«Нет, это уже не революция.»

Сегодня П.А. Столыпин весьма популярен. Его вспоминают по поводу и без повода, к нему апеллируют представители самых разных политических течений (в том числе и тех, которые не имеют на это абсолютно никакого морального права). Как правило, в центре внимания находятся аграрные реформы Столыпина, хотя он как председатель Совета министров занимался множеством проблем, относящихся к разнообразным сферам внутренней и внешней политики. И не только в вопросе крестьянского землепользования он находил смелые и действенные решения. Не все также помнят, что пост предсовмина Столыпин совмещал с постом министра внутренних дел, что, безусловно, добавляло ему забот.

Петр Аркадьевич возглавил МВД, когда весна и революция были в разгаре, т. е. в конце апреля 1906 г. Рост стачечного движения под политическими лозунгами, аграрные беспорядки, волнения на флоте, возникновение «совдепов» — самопровозглашенных «революционных органов власти», стремившихся подменить собой правительственные учреждения, и, конечно, терроризм. Это явление совершенно ошибочно связывают исключительно с партией социалистов-революционеров (эсеров). Большевистский вождь Ленин писал в петербургский «боевой комитет» РСДРП: «Я с ужасом, ей-богу, с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!» Владимир Ильич был явно несправедлив к своим подчиненным. Изготовление бомб было налажено хорошо. В июне 1906 г. Столыпин докладывал в Государственной думе, что за прошедшие 8 месяцев совершено 827 покушений на жизнь чиновников МВД, в результате которых 288 человек погибли и 383 получили ранения. Позже было подсчитано, что в течение 1906−1907 гг. террористы убили или покалечили 4,5 тыс. должностных лиц по всей империи. Если к этому прибавить частных лиц, общее число жертв левого террора за период 1905—1907 гг. достигает 9 тыс.

Революционеры с оружием в руках захватывали типографии, печатали призывы к всеобщему восстанию и массовым убийствам, провозглашали местные областные республики, экспроприировали финансовые средства как в государственных учреждениях, так и у граждан.

Мысль Столыпина сводилась к следующему: чем тверже в самом начале — тем меньше жертв. Всякое начальное попустительство лишь увеличивает их количество. Умиротворяющее начало — где можно убедить, но где слова убеждения не помогают — неуклонность и стремительность кары. «Где под флагом социальной революции грабят мирных жителей, там правительство обязано поддерживать порядок, не обращая внимания на крики о реакции». Меры должны были быть решительны, но строго законны. «Одна решимость благомыслящих людей открыто выступить в защиту порядка произведет такое впечатление, что понизится безумная смелость „боевиков“, которая живет за счет малодушия сторонников мирной жизни». Однако эти мысли опережали не только всемирную эпоху, но и волю трона.

Исход ускорили сами террористы. Перебравшись в Петербург, Столыпин сохранил заведенный еще во времена его саратовского губернаторства обычай держать по воскресеньям дом открытым для посетителей. 12 августа 1906 г. три террориста, переодетые жандармами, направились к его даче на Аптекарском острове. Когда заподозривший недоброе охранник попытался их остановить, они швырнули в дом портфели, наполненные взрывчаткой. Погибли 27 человек, 32 были тяжело ранены. В основном посетители, находившиеся в приемной, — люди, не имевшие отношения к государственному аппарату, в их числе женщина с младенцем. Под завалами обнаруживали трупы с оторванными частями тел. Среди раненых были трехлетний сын министра и двенадцатилетняя дочь. Это был самый кровавый теракт после «народовольческого» взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. Примечателен комментарий одного из организаторов акции — «максималиста» М. Соколова («Медведя») по поводу многочисленных жертв: «Эти „человеческие жизни“? Свора охранников, их следовало перестрелять каждого в отдельности. дело не в устранении (Столыпина. — Ю.Ц.), а в устрашении».

Взрыв на Аптекарском — пример сотрудничества боевиков и «техников», представлявших различные организации. Бомбы были изготовлены в динамитной мастерской большевиков. «Военно-техническое бюро, — вспоминал Г. А. Алексинский, в то время близкий к Ленину, — главным техником которого был «Дмитрий Сергеевич» (Грожан) и которому много помогал Красин, оказывало, по-видимому, услуги не только социал-демократическим организациям. После покушения эсеров на Столыпина при помощи портфеля со взрывчатым веществом «Дмитрий Сергеевич» однажды похвастался: «Портфель был эсеровский, а начинка — наша». (Эсеры выпустили специальное заявление о своей непричастности к взрыву на Аптекарском острове и о моральном и политическом осуждении такого рода покушений.)

Через неделю после взрыва, 19 августа, последовал столыпинский Указ о военно-полевых судах для гражданских лиц. Этот документ предусматривал на территориях, находящихся на военном положении или положении «чрезвычайной охраны», право губернатора и командующего воинской части подвергать военному суду лиц, чья вина была столь очевидна, что не требовала дальнейшего расследования, — схваченных с поличным на месте преступления. Состав суда определялся местным командующим и должен был включать только офицеров. Судебные слушания надлежало проводить при закрытых дверях, подсудимые не могли пользоваться услугами защитника, но могли вызывать свидетелей. Военно-полевому суду следовало собираться в течение 24 часов с момента совершения преступления, приговор должен был быть вынесен в 48 часов, обжалованию не подлежал и должен был приводиться в исполнение в течение суток.

К компетенции этих судов были отнесены убийства и особо тяжкие грабежи. Была установлена уголовная ответственность за пропаганду террора. Смертная казнь применялась к бомбометателям как к непосредственным убийцам, но не применялась к изготовителям бомб. Столыпину предлагали объявить уже арестованных террористов заложниками за действия тех, кто еще находился на свободе, но он это предложение категорически отверг. Действие Указа продлилось 8 месяцев и прекратилось весной 1907 г. По приговорам военно-полевых судов были казнены 683 человека. В дальнейшем террористы и другие лица, обвиненные в тяжких преступлениях, представали перед обычными гражданскими судами.

Либеральная общественность в массе своей отреагировала на Указ 19 августа отрицательно. В 1908 г. Лев Толстой написал быстро сделавшуюся популярной статью «Не могу молчать». Текст начинается со смачного, детального, полного омерзительных натуралистических подробностей описания процедуры повешения. Далее следовал вывод о том, что нельзя казнить вообще никого, даже и самых зверских убийц, что военно-полевые суды не могут обновить нравственного облика общества, а лишь содействовать одичанию. Однако Указ 19 августа принес результат — резкое сокращение терактов: в 1908 г. — три, в 1909 г. — два, в 1910 — один, в 1911 — два (жертвой одного из которых стал, правда, сам Столыпин).

В своей борьбе с терроризмом министр не ограничивался одними только репрессивными мерами. Требовалось одержать еще и моральную победу над левым экстремистами. Одновременно с Указом о военно-полевых судах была опубликована обширная программа реформ. «Революция борется не из-за реформ, проведение которых почитает своей обязанностью и правительство, а из-за крушения самой государственности, крушения монархии и введения социалистического строя», — говорилось в правительственном сообщении. В перечень намеченных мероприятий входили: установление свободы вероисповеданий, неприкосновенности личности и гражданского равноправия, реорганизация крестьянского землевладения, государственное страхование рабочих, реформа местного самоуправления, суда, школы и др.

А.И. Гучков — председатель «Союза 17 октября», партии, поддерживавшей Столыпина, — писал: «Я не только считаю политику репрессий по отношению к революционному движению совместимой с вполне либеральной, даже радикальной общей политикой, но я держусь мнения, что они тесно связаны между собой, ибо только подавление террора создает нормальные условия. Если общество отречется от союза с революцией, изолирует революцию, отнимет у нее общественные симпатии, рассеет мираж успеха — революция побеждена».

Столыпину удалось разорвать заколдованный круг. Прежде проведение реформ неизменно сопровождалось ослаблением власти, а принятие жестких мер знаменовало собой отказ от преобразований. Теперь правительство совмещало обе задачи.

Революционные партии теперь вели борьбу в более враждебной для себя психологической атмосфере. Теракты пока еще не прекратились, но отношение к ним в обществе изменилось. Они вызывали уже не сочувствие, а растущее возмущение. К тому же грань между политическими и уголовными убийствами стиралась до полной неуловимости: шайки грабителей, убивая полицейских и похищая крупные суммы денег, заявляли, что все это делается для нужд революции. Московский комитет социал-демократов (меньшевиков) вынес резолюцию против экспроприации. Грабежи оказывались слишком большим соблазном, многие «товарищи» после удачного «экса» не сдавали деньги в партийную кассу, а предпочитали скрыться с добычей.

«Революция? Нет, это уже не революция, — говорил Столыпин корреспонденту газеты Journal. — Теперь употребление громких слов, как анархия, жакерия, революция, — мне кажется преувеличением». И добавлял: «Если бы кто-нибудь сказал в 1900 г., что в 1907 г. Россия будет пользоваться нынешним политическим строем, — никто бы этому не поверил. Теперь режим превзошел своим либерализмом самые широкие ожидания».

Один из наиболее сложных для Столыпина моментов в плане его борьбы с терроризмом возник в феврале 1909 г. Грянуло известием о том, что руководитель «боевой организации» эсеров Азеф — агент полиции. Лидеры эсеров выдвинули гипотезу участия правительства в террористических актах против себя самого: создает Азефов и даже убивает высокопоставленных лиц, лишь бы скомпрометировать революцию. Столыпин прибыл в Государственную думу и дал объяснения: Азеф был добросовестным секретным сотрудником полиции с 1892 г. До 1906 г. с террористической деятельностью не соприкасался, затем все сведения, которые ему удавалось получить, тотчас сообщал полиции. Дал сведения о Гершуни как центральной фигуре террора, помешал покушению на Победоносцева, одному покушению на Плеве, сообщал данные о подготовке терактов против Трепова, Дурново и опять Плеве — удавшееся в июле 1904 г. (и даже указал будущего исполнителя — Егора Сазонова). Столыпин доказал, что обвинения Азефа в том, что он участвовал в убийстве Плеве и великого князя Сергея Александровича, несостоятельны. С 1906 г., когда Азеф получил доступ к действиям «боевой организации», решительно все ее акты были предотвращены. Соответственно, к Азефу ни в каком отношении не применимо слово «провокатор»: так может быть назван инициатор преступления, но не осведомительный агент полиции. «Вся наша полицейская система есть только средство — дать возможность жить, трудиться и законодательствовать. А преступной провокации правительство не терпит и никогда не потерпит».

Выступая в Думе, Столыпин объявил, что правительство противопоставит революционному насилию силу. Эта политика в сочетании с осуществлением реформ возымела успех. Период от окончания первой русской революции (1907 г.) до вступления в Первую мировую войну (1914 г.) исследователи справедливо оценивают как самый благополучный в отечественной истории нового времени. По трагическому стечению обстоятельств Столыпин ушел из жизни в 1911 г. В области внешней политики он придерживался принципа невмешательства в международные конфликты. Это позволяет предположить, что благополучный период не был бы столь коротким, если бы не безвременная кончина министра.

3 июня 2004 г.