«Цените тот избыток сил, которым Господь наделяет молодость»

Ответы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на вопросы ежедневного издания «Газета»

— Служение Патриарха — это в первую очередь огромная, безмерная ответственность за верность следования Церкви путем, заповеданным ей Господом и Спасителем нашим Иисусом Христом.

Это ответственность за ее благодатное бытие и успешное служение в конкретных исторических условиях.

Это, наконец, ответственность за судьбу и спасение всего народа Божия и каждого верующего в отдельности.

Таков Первосвятительский крест, вручаемый по воле Божией вместе со знаками Патриаршего достоинства. Только белоснежный куколь Патриарха с золотым серафимом заметен издалека, а тяготы, труды и скорби, сопряженные с этим высшим церковным послушанием, миру не видимы.

В идеале это особое служение исключает право на ошибку, требует одновременно осмотрительности и твердости, богословской чуткости и социальной восприимчивости, милосердия и мудрости, взвешенных и дальновидных решений.

Подобное бремя оказалось бы неподъемным — если бы всемогущая десница Божия не укрепляла слабые человеческие силы, если бы не было вседневной молитвенной поддержки Предстоятеля Церкви ее епископатом, клиром и благочестивыми мирянами. Поверьте, эту соборную духовную поддержку многомиллионного народа Божия я ощущаю каждую минуту, и я сердечно благодарен всем, кто молятся обо мне и этим помогают мне в трудах.

Что же касается людей или событий, которые могли исподволь приуготовлять меня ко грядущему высокому и ответственному служению, то могу засвидетельствовать: на протяжении всего жизненного пути, начиная с детских и отроческих лет, Господь благословил мне множество встреч с людьми искренней и глубокой веры, имеющими реальный опыт жизни во Христе, которым они делились с окружающими, среди которых бывал и я. Каждая такая встреча оставляла свой след в моей душе, духовно обогащая и пестуя ее. Уверен, что эти встречи неявным, но совершенно определенным образом отзывались на моих последующих размышлениях, выводах и принимаемых решениях. Впрочем, таков обычный путь преемственной передачи от поколения к поколению сокровищ культуры, в том числе и культуры духовной. И потому сегодня вслед за апостолом Павлом призываю читающих эти строки: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам Слово Божие» (Евр. 13. 7).

Мне рассказывали, что во время одного из паломничеств моего семейства на остров Валаам игумен Харитон попросил меня подержать свою митру, сказав при этом: «Вот вырастешь, Алешенька, сам такую же будешь носить». Однако не думаю, что стоит придавать какое-то особое пророческое значение подобным эпизодам. Потому что, даже будучи окликнуты Богом, мы сами несем ответственность за то, будет ли угодно в очах Господних то служение, к которому мы призывались. К тому же если Бог хочет нечто открыть человеку, то Он чаще всего делает это незримо для постороннего взгляда, но так, что человек сразу это почувствует. Важно понимать, что никакие предсказания и знамения не могут заменить решимости человека следовать за Христом, исполнять Его волю, служить Ему во все времена и на всех путях своей жизни.

— Ваше Святейшество, простите за суетный интерес: многие люди не знают, в какой семье Вы росли, как впервые попали в СССР. Что из Вашего детства и юности Вам вспоминается? Какие чувства Вы испытали, когда впервые увидели советских людей?

— Наш род служит России со второй половины XVIII века, когда курляндский дворянин Фридрих Вильгельм фон Ридигер принял Православие и с именем Федор Иванович стал основателем известного в России дворянского рода. Среди представителей этой фамилии есть, например, граф Федор Васильевич Ридигер, государственный деятель, генерал, герой Отечественной войны 1812 года. Его имя было высечено на мраморных скрижалях разрушенного большевиками Храма Христа Спасителя, а ныне оно вернулось на свое законное место в восстановленном храме-памятнике подвигу православного русского духа.

Мой отец, протоиерей Михаил Ридигер, уроженец Санкт-Петербурга, до революции обучался в Императорском училище правоведения. Такое образование было традиционным для нашей семьи — насколько я помню, почти все мои предки по отцовской линии учились в этом учебном заведении, которое дало России немало видных государственных деятелей. Принадлежность к древнему роду, представители которого много потрудились во имя величия и могущества России, дает мне силы подражать их патриотическому служению, следовать их примеру, пусть не на поприще юридической деятельности или военного искусства, но на ниве церковной.

После 1917 года наша семья оказалась в Эстонии, и уже там, после вступления в брак с моей матерью, Еленой Иосифовной Писаревой, отец принял решение стать священником. Осуществилось его желание незадолго до начала войны, в 1940 году. К тому времени он окончил трехгодичные богословско-пастырские курсы и был рукоположен во диакона, а через два года — во священника, и до самой своей кончины служил в храме Рождества Пресвятой Богородицы в Таллине.

Думаю, именно каждодневный пример искренней веры моих родителей, их твердой преданности Богу и Церкви Христовой определил мою судьбу, поселив в моем сердце стремление избрать тот же жизненный путь. Наши семейные паломничества в эстонский Пюхтицкий монастырь, в Валаамскую обитель с каждым разом все более утверждали в этом желании. Я помню даже, как совсем еще мальчиком устроил дома некое подобие храма и «служил» в нем.

Вообще же окружение нашей семьи по милости Божией составляли люди, глубоко проникнутые духом православной церковности и умевшие возгревать этим духом ближних. Это и почивший несколько лет назад протопресвитер Александр Киселев, и отец Иоанн Богоявленский, который преподавал в нашей школе Закон Божий и был моим духовником, а впоследствии — первым ректором возрожденной Духовной академии в Ленинграде и, уже после пострижения в монашество с именем Исидор, епископом Таллинским, и многие другие.

В Эстонии и особенно в Таллине была большая русская община. Православный храм был средоточием ее духовной жизни, центром, объединяющим самых разных людей, подобно тому, как это происходит и в нынешних русских диаспорах в зарубежных странах. Вообще связь с церковным приходом у русских людей того времени была очень крепкой, и даже сегодня уклад приходской жизни тех лет я считаю образцом, к которому нашим общинам следовало бы стремиться.

Первые встречи с людьми, выросшими при Советской власти, вовсе не были неким шокирующим опытом, как этого можно было бы ожидать. Возможно, потому что эти советские люди переступали порог нашего храма отнюдь не с целью его закрытия или изъятия богослужебных святынь, а значит, уже становились нам своими по Богу. Но что действительно шокировало и ужасало, так это аресты и репрессии, вошедшие в жизнь людей с присоединением прибалтийских стран к СССР. Многие сподвижники моих родителей по Русскому студенческому христианскому движению были тогда сосланы в лагеря, а некоторые даже расстреляны. К счастью, нашу семью репрессии не затронули, однако, продлись мирное время еще несколько лет, вал репрессий вполне мог докатиться и до нашего дома, но Господь миловал.

Потом началась война, и человеческие страдания предстали перед моими глазами во всей полноте. Я никогда не забуду, как мы с отцом посещали лагеря для перемещенных лиц — тех самых советских людей, о которых вы спрашивали. Обращение к вере, духовная поддержка священнослужителей были крайне необходимы русским людям, не имевшим никакой помощи извне и обреченным на медленную смерть. Если немецкие власти разрешали, отец совершал богослужения в лагерях на переносном престоле. Многих узников он окрестил, многих укрепил духовно, научил молитве. Благодаря ему эти страдающие и отчаявшиеся люди обретали веру и надежду. Думаю, что подобное служение священника и есть в чистом виде высокий образ пастырского призвания.

Кроме того, наша семья и наши друзья, чтобы облегчить жизнь советских военнопленных, находившихся в поистине нечеловеческих условиях, старались, насколько это было возможно в то трудное время, собирать для них продукты, одежду, лекарства:

Доныне, когда за богослужением звучит мирная ектения с прошением «о плененных и о спасении их», на память мне приходят не только наши мальчики, попавшие в руки чеченских террористов, но нет-нет, да и вспомнятся плененные советские воины в фашистских лагерях.

После войны, в 1947 году, я поступил в 3-й класс Ленинградской духовной семинарии. На первом курсе Академии принял священный сан. Следующим важным шагом стало принятие в 1961 году монашества. 3 сентября того же года состоялась моя архиерейская хиротония, и я приступил к епископскому служению, которое милостью Божией совершаю до сего дня.

— Бог судил Вам видеть как разорение страны и Церкви, так и начало их возрождения. Есть ли замыслы, которые так и не удалось осуществить? Что бы Вы посоветовали нынешним молодым людям?

— Хотелось бы пожелать им не дать уловить себя в сети проповедников экстремистских и утопических доктрин, от которых много страдало наше Отечество в XIX и особенно ХХ столетиях и которые, меняя одну личину на другую, продолжают соблазнять людей в веке наступившем. Сегодня как никогда важно сохранять трезвое восприятие жизни, не оставлять труда критического размышления над действительностью, трудиться во имя истины.

Цените тот избыток сил, которым Господь наделяет молодость. Старайтесь жить так, чтобы эти силы не оказались впустую растрачены на угождение сиюминутным страстям, но принесли пользу Церкви и Отечеству. Будьте верны в малом: в учебе, семейной жизни, на работе и на службе, — и тогда Господь призовет вас для великих дел. Ибо молодому поколению нынешней России предстоит продолжить и довершить то, что было начато нами, воссоздав былое величие нашей Родины. То, на что не хватит сил и времени у нашего поколения, обязательно осуществится трудами и верой идущих нам во след. А такой молодежью наша страна, слава Богу, не оскудела.

— Уже много десятилетий Вы священник и монах, Бог дал Вам огромный духовный и жизненный опыт. Сейчас мало кому из наших современников можно задать самые простые и самые важные для жизни вопросы: зачем человек рождается, почему умирает, в чем смысл его прихода в этот мир? Чем утешиться одиноким, нищим, больным, обделенным верой? На что надеяться богатым, которым Христос не обещал Царствия Небесного?

— К ответам на эти вопросы каждого человека приводит Евангелие, приводит Господь. Пути могут быть разными — кто-то откликнется на Божий призыв на вершине благополучия, кто-то расслышит Его тихий стук в затворенные двери человеческого сердца на одре болезни, среди горя и лишений. Сердцеведец Христос одинаково близок ко всем, к бедным и богатым, и здесь главное — узнать Его приближение, не позволить житейской суете заглушить слова, с которыми Он обращается к каждому человеку. Не следует забывать и о том, что ни бедность, ни богатство сами по себе не имеют в очах Божиих самодовлеющей ценности; и то, и другое может стать для человека искушением, может озлобить и ожесточить его сердце, подтолкнуть ко греху. Или, напротив, — побудить к добродетели, к покаянию и к благодарности Богу, привести к познанию истинного смысла человеческой жизни — того великого смысла, который открывается лишь в живом религиозном опыте доброго сердца, в спасительной жизни человека в лоне Церкви Христовой.

— Знакомо ли Вам предчувствие беды, страх, отчаяние? Сейчас все больше люди хотят быть успешными, а как воспитывали Вас?

— Я вырос в христианской семье, и мировоззрению моих родителей были свойственны покорность воле Божией и упование на милость Его. В таком же духе воспитывали и меня.

Не следует понимать это как отказ от активной жизненной позиции, скорее наоборот — человек, покорный воле Божией, проходит свой путь с твердостью, спокойствием и сознанием стоящей за ним высшей правоты, о которые разбиваются бушующие волны житейского моря. Такой человек, невидимо укрепляемый помощью Божией, и успехи, и поражения в своей жизни соотносит с высшим идеалом, явленным нам во Христе Иисусе, и с перспективой жизни вечной.

Конечно, трагические события жизни способны наполнить душу христианина чувствами страха, горести, предчувствия беды и страданий, а порой даже разверзают перед ним бездну отчаяния. Однако в сложных обстоятельствах жизни христианин всегда помнит о том, что Бог рядом, что Он никогда не оставит человека, если человек не пожелает оставить Его. Таков опыт Церкви, таков, слава Богу, и опыт моей жизни.

— Сейчас люди стесняются болезни, старости, смерти или потешаются над ними. Каково христианское отношение к этим явлениям? И надо ли столь тщательно оберегать детей от знания об их неизбежности?

— Болезни, старость и смерть сопутствуют человеку со времен изгнания Адама и Евы из рая. Это как бы оборотная сторона удела человеческого, и ее невозможно истолковать в понятиях чистой логики. Все наши «зачем», «почему», «с какой целью» и «какой смысл» останутся без ответа, если только мы не скажем себе: болезнь, старость и смерть, сопряженные с физическими и нравственными страданиями, являются для верующего тем увеличительным стеклом, через которое он призван исследовать дела своей жизни, чтобы вынести по ним нелицеприятное суждение и постараться исправить то, что еще возможно. И потому благочестивые люди доныне именуют болезни и скорби посещением Божиим. Памятование о смерти всегда было одной из основ христианской аскетики. Ибо человек, ходящий пред Господом и имеющий живую веру, остро чувствует свою ограниченность и бренность, физически ощущает дыхание судеб Божиих на своем существовании. Скорби, болезни и память смертная приближают человека к Богу, ожидающему его в жизни вечной, и, делая его лучше и чище, готовят к этой великой встрече.

Безрелигиозная массовая культура старается не привлекать внимания ко всему, что может омрачить пребывание человека современного цивилизованного мира в привычном нравственном комфорте. Такое вытеснение на периферию индивидуального и общественного сознания идеи конечности земного бытия порождает, с одной стороны, легкомысленное и гедонистическое отношение к жизни, а с другой — панический животный страх перед неизбежной физической немощью, недугами, наступлением старости и смерти. И то, и другое глубоко чуждо христианскому миросозерцанию, христианской системе ценностей, ибо духовно обезоруживает человека перед лицом ожидающих его испытаний.

Нужно ли оберегать детей от знания о неизбежности и для них тоже в свой час вступить на «путь всея земли»? Однозначно и одинаково для всех случаев ответить на этот вопрос невозможно. Каждому из нынешних детей рано или поздно предстоит расставание с родными и близкими людьми. Случается, что на хрупкие детские плечи преждевременно ложится непосильный груз страданий, боли или утрат, могущих показаться им необъяснимо жестокими и незаслуженными. В этой ситуации, наверное, было бы неразумно обойти происходящее молчанием. И здесь долг взрослого — постараться с осторожностью, мудростью и любовью приоткрыть перед маленьким человеком завесу, за которой пребывает тайна рождения и смерти всех людей.

Однако существует и опасность того, что можно назвать десакрализацией удела человеческого. Усилиями телевидения и иных средств массовой информации современные дети ежедневно становятся невольными свидетелями страданий и гибели тысяч людей во всем мире. Смерть и уход человека в мир иной становятся привычной обыденностью информационных программ, утрачивая достоинство сокровенного таинства, в котором Сам Бог касается каждой неповторимой жизни. Всем нам случалось видеть телерепортажи, отмеченные непостижимой бессердечностью и поразительной нравственной глухотой, чтобы не сказать цинизмом. Подобные зрелища ожесточают душу, поселяя в ней окаменелое нечувствие, делая ее неотзывчивой, закрытой для сострадания ближнему. По моему глубокому убеждению, от таких впечатлений неокрепшие детские души нужно ограждать, внимательно следя за кругом чтения ребенка, за тем, какие фильмы и телепередачи он смотрит, в какие игры играет. Цена упущений здесь может оказаться очень велика, ведь именно детские годы формируются контуры нравственного облика человека и то, каким он вырастет.

— Находите ли Вы радость в чтении? Какие книги Вам нравится перечитывать? Есть ли у Вас любимые фильмы?

— К сожалению, напряженный график моего служения оставляет мне не много возможностей для чтения, которое всегда было одним из любимейших моих занятий. Редкие свободные минуты я стараюсь посвятить именно чтению. Как правило, это книги по богословию или истории. Я считаю, что знание истории позволяет человеку быть свидетелем совершения судеб Божиих на жизни стран и народов, делая его как бы современником всем эпохам, а это многого стоит. История учит только тех, кто сам этого хочет, так что многих горьких явлений нашего времени могло бы просто не быть, если бы не поражающее историческое беспамятство людей.

Очень люблю русскую классику «золотого века» — она буквально пронизана евангельским духом, исполнена нравственной глубины и силы. Даже сам язык, на котором писали Пушкин, Тургенев, Лесков, возвышает и облагораживает человеческую душу. А сколько глубочайших прозрений и интуиций в романах Достоевского!

Что касается кинематографа: Я не сказал бы, что есть фильмы, к которым я хотел бы возвращаться снова и снова, да на это и нет времени. Но отрадно, что в последнее время, несмотря на засилье низкопробных поделок, воспевающих насилие и жестокость, раскрепощающих низменные инстинкты и обслуживающих их, появляются как отечественные, так и зарубежные фильмы, в которых во главу угла ставятся высокие нравственные идеалы. Такие фильмы встречаются, и я смотрю их с удовольствием.