 |
| Охота и рыбалка | Н. Вехов | 28.05.2004 |
9 июля 1914 г. между островами Белл и Нортбрук рассеялся туман, а два сидевших в каяке и промокших до нитки человека отчаянно боролись с холодом, несущимися навстречу льдинами и неизвестностью. Они изо всех сил гребли, не чувствуя многомесячной усталости и голода, стараясь достигнуть суши. Выбравшись на лед, принялись бегать как сумасшедшие, пытаясь согреть закоченевшие ноги. Это не удавалось. Люди выжали мокрые малицы и развели костер, использовав для топлива хранившиеся как драгоценность кусок деревянных нарт, бинты из аптеки и еще что-то, что могло гореть. Около кромки льда подстрелили нескольких чирков и через час уже пили вкусный горячий бульон, который впервые за многие недели странствий по льдам живительным теплом растекался по телу. После еды нужно было опять лезть в промокшие малицы, чтобы как-то уснуть, отдохнуть…
А уже на следующий день эти два человека сидели в маленькой избе на мысе Флора, что расположен в юго-западной части острова Нортбрук. Все время у них полыхала чугунная печка, и хотя в избушке было неимоверно жарко, один из них никак не мог согреться, а у второго ныли обмороженные пальцы ног. Пищи в доме было предостаточно; на столе на тарелках лежали галеты, сухари, много другой снеди. Кем же были эти два человека, чудом оказавшиеся в своеобразной столице архипелага Земля Франца-Иосифа — на мысе Флора, да еще так недурно устроившиеся среди полярного безмолвия с печкой и обильной едой? Тот, что никак не мог согреться, был штурман шхуны «Святая Анна» Валериан Альбанов, а второй, у которого оказались обмороженными пальцы ног, — матрос Александр Конрад.
Как эти люди оказались на Земле Франца-Иосифа и что же произошло с ними?
«Прокатиться» по морям Арктики
Экспедиция на «Святой Анне» была субсидирована на частные средства московских родственников Георгия Львовича Брусилова — его дяди, землевладельца генерал-лейтенанта Бориса Алексеевича и его жены Анны Николаевны Брусиловой-Паризо де Ла Валетт. Эти три человека и составили некое подобие «акционерного общества», причем основную сумму в намечавшееся предприятие вложила именно Анна Брусилова; небольшую часть средств предоставил дядя, сам же капитан «Святой Анны», Георгий Брусилов, был «гол как сокол» и ничего не смог внести в финансирование предстоявшего плавания. В качестве судна экспедиции решено было закупить в Англии небольшую паровую яхту, построенную в 1867 г., «Pandora II», которую нарекли в честь основного концессионера, Анны Брусиловой-Паризо де Ла Валетт.
Параметры «Святой Анны» у сегодняшнего мореплавателя вызовут удивление: как на этакой «лодочке» водоизмещением всего-то около тысячи тонн и с паровой машиной в 41 лошадиную силу (!) можно было выходить в плавание по ледовитым арктическим морям?! Эта трехпарусная «маломощная скорлупка», баркантина, по своим размерам (длина корпуса — 44,5 м и ширина — 7,5 м) — уже тогда не могла тягаться с обычными парусно-моторными шхунами, хотя по меркам своего времени, а построена она была почти сорок лет назад, шхуна предназначалась специально для плаваний во льдах Арктики. До прекрасного превращения в «Святую Анну» появившийся на свет сторожевой корабль «Newport», став затем шхуной «Pandora II», в 1893 и 1897 гг. уже дважды ходил в Карское море.
Экспедиция Георгия Брусилова не имела научных планов; он намеревался пройти вокруг севера Евразии, став в случае благоприятного исхода вторым, кто прошел бы северо-восточным проходом после знаменитого шведского мореплавателя Нильса-Адольфа Эрика Норденшельда. И после этого заняться в Тихом океане промысловой деятельностью.
В экипаж «Святой Анны» входили 24 человека, в том числе сестра милосердия Ерминия Александровна Жданко. Да, на корабле оказалась женщина. И не просто женщина, а племянница начальника Гидрографического управления М.Е.Жданко. Она поднялась на борт шхуны во время стоянки на Мурмане, чтобы заменить своевременно не прибывшего судового врача. Факт участия женщины в составе полярной экспедиции добавляет к этому мероприятию еще более острый интерес. Мне сложно судить о квалификации экипажа, но, по-видимому, опытом мореплавания в полярных широтах владели немногие. Сам капитан и начальник экспедиции 28-летний лейтенант Брусилов до выхода в плавание на «Святой Анне» год прослужил вахтенным начальником на ледоколе «Вайгач». Но что значит год для получения навыков арктического мореплавания! Единственный среди путешественников, кто имел достаточный опыт плавания в северных широтах, оказался помощник командира «Святой Анны», штурман Валериан Альбанов. Из числа матросов, входивших в состав экипажа судна, только подданный Норвегии гарпунер Михаил Денисов успел «покачаться» на китобойце. Определенным опытом обладал и бывший военный моряк Ольгерд Нильсен, не пожелавший покинуть судно после его продажи русским в Англии.
Вот, собственно, и все. Итак, подобно множеству других трагически закончившихся экспедиций того времени в Арктику эта была составлена сплошь из дилетантов, а ее руководство было окрылено идеей «установления арктических рекордов». В этой связи интересно воспоминание Валериана Альбанова о том, что при наборе экипажа в экспедицию желающим предлагалось «прокатиться» на шхуне «Святой Анны» вдоль берегов Сибири «по стопам Норденшельда». Вот так и не иначе! Прокатиться! Во всем мире было два-три настоящих ледокола, а тут прокатиться на хлипкой шхуночке! Видимо, экспедиция казалась не особенно трудной.
Экипировка и маршрут
«Дилетанты» не смогли продумать экипировку и оснащение экспедиции. В опубликованных мемуарах Валериана Альбанова читаем: «Кладовые и трюмы были битком набиты всевозможным провиантом и деликатесами (!!!). Чего только там не было! Орехи, конфеты, шоколад, фрукты, различные консервированные компоты, ананасы, ящики с вареньем, печенье, пряники, пастила и много-много другого». Продовольствия взяли в обрез, всего на два года, рассчитывая, что удастся за это время пройти в Тихий океан, начать зверобойный промысел в его северной части. Недостаток продовольствия намеревались покрывать за счет употребления мяса от забитого морского зверя. Хотя закрома на судне были богаты экзотическими видами провианта, бросается в глаза полная неподготовленность «Святой Анны» к плаванию в арктических морях.
По фрагментарным сведениям можно восстановить маршрут дрейфа «Святой Анны», а вот ту атмосферу, которая царила на судне, — вряд ли, ведь многие документы погибли. 10 августа 1912 г. (все даты приведены по старому стилю) шхуна вышла из Петербурга, от Николаевского моста, а 28 августа она снялась с якоря из Александровска-на-Мурмане, где стояла несколько дней в Екатерининской бухте. Время для арктических походов уже было явно позднее: ведь через полмесяца начинались осенние шторма и с севера тянул лед. 2 сентября «Святую Анну» можно было наблюдать вблизи селения Хабарово в Югорском Шаре. Тут тогда скопилось несколько пароходов, которые в течение всего лета (!) тщетно пытались пройти в Карское море. Один из выдающихся отечественных ученых-гидрографов и руководителей Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана Николай Морозов в тот же год, что и Георгий Брусилов, девять раз (!) пытался проникнуть со своим судном в Карское море через Югорский Шар, но все безрезультатно. Сплошной пак, как вставший на пути кораблей мощный и неприступный бастион, не пускал «чужих» в Сибирь. Морозов был в числе последних, кто видел «Святую Анну» еще во всем ее блеске: «12 сентября я видел очень красивую баркантину, шедшую очень смело из Югорского Шара прямо во льды Карского моря; я догадался, что это „Анна“ лейтенанта Брусилова». Сразу за Вайгачом начинались непроходимые льды, пригнанные сюда северо-восточным ветром из Карского моря, поэтому любые попытки мореходов выйти за Вайгач оканчивались неудачами. В тот же день шхуна Брусилова ушла дальше, в сторону выхода в Карское море. 4 сентября «Святой Анне» удалось выйти в Карское море. В Байдарацкой губе шхуна, лавируя между редкими льдинами, а потом и густым льдом, намеревалась подойти к западному берегу Ямала, в район мыса Маре-Сале, где возводилась одна из трех первых русских арктических радиостанций.
В ледяном плену
5 сентября «Святая Анна» была остановлена льдом, а 6 и 7 числа пробиралась среди льдин и вышла-таки на чистую воду. 10 сентября шхуна вошла в большой канал с шугой, которая и остановила ее 11-го вечером. До 28 сентября плавание проходило при постоянно мглистом горизонте с неоднократными остановками, сменами курса, маневрами и лавированием между льдами. 25 сентября ознаменовалось открытием охоты — убили первого тюленя. 28 сентября с судна заметили первое северное сияние. К 1 октября со льдом мореплаватели придрейфовали к западному берегу Ямала. Видя такое незавидное положение и не исключая, что им придется зазимовать у Ямала, Георгий Брусилов решил «сбегать» на землю, словно предчувствуя, что ему придется ступить на нее последний раз в своей жизни. 3 октября с партией в шесть человек и картами он отправился на берег, который маячил всего-то в восьми милях от «Святой Анны». Нужно было разведать местность, нельзя ли тут соорудить зимовочную базу экспедиции. Но эти восемь миль по льду прошли не так быстро, как могло бы показаться; они потратили на поход только в одну сторону более суток, и лишь 6 октября вернулись на судно.
А 16 октября ледяное поле со вмерзшим в него судном вдруг «оторвало от Ямала», и «Святая Анна» пустилась в дрейф, исчезнув затем в небытии. Дрейф стартовал примерно с широты 71о47Ђ. С этого времени вся судовая жизнь была подчинена только одному — выживанию в арктических условиях. На льду у судна устроили баню. Людей на жилье распределили по всем имеющимся на судне помещениям. Самыми привилегированными стали командир, штурман, «г-жа Жданко» и оба гарпунера; им отводились наиболее комфортабельные апартаменты на 1-й палубе, отапливаемые двумя печками. Команда расположилась в кормовом отсеке (семь человек), которое отапливалось камбузом, и в носовом кубрике (восемь человек), обогреваемом одной печкой.
Экипажу пришлось полностью «обезобразить» шикарное убранство кают и палуб. На стенах и потолках внутренних помещений пришлось делать вторую обшивку — из войлока с прокладками толя и парусины. Отполированную до зеркального блеска мебель из красного дерева и роскошные ковры ждала печальная участь. Они гибли от воды, сочившейся через щели потолка; ведь от тепла и дыхания людей покрывавшие поверхность судна снег и лед начали таять. Все внутри покрылось слоем копоти от горящих сальных светильников-коптилок. Воздух в помещениях судна сделался сырым, люди от вечной копоти стали столь грязными, что были похожи на этакие безликие «силуэты». Свет от коптилок освещал пространство в радиусе полуметра, все остальное тонуло во мраке. По углам кают блестели иней и лед. Тут оказались самые чистые уголки, в них не долетала копоть. Но люди свыклись с этим мраком. Их уже не тревожили вечные подтеки воды, вечная сырость, пластами отваливающаяся от деревянных покрытий краска, скользкое от сырости и плесени дерево.
28 ноября была проведена ревизия всего топлива; оказалось, что на судне всего 320 пудов угля и 340 досок (!). Подведя «баланс топлива», расход дерева на топливо решили ограничить дневной нормой топки в две доски. Опять возникает вопрос, как с таким ничтожным запасом топлива можно было отправляться в плавание по ледовитым арктическим морям, когда в любой момент судно могло оказаться втянутым в неизвестно сколько продолжавшийся дрейф? 8 декабря с борта убили первого белого медведя. 1 января 1913 г. «Святая Анна» была чуть южнее бухты Ледяная Гавань, где на берегу в 1596—1597 гг. провели первую зафиксированную в истории Арктики зимовку участники третьей голландской экспедиции, руководимой Виллемом Баренцем.
Странная болезнь и другие напасти
Неудачи преследовали мореплавателей с самого начала дрейфа. С наступлением зимы, когда начался «полярный охотничий сезон», весь экипаж поразила странная болезнь, принятая сначала ими за цингу — бич большинства полярных экспедиций того времени. В середине декабря 1912 г. поочередно заболели Георгий Брусилов, Валериан Альбанов и семь человек команды. Брусилов оправился только к лету. 3 марта он отметил в бортовом журнале: «Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь; было время, когда опасались, что я вовсе не встану, и сделали список документов, хранящихся у меня». Он поправлялся медленнее всех; его запись в вахтенном журнале гласит: «2 марта меня вынесли на стуле на лед, потом положили и обнесли вокруг судна и по палубе». Брусилов проболел около шести или семи месяцев, причем три с половиной из них лежал, превратившись в настоящий скелет, обтянутый кожей. Его нежно оберегала Ерминия Жданко; она неустанно сидела около него, и ей больше всего доставалось, когда в приступах ярости больной «метал» в сиделку тарелки и ложки, выплескивал еду и питье, грубо ругался, хотя в нормальном состоянии был милейшим человеком. Только по прошествии многих десятилетий удалось установить, что экипаж «Святой Анны» поразил трихинеллез; ведь за неделю до начала массового заболевания с борта судна удалось подстрелить близко подошедшего к нему белого медведя. Видимо, его мясо было недостаточно проварено.
Новый 1913 год встречали торжественным застольем, устроенным на верхней палубе, в «офицерской» кают-компании. 31 января 1913 г. после полярной ночи увидели первый раз солнце, а 8 апреля радовались появлению первой птицы — пуночки. С наступлением весны началась охота, на столе экспедиции появились свежая медвежатина и тюленятина, и больные стали быстро поправляться. В марте-апреле настреляли аж 25 медведей, соорудили на льду коптильню и наделали копченых колбас. Но эти радости омрачились 16 июля, когда вышел весь запас дров, сожгли все доски. С наступлением лета начались попытки освобождения «Святой Анны» из ледового плена. Пытались проделать канал во льду, чтобы судно экспедиции вырвалось наконец-то из плена. Мореплаватели взрывали лед, пилили его и вырубали куски. Все оказалось тщетно, с трудом пробитая щель тут же затягивалась новым льдом. 18 августа экипаж «Святой Анны» убедился в бесплодности этого занятия, что было отмечено и в судовом журнале. Грозила вторая зимовка. Поэтому Брусилов издал распоряжение собирать все возможное топливо. В кучу несли то, что вообще могло гореть: и мусор, и разбросанные вокруг корабля на льду деревяшки. Обычные в те времена лампы «Молнии» приспособили для топки медвежьим жиром. Из парусиновых обвесов сшили новые брюки, из шкур убитых тюленей делали обувь. К 28 августа зигзагообразный путь дрейфующего льда со вмерзшей в него «Святой Анной» достиг 80о северной широты. Позже скорость дрейфа возросла. 30 октября закрыли световой люк и закидали его снегом. С этого времени внутренние помещения шхуны освещались лишь горящими лампами-коптилками; их делали из пустых консервных банок и заправляли тюленьим и медвежьим жиром. Рождество отмечали общим обедом в большом верхнем салоне, тут же встречали и Новый год. К 4 декабря судно оказалось под 82о северной широты. Отсюда вектор дрейфа перекинулся на запад.
Предчувствуя неизбежность второй зимовки, экипаж «Святой Анны» впал в полнейшее уныние. Начались крупные разногласия между Брусиловым и Альбановым. Их стычки напоминали склоки на коммунальной кухне; у обоих после очередного выяснения отношений начиналась одышка, головокружение, спазмы душили горло. Как вспоминал позже штурман «Святой Анны» Валериан Альбанов, после сентября 1913 г. между ними не было ни одного «мирного» разговора. Обстановка на судне постепенно достигла такого накала, что зимой 1913−1914 гг. штурман Валериан Альбанов попросил освободить его от выполнения своих прямых обязанностей на «Святой Анне». После некоторого раздумья Георгий Брусилов «принял его отставку». Такой поворот событий можно было ожидать; в нем нет ничего удивительного. Ведь по сути больше полутора лет люди здесь ничем серьезным и не занимались (!); они попросту бездельничали. Основное занятие команды — работы по поддержанию судна в порядке, исправление возникающих повреждений, охота. Многие члены команды принялись постигать морские науки, занялись изучением иностранных языков и паровой машины. Экспедиция-то была намечена как своеобразная «прогулка» по ледовитым морям Арктики, и ее задача была простой — пройти их и заняться промыслом на Дальнем Востоке. И никаких научных целей, когда каждый был бы, что называется, при деле. Шхуна лежала без движения, выдавленная льдом, уже более полутора лет. Болезни, голод, холод и безнадежность делали свое дело: начались дрязги, выяснения, кто виноват, а кто прав. Чтобы как-то избежать стычек с капитаном, штурман залезал в «воронье гнездо» на грот-мачту, в обсервационную бочку, из которой обычно наблюдают за состоянием льдов, и просиживал там часами, слушая арктическую «музыку» — тишину полярного простора, шелест ветра в заиндевелых вантах, наблюдая за красивым убранством «Святой Анны», в которое ее нарядил мороз.
Штурман принимает решение
В разгар зимы 1913−1914 гг. у штурмана Валериана Альбанова родилась идея оставить судно и попытаться достичь земли. К этому времени обстановка на судне была критической, взрывоопасной. 22 января он озвучил свою задумку Брусилову и просил у капитана дать ему для постройки каяка и саней необходимые материалы. Но Брусилов сначала принялся отговаривать штурмана, мотивируя, что скоро они, может быть, все вместе отправятся по льду искать спасения на каком-нибудь острове. На судне не было ни нормальных шлюпок, ни саней; ведь никто не предполагал дрейфовать и, тем более, воспользоваться санями в аварийной ситуации. Сначала Альбанов думал идти один, а когда узнал, что ему в напарники вызвалось еще несколько добровольцев, свыкся и с этой мыслью. Подготовку «штурмовой» группы Альбанов начал уже на следующий день после оглашения своего плана перед Брусиловым.
А жизнь на дрейфующем судне шла своим чередом. 27 февраля 1914 г. сократили расход сухарей и хлеба. Решено: по полфунта хлеба выдавать четыре раза в неделю, в эти же дни еще были положены по полфунта сухарей, а в остальные же дни — употребляли одни сухари, по ¾ фунта в день «на брата».
Уходящей партии предстояло сделать семь каяков и семь нарт; каждый каяк ставили на сани, в лямки должна была впрягаться пара полуживых людей, и они-то стали единственной тягловой силой, тащившей по льду поклажу, массой в 10−10,5 пудов. Для похода были собраны нехитрые пожитки: продовольствие, палатка, спальные мешки, самодельная печка. Накануне выхода в пеший маршрут к «Большой земле» Брусилов в третий раз (!) зачитал Альбанову список переданного ему оружия и снаряжения. Самым ценным и дорогостоящим оказались две винтовки «Ремингтон», одна винтовка норвежская, одно двуствольное дробовое ружье центрального боя, две магазинки шестизарядные, механический лаг, два гарпуна, два топора, одна пила, два компаса, 14 пар лыж, одна малица 1-го сорта, 12 малиц 2-го сорта (!), один совик, хронометр, секстан, 14 заспинных сумок, один бинокль. И вдобавок Брусилов взял с Альбанова обязательство вернуть ему все затем под расписку (!). Только из этого факта видно, до какого абсурда докатились отношения в экспедиции, если больной и полуживой капитан спрашивает с таких же, как он, «доходяг» расписку за имущество. Естественно, у штурмана подобный выкрутас Брусилова вызвал очередной всплеск эмоций. Но никто из экипажа не знал, что такое поведение Брусилова было «оправдано» весьма щекотливым положением; ведь по условиям договора с Анной Брусиловой-Паризо де Ла Валетт он материально отвечал за судно и все снаряжение экспедиции. В случае их потери все убытки покрывает Георгий Брусилов. На иных основаниях богатые родственники не соглашались послать экспедицию. При определении запаса продовольствия для пешей группы исходили лишь из того, сколько продуктов вообще оставалось на момент ее ухода с судна. Основу его составили… сухари; ими пешеходы покрывали более 80% своего дневного рациона. Еще одно дополнение к общей картине: как собиралась и чем была снаряжена группа Альбанова. Чтобы ориентироваться на месте, штурман в качестве карты использовал заимствованный из русского издания книги Фритьофа Нансена «Среди льдов во мраке ночи» рисунок с изображением Земли Франца-Иосифа. На той карте, правильнее сказать — картинке из книги (!), отражавшей уровень изученности архипелага на конец XIX века, были нанесены даже несуществующие в Арктике «Земли» — Петермана, Короля Оскара и Джиллиса. По всем этим «Землям» либо прошла с дрейфом шхуна Брусилова, либо пешком по льдам протопали Альбанов и его спутники.
13 апреля стало днем ухода со «Святой Анны» отряда из 14 человек под командованием штурмана Альбанова. Они были последними, кто видел капитана Георгия Брусилова, «барышню» Ерминию Жданко и остающихся на шхуне членов экипажа.
Уходящие и остающиеся.
Прощальный ужин
Вообще, на этот день можно было подвести некоторые итоги дрейфа «Святой Анны», ведь уходящие унесли с собой и последние документальные сведения об экипаже и самом судне. Так, с 15 октября 1912 г., с того дня, когда шхуна была вовлечена в дрейф по морям Арктики, прошло 546 суток, и за все это время «Святая Анна» преодолела более двух тысяч морских миль. Ко дню выхода пешей группы в сторону Земли Франца-Иосифа «Святая Анна» располагалась под 82о55Ђ северной широты и на долготе 60о45Ђ. Провизии у остающихся на судне было еще на год плавания или дрейфа. Топливо все израсходовано, и отапливали шхуну ее же деревянными частями.
Эта экспедиция — кладезь парадоксов. Даже уход со шхуны был обставлен помпезно, если к тому положению, в котором оказалась экспедиция, применимо это слово. На три часа был назначен общий прощальный обед (!). Его приурочили к великому христианскому празднику — Святой Пасхе. На такую церемонию прощания сподобили Георгия Брусилова стюард Ян Регальд и повар Игнатий Калмыков, по утверждению Альбанова, слывущий неунывающим поэтом и певцом. «Наконец-то сходят вниз и Георгий Львович. Начинается обед: Ерминия Александровна разливает суп и угощает. Все сильно проголодались, так как привыкли обедать в 12 часов, а сейчас уже скоро 4 часа. Иногда кто-нибудь вымолвит слово, попробует шутить, но, не встретив поддержки, замолкает. Остающиеся особенно предупредительны с нами, уходящими, и усердно угощают нас то тем, то другим. Ведь это наш последний обед на судне, за столом, как следует сервированным. Придется ли уходящим еще когда-нибудь так роскошно обедать, а если и придется, то всем ли?». Вчитываясь в эти строки воспоминаний Валериана Альбанова, поражаешься: люди на краю гибели озадачены вопросом, где, когда и кто будет еще так обедать, за сервированным столом!
После обеда все высыпали на палубу — и уходящие, и остающиеся. Даже последняя из шести оставшихся в живых собака Улькa. Пo-мoeмy, никто не понимает, что происходит. Судьба людей, некогда спаянных единой целью, уже поделила их на две группы — кто спасется, а кто сгинет в вечности. Но об этом еще никто из них не знает…
Валериан Альбанов вспоминал: «Все стоят и чего-то ожидают… Я снял шапку и перекрестился… Все сделали то же. Кто-то крикнул „ура“, все подхватили, налегли на лямки, и мы тихо тронулись в путь». Все! Началась беспримерная, полная драматизма, человеческого горя и воли случая эпопея, примеров которой нет в истории освоения Арктики.
Продолжение следует
1 мая 2004 г.
