 |
| Литературная газета | Константин Ковалев | 08.06.2004 |
ГИМН
Нет покоя его имени и сегодня, когда ещё не затихли дискуссии о том, какой гимн более подходит для современной России. Да и какой вроде бы смысл дискутировать, когда уже поздно. Но поздно ли? В истории России только два композитора создавали национальный гимн по заказу императора: Алексей Львов и Михаил Глинка. Львова поддержал придворный поэт Жуковский, имевший немалый вес в принятии такого рода решений. Он поспособствовал приятелю, быстро изменил уже существовавший текст «Боже, царя храни» на мелодию англичанина Кэрри, и гимн был принят. Творение Глинки никто не поддержал и текста никто не написал. До сих пор говорят, что на его музыку слова ложатся тяжело. Опровержением служит спетый на эту мелодию и принятый в 1947 году «Гимн Москве», многим известный и поныне. Кстати, по сию пору не отменённый.
В конце 1980-х сделанная мною телепрограмма об истории государственных гимнов в России, где выдвигалась идея принятия гимна Глинки, была дважды повторена на Первом канале перед сессиями Верховного Совета СССР. В результате большинство депутатов проголосовали «за». А затем началась эпопея по сочинению слов, как известно, ничем не закончившаяся. Оказалось, что нам словами объяснить Россию труднее, чем музыкой. Точно так же, как и «понять умом». Хотя до Глинки успешно пели «Гром победы раздавайся» Державина и Козловского, а также исполняли «Коль славен» Бортнянского и Хераскова, мелодию которого долгое время отбивали куранты на Спасской башне Московского Кремля.
После второго телеэфира произошло примечательное событие. Мне позвонил родственник одного только что скончавшегося капельмейстера Ансамбля песни и пляски под управлением Александрова. Тогда руководил ансамблем Борис Александров — сын автора Гимна СССР. Я пришёл к нему в гости. Тогда-то в домашнем архиве семьи музыканта я и увидел ноты прекрасной офицерской песни Первой мировой и Гражданской войн, называемой «Странник». Она оказалась… точной мелодией Гимна Советского Союза. Открытие меня и поразило, и нет. Величественность и сила мелодии вполне могли иметь исторические истоки. Просто так ничего не появляется. Так было и у Львова, ведь текст «Боже, царя храни» был ремейком английского «Боже, храни короля», а мелодия взята из русской народной песни «Не белы-то снега», подсказанной Львову императором Николаем.
И всё же известие о том, что гимн сталинской эпохи был заимствован, казалось ошеломительным! В конце концов, оказывается, что гимн Глинки — это уникальное творение, созданное без заимствований, как теперь принято говорить — эксклюзивно, специально для России и по специальному же заказу. Добавим к этому, что он написан великим русским композитором, создателем хора «Славься», также ставшего символом и своеобразным гимном. В результате именно эту мелодию мы и отвергли! Странно, не правда ли…
НАСЛЕДИЕ
Но мы принимаем великого Глинку за основателя русской музыки. Принимаем безоговорочно. А правда ли это? Что основал он, ежели за полвека до него творили такие гении, как Березовский, Бортнянский и десятки прекрасных музыкантов. Ведь именно о Бортнянском теперь по праву принято говорить как об основоположнике русской композиторской школы, создателе первых в России симфоний, сонат, романсов и громадного цикла духовных песнопений. Русская опера — по музыке и по сюжету — уже существовала до Глинки. Так в чём же он был «основателем»?
Сейчас непросто вычленить эти определения. Глинка действительно впервые внедрил и развил именно РУССКОЕ МУЗЫКАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ в сфере профессиональной музыки. Написал он мало, но, как Пушкин в литературе, именно он определил «русскость» в мелодике, долгие годы искал её истоки и вариации, сделал её достоянием мировой музыкальной культуры, породил гениальных последователей, сделавших Россию великой музыкальной державой на все времена. Он создал русский музыкальный язык. Из Глинки «выросли» Бородин и Балакирев, Мусоргский и Чайковский, Рахманинов и Прокофьев, Свиридов и Гаврилин.
Поразительно, но Глинка мог стать и «основателем» украинской национальной музыкальной культуры. До сих пор киевские музыковеды горюют о том, что он не дописал своей симфонической поэмы «Тарас Бульба». Будто бы он негласно называл симфонию «Украинской», писал её в Париже, играл потом из неё многочисленные отрывки, их запоминали и записывали, кое-что осталось, но доказать его авторство весьма непросто. Глинка мог бы стать музыкальным Шевченко или Гоголем, но… почему-то сжёг партитуру «Тараса».
Так же, как и прах её создателя, претерпевала перемены его гениальная опера «Жизнь за царя». Помните, как в нашем государстве меняли тексты белогвардейских песен и полковых маршей царской России на новые, советские? Бойцы шли в бой не «за Русь Святую», а «за власть Советов». В опере Глинки со сталинских времён до совсем недавних дней славили не «царя», а «русский народ». До сих пор музыковеды и театралы называют её «Иван Сусанин». Патриотично, но… нечестно. Совсем как в мелодии нынешнего Государственного гимна с её белогвардейскими истоками и постоянно меняющимся текстом.
Не менялась только одна из великих мелодий Михаила Глинки — его знаменитая «Камаринская». Между прочим, «Камаринская» вполне может стать «хитом» любого радиоканала, как, например, «Русского радио», ну хотя бы потому, что носит это радио такое громкое и обязывающее название. Однако кто может похвастаться, что недавно слышал «Камаринскую»? Её почти не исполняют профессиональные симфонические коллективы. Простовата, видите ли, для изысканного музыкального ума, без налёта формализма и уж чересчур напоминает народные мотивы. Не модно это нынче.
ДУША
Был у Глинки в биографии примечательный факт. Почти два года он прослужил капельмейстером Придворной Певческой капеллы, директором которой незадолго до этого ещё числился Дмитрий Бортнянский. В молодости Глинка и сам пел очень хорошо. Рассказывали реальную историю, как один очень именитый юный князь при его пении лишился чувств, а потом, придя в сознание, сказал, что ему показалось, будто пели ангелы и начался Страшный суд. Имея в капелле право решающего голоса, Глинка должен был определять направления развития русского церковного пения. Но его мысль «связать фугу западную с условиями нашей музыки узами законного брака» увенчалась неудачей. Глинка попросился в отставку и направился за границу. Он не внёс свой весомый вклад в развитие духовных песнопений, как это сделали после него почти все известные русские композиторы. Светское музыкальное сознание преобладало. Вот почему в лоне русской церкви Глинку не очень знают и помнят, как того же Бортнянского или даже Чайковского. Если спросить, например, какую-нибудь пожилую прихожанку у храма — поют ли Глинку на службах, она не ответит ничего. Но припомнит Чеснокова или Преображенского, Рахманинова или Кастальского и даже напоёт кое-какие их песнопения по памяти.
ПАМЯТНИК
На памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде среди полутора сотен фигур изображены лишь два музыканта: Глинка и Бортнянский. Они действительно стали «мэтрами» эпохи. Немного забытая память о Бортнянском только недавно восстановлена. Глинка же был известен всегда, но будучи богат славой, всем остальным в достатке при жизни сыт не был.
Умер он, как водится по-нашему, почти нищим. Это не метафора. Денег не было даже на похороны. Приехавший в Берлин для перевозки останков в Питер В. Энгельгардт после вскрытия могилы написал: «Гроб был самый дешёвый и скоро развалился». А писатель Н. Кукольник — лучший друг и советчик композитора — подтвердит: «Глинка умер с голоду. Нашли его печень чрез меру отощённую, а желудок крошечный. Две недели он не мог принимать пищи… «В Петербурге отпели его в той же церкви, что и Пушкина. Пришла на отпевание Анна Керн. Именно с её дочерью Екатериной Глинка хотел обвенчаться, но так и не успел. Простая телега без почестей доставила прах музыканта в Александро-Невскую лавру.
Теперь на могиле стоит памятник, созданный архитектором Горностаевым. Впервые в России на плите изображены ноты и там же — вызывающая удивление свастика. Подлинный памятник сохранился до наших дней. Старую плиту на могиле Глинки в Берлине куда-то задевали. Теперь там столб и на нём современный бюст композитора, поставленный нашими военными.
В число конкретных охраняемых государством памятников федерального значения надгробие композитора в Санкт-Петербурге попало только недавно. Благодаря подписанному премьером Касьяновым постановлению N 527 от 10 июля 2001 г., в котором могила стала отдельно отмеченным общероссийским объектом.
Конечно, музыкальный мир почитает и принимает Глинку без оглядки. Но с памятниками продолжают происходить чудеса. Только что к 200-летию решили поставить большую статую композитора в Челябинске перед оперным театром. Уже приготовили, отлили в бронзе. Да вот на месте установки, оказывается, был когда-то храм, и осталось кладбище. Начался скандал. Дескать, памятью Глинки могут потревожить другие одухотворённые останки.
Опять нет ему покоя. Не этими ли перипетиями своей жизни и смерти он остаётся нашим, родным, единственным и неповторимым создателем «Руслана и Людмилы», почитателем «Арагонской хоты», изумительным автором чудных романсов, дарителем нашему сознанию великого «Славься» и, конечно, не менее великого Гимна России. Гимна, который после обретения слов, когда-нибудь, вторя Державину, «да споют и наши хоры»!
N 22, 2 — 8 июня 2004 г.
