словам посла, часть этих ценностей была истрачена на закупки вооружений и припасов, а часть была возвращена антибольшевистским силам в виде золота или деньгами по принятому тогда курсу. Помимо этого, сообщил г-н Номура, был также расследован вопрос о займе, который во время Первой мировой войны царское правительство распространило в Японии опять же для оплаты военных поставок. Его сумма по нынешнему курсу составила примерно 70 млрд иен — более 650 млн долларов. Эти средства тоже частично использовали по назначению, а частично конфисковали японские власти в связи с истечением срока погашения займа и исчезновением царского правительства.
Короче, заявил посол, в 1996 году Токио пришел к выводу: «Все ценности были возвращены или оприходованы, и у Японии нет обязанности что-либо отдавать». Похоже, Москве на это нечем возразить: МИД России даже не пытается начать официальные переговоры с дальневосточным соседом о судьбе пропавшего золота. «Да нет у нас никаких толковых документов, — в сердцах говорил мне отечественный дипломат. — Только какие-то не имеющие юридической силы бумажки да путаные рассказы пожилых людей».
Несколько из этих историй я слышал сам — после того, как летом 1991 года в Москву на Конгресс соотечественников прибыл 69-летний калифорнийский бизнесмен Сергей Павлович Петров. Он первым поведал тогда, что его отец, колчаковский генерал, сдал японцам на хранение часть золотого запаса империи. Рассказ эмигранта вызвал бурю публикаций — одну фантастичнее другой. Короче, надо было ехать в Калифорнию, и на билет через Тихий океан потратился мой японский партнер Кодзи Обаяси, владелец репортерского агентства «Кокусай Токио пресс», загоревшийся историей о пропавших сокровищах. В фешенебельном пригороде Сан-Франциско он и нашел сына того человека, который летом 1920 года во главе поезда из нескольких вагонов оказался на станции Маньчжурия.
— Нет, что вы! Я ничего не говорил о том, что золото прятали в прикрытых сеном ящиках с надписью «динамит», — удивился Петров, увидев вырезки из московских газет с изложением его рассказа. — Я не говорил и о том, что ценности легко вернуть. Просто это золото перевернуло всю судьбу нашей семьи.
Был ли последний поезд?
В 1915 году, уже после начала Первой мировой войны, правительство России решило эвакуировать свой золотой запас подальше от линии фронта. Около 500 тонн драгоценного металла в слитках и монетах были погружены в 28 вагонов и переправлены в Казань. Стоимость сокровищ вдвое превышала госбюджет Японской империи тех лет.
Пока царское правительство занималось своими сокровищами и размещало их в Казани, отец нашего калифорнийского знакомого — Павел Петров — находился на передовой. Сначала — в Восточной Пруссии, затем в Польше и Галиции, где отличился во время брусиловского прорыва. Революцию и развал фронта Павел Петров встретил в чине полковника в возрасте 35 лет. Весной 1918 года он вместе с другими офицерами был задержан большевиками в Самаре. В чекистском подвале полковник со дня на день ждал расстрела, однако в те наполненные ужасом дни его судьба повернулась на 180 градусов — впервые, но далеко не в последний раз.
8 июня 1918 года легионеры восставшего Чехословацкого корпуса вышибли большевиков из Самары. Петрова выпустили, и фронтовик присоединился к генералу Владимиру Каппелю, пообещавшему силой вернуть власть Учредительному собранию, разогнанному Лениным. В августе 1918 года малочисленные, но хорошо организованные офицерские подразделения Каппеля с ходу взяли Казань, где хранился золотой запас погибшей империи. Его передали созданному в Самаре Комитету членов Учредительного собрания (КОМУЧ), который в сентябре 1918 года передал власть Уфимской директории. В свою очередь в ноябре 1918 года под ударами Красной армии она была вынуждена смириться с диктатурой адмирала Александра Колчака, Верховного правителя России, признанного западными союзниками и японцами.
Золото перегнали в колчаковскую столицу Омск, оприходовали в количестве 30 589 пудов и, говорят, примерно треть его потратили на оплату военных поставок. Военное счастье, как известно, недолго улыбалось адмиралу: по всему фронту наступала Красная армия, а в тылу белым не давали покоя крестьянские отряды. 14 ноября 1919 года пал Омск — и тут, по мнению японских исследователей, начинаются первые загадки с золотом. Они уверяют, что судьбу ценностей достоверно можно проследить только до этого города. Когда он был взят в полукольцо Красной армией, глава действовавшей при ставке Верховного правителя японской миссии генерал Ясутаро Такаянаги обратился к адмиралу с предложением взять золото на хранение. Колчак, как уверяют исследователи в Токио, гордо отказался. А вслед за этим ценности были захвачены изменившими белым чехами, которые в обмен на свою безопасность и возможность эвакуироваться через Владивосток выдали красным и адмирала, и большую часть золота. Но, похоже, далеко не все.
Давно ходят разговоры о том, что чешские легионеры увезли с собой часть колчаковских ценностей. Однако и к ним после падения Омска золото адмирала попало не целиком, уверяет мой знакомый, японский историк Иосиаки Хияма.
— Большие подозрения вызывает последний поезд, который сумел вырваться из города, когда туда уже вступали части Красной армии, — говорит он. — Документально установлено, что в его вагонах вместе с русскими офицерами был полковник военной разведки Сигэру Савада — связной между японской миссией и колчаковским правительством. По некоторым данным, в этом же поезде находилось некоторое количество золота из запасов Российской империи.
«…Я принял…золотые слитки…»
Сведения японского историка в чем-то совпадают с рассказом калифорнийца Сергея Петрова: ведь он утверждал, что его отец, к тому времени уже генерал и начальник тыла колчаковской армии, сумел выехать из охваченного боями Омска на поезде из нескольких вагонов, где были 63 ящика с золотыми слитками. Там же была и жена генерала — русоволосая Ольга Петрова, выпускница петербургского Института благородных девиц, ставшая в Белой армии сестрой милосердия.
…Звенящая от лютых морозов железнодорожная колея, снежные заносы, нехватка провизии, вечный ужас перед беспощадной красной погоней. Не давал покоя висящий гирей драгоценный «государственный груз», на который еды не купишь, а пулю получить — запросто. Отряд сопровождавших Петрова офицеров и солдат таял: люди бежали из обреченного «золотого поезда». Тифом заболела жена.
«Отец признался как-то, что в промерзшем, продуваемом ветрами вагоне ему несколько раз приходила в голову страшная мысль самому застрелить бредившую и умиравшую жену. Прекратить ее мучения и не оставлять большевикам, если поезд все же не сумеет ускользнуть от погони», — рассказывал Петров-младший.
Между Иркутском и Читой поезд с гиканьем остановили разъезды Сибирского казачьего войска, которым командовал атаман Григорий Семенов, назначенный преемником расстрелянного Колчака на Дальнем Востоке. Эти остатки некогда грозной армии были почти столь же опасны, как Иркутский военно-революционный комитет. Они изъяли золото, однако Петрову удалось как-то отбить у них 33 ящика и вырваться в Читу. Затем, правда, еще 11 ящиков пришлось отдать в обмен на топливо для паровоза и продовольствие.
Где блуждал поезд генерала Петрова до лета 1920 года — неизвестно. Однако о том, что произошло на станции Маньчжурия, сыну он рассказывал неоднократно.
— Оригинал врученной отцу расписки я много раз видел в детстве, — говорит Сергей. — Это был листок бумаги 25 на 15 сантиметров. Текст написан по-русски, а внизу был оттиск печати на японском. Смысл расписки был таков: «Я принял от генерала Петрова на хранение золотые слитки в количестве 22 ящиков. Верну их тогда, когда поступит соответствующая просьба от отдавшего на хранение». Далее перечислялись маркировка и номера ящиков со слитками. Внизу стояла подпись по-русски принявшего ценности представителя военных властей — подполковника Изоме.
Таинственный пожар
Петрова не раз переспрашивали, хорошо ли он помнит это имя. И каждый раз получали четкий ответ: нет никаких сомнений, эти буквы впечатались в память на всю жизнь. Итак, надо было искать «подполковника Идзомэ», поскольку, по принятой ныне транскрипции, именно так должно звучать это имя. К счастью, Япония — страна прекрасно организованных архивов. И там можно найти списки офицеров, служивших в 1920 году на русском Дальнем Востоке или в Маньчжурии. Мало удовольствия, конечно, просматривать бесконечные фотокопии старинных формуляров, написанных давно вышедшими из употребления архаичными иероглифами. Поэтому можете представить наши чувства, когда вдруг на очередной странице мы увидели будничную запись: «Рокуро Идзомэ, подполковник».
Эта находка впервые косвенно подтвердила достоверность рассказа Петрова. А сам Идзомэ оказался фигурой колоритной — словно специально созданной для истории с пропавшим золотом.
Родился в 1878 году, окончил Академию сухопутных войск и делал карьеру в генштабе, занимаясь подготовкой возможной войны с Россией. В 1913—1915 годах Идзомэ служил в аппарате военного атташе в Петрограде: плодом усилий этого разведчика-аналитика стала «Экономическая география Сибири» на 650 страницах с детальным описанием ресурсов, инфраструктуры и перспектив заманчивого региона. В 1919 году в чине подполковника он был командирован в штаб экспедиционного корпуса на русском Дальнем Востоке, где руководил одним из разведотделов. Летом 1920 года Идзомэ был переброшен из Читы на станцию Маньчжурия, где лично вел переговоры с атаманом Семеновым и каппелевцами об условиях перехода остатков колчаковской армии на японскую сторону. Тогда же, видимо, он и выписал свой документ генералу Петрову, а вскоре получил нашивки полковника, которые в императорской армии значили очень много.
Переданное под расписку Идзомэ золото, судя по всему, прошло вовсе не по той категории, о которой говорил посол Номура. С большой долей вероятности можно предположить, что оно не учитывалось официальными документами, которые проверил МИД Японии. И эта «неучтенка» распространялась не только на ящики колчаковского начальника тыла. К примеру, она могла иметь самое прямое отношение к страшным пожарам, приключившимся в 20-х годах в городе Уцуномия к северу от Токио.
Писатель и исследователь темных пятен японского прошлого Сэйтё Мацумото в своем труде «Раскопки истории эпохи Сёва» приводит свидетельства военного переводчика Мацуи, который показал, что командование 14-й дивизии императорской армии захватило в Сибири большое количество золота. Он признался, что сам принимал участие в транспортировке ценностей в город Уцуномия, где находились казармы этой части. По словам переводчика, в деревянных запломбированных ящиках было золота на 10 млн царских рублей. Они были спрятаны в складах транспортной компании «Кикути унсотэн» у главного городского вокзала под хорошей охраной. Но несмотря на все меры предосторожности, по Уцуномии все же поползли слухи о каких-то сокровищах, которые скрывают военные. Тогда, как уверяет переводчик, командование 14-й дивизии подожгло склады и тайно вывезло золото «куда-то в сторону Токио».
Подвиги 59-го полка
От японской столицы проложена скоростная автомобильная дорога «Север-Восток», по которой до Уцуномии несколько часов езды. Одна из частей сухопутных «сил самообороны» и сейчас занимает там военный городок, чем-то похожий и на наши образцовые гарнизоны, и на американские базы — та же тоскливая чистота, отсутствие праздных людей, единообразная покраска домов и заборов. Впрочем, у казарм в Уцуномии нашлась своя достопримечательность — добротные ворота красного кирпича, построенные явно в позапрошлом веке.
— Да, это наша гордость, — пояснил представитель армейского отдела по связям с прессой. — Ворота когда-то вели в казармы 59-го полка 14-й дивизии. Это была знаменитая часть. Она имеет прямое отношение к России — принимала участие в сибирской экспедиции. Если интересно, можете посмотреть наш музей, там есть кое-какие материалы.
Мой партнер Обаяси потом признался, что при упоминании о 59-м полке едва сдержал желание броситься в музей со всех ног — ведь именно на счету этой боевой единицы, по свидетельству очевидцев, значилось больше всего захваченного в России золота. Листая ломкие страницы официального дневника полка, мы вчитывались в писарские записи, где, конечно, наивно было искать упоминания о сокровищах. Но то тут, то там мелькали лаконичные упоминания о добыче: «…19 апреля 1920 года вступили в бой с бандитами у Красной речки. Противник полностью разгромлен. Взяты многочисленные ценные трофеи». Кстати, офицер 14-й дивизии капитан Косабуро Ямасава в 20-е годы во время одного из скандалов проговорился (и это документально зафиксировано), что именно в апреле его боевые товарищи из 59-го полка захватили в России крупное количество золота. По словам обиженного по службе капитана, ценности под шумок присвоил начальник штаба дивизии, который ранее командовал 59-м полком. Впрочем, сообщил Ямасава, золото захватывали на протяжении всей сибирской эпопеи. И практически никогда оно не оформлялось как трофей, а поступало в личное распоряжение командования.
Кстати, после пожара в Уцуномии в Японии вспыхнул скандал вокруг тогдашнего премьера, отставного генерала Гиити Танаки, одного из руководителей дальневосточной интервенции. Вернувшись из Сибири, он неожиданно возглавил крупнейшую в стране политическую партию и с ее помощью был избран главой правительства. Однако почти сразу после этого один из представителей оппозиции с фактами в руках доказал: парламентские боссы в прямом смысле слова продали это кресло Танаке, который приехал из России баснословным богачом.
Ссылаясь на свидетелей, депутат Накано утверждал, что основой капиталов генерала стало огромное количество русского золота, которое близкие к нему военные присвоили в Сибири, отдав львиную долю своему командиру. Появились сведения, что та же 14-я дивизия, по различным данным, захватывала ценности в Амурской области, в казармах отступавших войск колчаковского генерала Розанова, а также в Приморье, где сокровища были попросту отняты у сподвижника атамана Семенова — Калмыкова.
Во время парламентских атак на Танаку речь шла также о золоте, взятом в Хабаровске в феврале 1920 года, о других партиях драгоценного металла, отбитых у красных во время боев у Александровки и Зеи в октябре 1919 года, о разграбленных приисках в Забайкалье, откуда вывезли большое количество золотого песка. Шум, короче, стоял страшный, но дело замяли — особенно после того, как расследовавший его чиновник прокуратуры погиб при таинственных обстоятельствах.
Мечты о 80 миллиардах
Ну, а генерал Павел Петров после сдачи своих ящиков подполковнику Идзомэ какое-то время скитался между недоступной большевикам частью русского Дальнего Востока и Маньчжурией, где у него родился первый сын — наш калифорнийский знакомый. Затем в 1922 году семья перебралась во Владивосток, однако занимавшие город японцы не жаловали каппелевцев, поскольку Токио в борьбе с большевиками сделал главную ставку на казачьего атамана Семенова. Обнищавший генерал переехал в Шанхай, где открыл фотостудию. Этот крупнейший китайский порт находился под контролем западных держав, а безопасность там обеспечивал русский офицерский полк. Жизнь, казалось, налаживалась, но в начале 1932 года в судьбе Петрова произошел очередной крутой поворот: он объявил близким, что едет в Японию. Руководство эмиграции, сообщил генерал, уполномочило его судебным путем вернуть незаконно захваченное золото.
Петровы поселились в прекрасном доме с прислугой в фешенебельном квартале японского портового города Иокогама, чем-то похожего на космополитичный Шанхай. Три года семья жила там на широкую ногу, а генерал уверенно вел судебный процесс. У бедного шанхайского фотографа неожиданно оказались для этого и немалые средства, и широкие связи в токийских кругах, которые вряд ли можно было объяснить только поддержкой вождей белой эмиграции.
— Да, отцу давали деньги японские военные, — подтвердил Сергей Петров. — Но я не знаю, кто были эти люди. Зато я навсегда запомнил снежное утро 26 февраля 1936 года, когда в Японии начался неудачный переворот, устроенный одной из армейских группировок. Не знаю, что тогда случилось, но мы в один день утратили благополучие и вынуждены были переехать в бедный домишко на задворках Иокогамы.
Зимой 1936 года потерпела поражение самая радикальная группировка японских военных, мечтавших о режиме по гитлеровскому образцу. Некоторые из них были казнены, другие — отправлены в тюрьмы и отставки. Ушел в тень покровитель мятежников — генерал Садао Араки, которого после Второй мировой войны, кстати, Токийский международный трибунал приговорил к пожизненному заключению за преступления на оккупированных территориях. Этот убежденный милитарист участвовал в сибирской интервенции, имел тесные связи с атаманом Семеновым, другими деятелями белой эмиграции.
Похоже, именно Араки и его сторонники по неизвестной для нас причине финансировали Петрова и его процесс. Однако после 1936 года все пошло прахом: после серии провальных для генерала слушаний иск был отклонен — в 1940 году дело о золоте закрыли. Сергей Петров признался, что его отец был вынужден продать расписку полковника Идзомэ своим соперникам, чтобы погасить судебные издержки. На эти же деньги генерал с семьей почти одновременно с началом Второй мировой войны на Тихом океане уехал из Японии в США. Сергей уверял, правда, что отец сделал фотокопии расписки. Но они тоже потеряны и в лучшем случае могут валяться где-то в архиве Музея русской эмиграции в Сан-Франциско.
Оптимисты в России утверждают, что в Японии с учетом процентов «находится сейчас нашего золота на 80 млрд долларов». Токио же уверен, что может без проблем отчитаться за те царские и белогвардейские ценности, которые поступили в его распоряжение официальным путем до и после Октябрьской революции. Что же касается золота Петрова, Калмыкова, Розанова и других сокровищ, то мы, боюсь, никогда до конца не узнаем о их судьбе.
Японские исследователи сходятся во мнении, что часть этих ценностей попросту украли офицеры оккупационного корпуса. Однако большая часть золота ушла в неподотчетные и недоступные гражданским властям секретные фонды, созданные при армейских штабах и разведывательных резидентурах. На эти средства велась шпионская работа, совершались теракты и диверсии. Японский историк Горо Тэнкэй в своем труде «Тайные сокровища династии Романовых» уверяет, что похищение русского золота было «коллективным преступлением милитаристских кругов, которые использовали эти ценности для достижения целей, не всегда совпадавших с официальной политикой страны». И вернуть эти сокровища, похоже, не удастся — тем более что Токио считает историю закрытой, а Москва явно не собирается раздражать соседа голословными обвинениями.
10 июня 2004 г.
