 |
| Православная газета (Саратов) | Александр Дворкин | 26.05.2004 |
— Александр Леонидович, неверующим людям трудно понять разницу между Православием и сектами. К тому же в России нет юридического термина «секта». Как объяснить невоцерковленному человеку, не прибегая к богословским терминам, что секты необходимо остерегаться?
— Я предлагаю делить все секты на две группы: классические и тоталитарные, деструктивные. Я занимаюсь тоталитарными (они же деструктивные) сектами. Классическая же секта — это сравнительно небольшая культурно закрытая религиозная организация, главный смысл существования которой — противостояние основной религиозной традиции (основным религиозным традициям) страны. Например, баптисты идеально подходят под это определение. С классическими сектами у нас идет богословский и мировоззренческий спор. неверующему человеку достаточно сложно объяснить разницу именно между классической сектой и традиционной религией объясняясь только лишь на богословском языке. Мы можем говорить о богословской ущербности таких сект, об их культурной неполноценности, но социальной опасности они не представляют. Наши с ними отношения вмешательства государства не требуют. Что касается тоталитарных сект, то тут речь идет об организациях совершено другого рода. С ними богословского диалога быть не может. Какой может быть диалог, ну, например, с сайентологами! Ведь нельзя на равных разговаривать с шулерами и обманщиками. Нельзя садиться за стол переговоров в мафией. Тоталитарные секты — это социально опасные, антисистемные организации, несущие несомненный вред. Главный смысл существования подобной секты — власть и деньги для ее руководства и ближайшего окружения. В погоне за этой целью секта прикрывается различными масками. Например, религиозными, культурологическими, психологическими, оздоровительными, образовательными, политическими, коммерческими и так далее. Им присущ ряд свойств: обман при вербовке, обожествление лидера, либо организации, контролирование сознания членов, регламентация всех аспектов их жизни, психологическое насилие, эксплуатация адептов. Главное в тоталитарных организациях — не религиозная составляющая, она может быть, а может и отсутствовать. Есть тоталитарные секты религиозные, есть тоталитарные секты нерелигиозные. Главное — это те цели, которые они ставят перед собой, и то, какими методами они достигаются. Это человек неверующий, невоцерковленный, не определившийся мировоззренчески должен понимать. В отношении разъяснения такой опасности Церковь в какой-то мере занимается не своим делом, потому что защищать своих граждан от тоталитарной секты — это дело государства. Оно должно собирать, распространять информацию о сектантских методах и обычаях, предупреждать граждан о несомненном вреде, выстраивать соответствующие законодательные барьеры, препятствующие распространению сектантства. Во Франции, например, есть Межминистерская миссия по борьбе против сект. Это ведомство, которое подчиняется непосредственно премьер-министру Франции, отчитывается только перед ним. Глава этой миссии, чиновник в ранге министра, одновременно возглавляет собственно саму миссию, затем министерскую группу, в которую входят министр образования, министры внутренних дел, культуры, здравоохранения и т. д. Также он возглавляет большую комиссию специалистов-психологов, педагогов, религиоведов, священников, которые занимаются проблемой. Структура работает в совокупности — проводятся съезды для чиновников, лекции, выпускается литература, идут передачи по ТВ. То есть идет предупредительная работа. Когда у нынешнего главы миссии спросили, не кажется ли ему подобная работа недемократичной, он ответил, что демократия — это помощь народу. Если есть жалобы, то государство обязано на них реагировать.
— Как вы считаете, что мешает сегодня в России понятие «секта» закрепить юридически?
— Прежде чем вводить юридическое понятие секты нужно принять совершенно иной закон о религиозных организациях и свободе совести. Нужно дать определение, что такое религия, религиозная организация, чтобы новый закон заработал. И только после этого нужно законодательно закреплять понятие секты в юридическом плане, пояснять, какого рода организации являются сектантскими. То есть прежде чем определять секту, нужно определить все остальное.
— Цель вашего визита в Саратов — это распространение информации. Как вы считаете, достаточно ли проинформировать человека о том, что есть такая-то и такая-то тоталитарная секта? Или необходимо что-то еще?
— То, чем занимается наш Центр, то есть сбор и распространение информации — это самый базовый минимум. Но хотя бы это делать нужно. Свободный выбор невозможен без полноты информации. Чем больше у вас информации, тем более свободен ваш выбор. Это аксиома. Но следует помнить, что мы не претендуем на религиозный выбор человека в отличие от сектантов. Свой выбор каждый должен делать сам. При этом работа должна вестись и в других направлениях. Если водопроводный кран прорвало, то мало вытирать воду с пола. Нужно прежде всего починить кран. Я считаю, что в школах необходимо ввести религиозное образование. Речь идет не об основах православной культуры, не об этом культурологическом курсе, а о необходимости преподавания Закона Божия. В первом параграфе первого дополнительного протокола Европейской конвенции о правах человека говорится о том, что все государства, являющиеся членами Совета Европы (а Россия входит в их число) обязаны обеспечить религиозное образование детям в школах по тем традиционным религиям, к которым принадлежат их родители. Должны быть факультативы. У нас почему-то это слово содержит коннотацию необязательности, но на самом деле факультатив — это дополнительный предмет, который выбирается в начале учебного года. Если в классе есть мусульмане, то с ними занимаются представители ислама, с православными детьми, соответственно, православные священники или законоучителя. Но занятия должны вестись только для представителей традиционных религий страны. Пока, к сожалению, мы к этому не готовы. Проблема заключается не только в законодательстве. Если бы завтра подобное разрешили, то в школу под видом православных педагогов могли бы прийти представители тоталитарных сект или практикующие оккультисты. Для начала необходимо подготовить преподавателей. Например, в Свято-Тихоновском богословском институте, где я преподаю, разработан стандарт «Теология» для введения его в светские вузы, по которому можно было бы готовить специалистов для последующего преподавания в школах. Необходима будет и система двойного лицензирования. У педагога должно быть государственное свидетельство о том, что он учился педагогике. При этом у него должны быть лицензия от той религиозной организации, которую он представляет, свидетельствующая о том, что он действительно является ее членом и подготовлен преподавать вероучительные предметы.
Свобода выбора детей не нарушится никак. Факультатив выберут родители. А когда ребенок вырастет, то сознательно сделает свой религиозный выбор. Что дает религиозное обучение (речь идет о традиционной культурообразующей религии) в детстве? Прививает человеку духовный вкус. Если у человека развит духовный вкус, то он уже не клюнет на красивую подделку. Секта — это всегда фальшивка, всегда китч, всегда соединение несоединимого. В структуре правоохранительных органов есть специальное подразделение, которое занимается распознаванием фальшивых денег, сотрудников долго к этому готовят. Вы думаете, они изучают фальшивки? Конечно, но не это для них главное: все фальшивки знать нельзя — подделок миллионы и всегда найдется такая, с которой ты не знаком. Поэтому главное, что изучается в таких подразделениях — подлинная банкнота. Если ее вид специалисты будут знать до малейших деталей, то и фальшивку с легкостью смогут определить.
— А как вы относитесь к основам православной культуры?
— Я считаю, что основы православной культуры должны стать обязательным предметом для всех. Это основы той культуры, в которой граждане нашей страны живут вне зависимости от своего вероисповедания. Но при этом, конечно же, нужно следить, чтобы основы православной культуры не превратились в Закон Божий.
— Вы — специалист по деструктивным культам. У слов «культура» и «культ» один корень. Сектанты часто говорят, что их взгляды и мировоззрение — это часть культуры, поэтому тоталитарная секта имеет право на существование…
— О какой культуре говорится? Тут трудно вести речь даже об альтернативной или маргинальной культуре. Секта — это антисистемная организация. Культура, без сомнения, вырастает из культа. Но есть много культов, из которых никакой культуры не вырастает. Одно не следует из другого. Если культура вырастает из культа, то это не значит, что культ вырастает из культуры. Нет ни одного известного художника-сайентолога, мыслителя-кришнаита, философа-мормона. И вот что интересно: даже если у истоков секты стоит человек, чем-то себя проявивший в другой области, наследников его творчества секта не родит. Очевидный пример: Лев Николаевич Толстой был великим писателем, но попытался помимо писательства создать какую-то религиозную систему, которая оказалась совершенно бесплодной. После него ни один толстовец ничего больше культуре не дал. В этом смысле и теософские искания Рериха находятся вне его художественного творчества.
— Можно ли говорить о потенциальном сектантском мышлении? Человек, который приходит в секту, обладает какими-то психологическими предпосылками для этого?
— Может обладать, а может и не обладать. В секту никто не приходит по доброй воле. Сюда попадают через обман, недобросовестную рекламу, сокрытие информации. Есть люди более внушаемые, которым необходимо быть ведомыми, чтобы кто-то их вел. Они есть повсюду. И даже в нормальных религиозных организациях вокруг священников со временем могут собираться их почитатели. Но опытный священник сделает все, чтобы на его личности не зацикливались. А если он начинает ощущать себя безгрешным гуру, то вокруг создается что-то вроде секты. В этом отношении нам изучать тоталитарные секты даже полезно, потому что мы можем быстро распознавать сектоподобные образования, которые складываются и в нашей среде, бороться с ними. Иммунитета от подобных вещей нет ни у кого. Другое дело, когда сектанты узнают о таких случаях и злорадствуют, спрашивают, чем же в таком случае они отличаются от нас? Аргумент некорректен, потому что нельзя исключение с одной стороны сравнивать с правилом с другой стороны. Даже Монетный Двор может выпустить бракованную банкноту. Но странно было бы, если бы фальшивомонетчик, потрясая этой денежкой, начал вопрошать, за что ему срок дают, ведь и государство делает то же самое.
— Создается впечатление, что в секты попадают не вполне адекватные люди, со странностями и отклонениями…
— Это не совсем так. Скорее люди со странностями и отклонениями чаще встречаются в Православной Церкви (что и нормально — где же еще о таких людях будут заботиться, где им будут оказывать помощь и поддержку?), чем в сектах. Там стараются таких людей отсеивать. Привлечь их легко, а потом за ним нужно ухаживать, оказывать необходимую помощь. А в секте этого никто делать не будет, потому что у нее другие цели. К тому же, в секту попадают, как правило, люди, которые пребывают в стрессовом состоянии. В конечном итоге небольшие странности и отклонения, которые есть почти у каждого человека начинают наращиваться, икогда они доходят до какого-то завершающего этапа, человек секте становится не нужен — от него избавляются. Люди там — это расходный материал. Секте нужен постоянный рост, приток свежих сил. Если секта перестает расти, она погибает. Круг огня все время расширяется наружу, потому что внутри только выжженная земля.
— Но пределы роста есть? Может секта исчезнуть? И есть ли вообще какая-нибудь статистика?
— Статистики нет. Дело в том, что постоянно появляются новые секты. Секта — это персонифицированные личные искушения. У каждого из нас есть свои слабые стороны. Каждый из нас клюет на свою личную приманку. И поэтому контингент потенциальных сектантов всегда есть. Есть, конечно, и секты, которые подошли к своему порогу численности, где отток адептов равен притоку. Но «Свидетели Иеговы», или неопятидесятники например, растут по-прежнему, они еще далеко не выбрали свой контингент. Вообще же, секты, которые не прерываются со смертью лидера-основателя, можно по пальцам пересчитать. Чаще всего жизнь секты продолжается одно поколение.
— У секты обязательно должна быть экономическая подоплека? Недостаточно лидеру только осознания собственной власти?
— Одно всегда следует за другим. Власть несет деньги, деньги несут власть. Власть — очень сильный наркотик. В этом смысле самые несвободные люди секты — это лидеры. Рядовой член рано или поздно из секты может уйти. Руководитель же секты уйти не может. Таких случаев еще не было. Он — раб своего положения, окружения, которое привыкло к безбедной жизни. Да и он сам привык к богатству и безграничной власти. В конечном итоге он — раб сатаны, который его поработил и уже не отпустит.
— Секты оставляют губительный след на человеческой психике, манипулируют сознанием. Но то же самое делают сейчас и всевозможные средства массовой информации. Каков конкретный вред от воздействия на психику именно тоталитарных сект?
— Воздействие на психику человека в целом похоже на радиацию — есть повсюду. Но в Чернобыле ее больше, чем, например, в Саратове, и вы предпочитаете жить здесь. Другими словами, губительность воздействия зависит от критической массы. В сектах ее больше. Ведь люди не читают газет и не смотрят телевизор двадцать четыре часа в сутки. Если такое происходит, то это уже — проблема психиатрии. Посмотрите, у вас всегда есть возможность телевизор выключить, переключить на другой канал, выбросить газету. В секте вы ничего выключить и выбросить не можете.
— Центр священномученика Иринея Лионского, который вы возглавляете, занимается только сбором информации, или там есть и реабилитационное отделение для бывших сектантов?
— В России нет ни одного реабилитационного центра. Программа реабилитации не может работать без государственного финансирования. Вообще есть три этапа противосектантской работы: это профилактика, индивидуальная работа с сектантами или консультация по выходу, непосредственно реабилитация. Наш Центр главным образом занимается профилактикой, то есть сбором информации и предупреждением. Лучший способ выйти из секты — туда не попадать. В силу того, что консультациями по выходу мало кто занимается, это тоже входит в функции Центра. Но если возникнет организация, которая бы полноценно стала над этим работать, мы с радостью направим людей туда. А сейчас мы несколько раз в неделю проводим беседы с сектантами для того, чтобы помочь им начать думать.
— Чтобы вытащить человека из секты, можно использовать любые средства?
— Нельзя. Силой забирать совершеннолетних людей из тоталитарной секты противозаконно. К тому же, если это не увенчается успехом, тот, кому вы хотите помочь таким образом, всегда будет воспринимать вас как предателя. Мы не должны уподобляться сектантам в мерах по спасению, я в этом уверен. Я против насильственного вывода. Забрать из секты можно только ребенка, несовершеннолетнего человека.
— Как должен относиться обычный человек к сектанту? Заведомо негативно или с пониманием и терпением?
— Нужно, конечно, исходить из ситуации. Но при этом необходимо помнить, что мы не воюем против сектантов. Мы воюем против сект. Сектант — это жертва, поэтому и относиться к нему хорошо бы с любовью и снисхождением. Но, разумеется, до той поры, пока нет угрозы вашим близким. Если представители секты начинают представлять собой реальную угрозу, это нужно предотвратить. Но если мы вдруг беседуем на улице с сектантом, то лучше говорить с ним по возможности мягко. Им ведь постоянно внушают, что окружающий мир их ненавидит, только секта дает безграничную любовь и понимание. Несчастным мунитам, которые чаще всего собирают по улицам деньги на «благотворительность», продавая миленькие открыточки, которые мотаются по всей стране с передвижной мунитской командой, живут в антисанитарных условиях, можно предложить пойти чаю выпить с булочкой и поболтать просто так. Кто знает, вдруг после этого знака внимания и расположения что-нибудь в его сознании изменится, получится полноценный разговор. Но если сектант кого-то на улице соблазняет, то его жертву нужно предупредить об опасности.
— Александр Леонидович, почему вы стали заниматься именно сектами?
— Это церковное послушание. Сам этого не выбирал. Но занимаюсь проблемой уже двенадцать лет и буду заниматься, наверно, до конца жизни.
Беседовали Дмитрий и Наталья ПЕТРОВЫ
Наша справка
Александр Леонидович Дворкин родился в 1955 году в Москве. 6 марта 1977 года эмигрировал из России в США. В 1980 году закончил Нью-Йоркский университет со степенью бакалавра по специальности «Русская литература» и продолжил образование в Свято-Владимирской Православной Духовной Академии, которую закончил в 1983 году со степенью кандидата богословия. В 1988 году в Фордхемском университете (Нью-Йорк) под руководством протопресвитера Иоанна Мейендорфа защитил докторскую диссертацию «Иван Грозный как религиозный тип». 31 декабря 1991 года вернулся в Россию и был принят на работу в Отдел религиозного образования и катехизации Московского патриархата.
С 1993 года возглавляет Информационно-консультативный центр (с 2003 года — Центр религиоведческих исследований) имени священномученика Иринея, епископа Лионского (http://iriney.vinchi.ru). C 1993 по 1999 год — профессор церковной истории Российского Православного Университета. Сейчас — профессор и заведующий кафедрой сектоведения православного Свято-Тихоновского богословского института. Автор восьми книг, в том числе и выдержавшей три переиздания книги «Сектоведение. Тоталитарные секты: Опыт систематического исследования». При этом Александр Леонидович — редактор-составитель еще четырех книг, а также автор более чем 350 публикаций на 15 языках мира. Вице-президент международного института по изучению современного сектантства «Диалог-центр». Ответственный редактор журнала «Прозрение» — противосектантского приложения к «Журналу Московской Патриархии».
2004 год, май, N9
