СССР казался вечным

23 апреля 1985 года на апрельском пленуме ЦК КПСС впервые было произнесено слово «перестройка». Была ли изначально перестройка обречена на провал? В последние же годы стал появляться вопрос: а не было ли все затеянное изначально зловещим заговором Запада с целью развалить Советский Союз с помощью «подсадной утки», коей был Михаил Сергеевич Горбачев?

Был ли приход Горбачева к власти в марте 1985 года после смерти дряхлого Константина Черненко приходом неких «реформаторских сил», которые имели хотя бы черновой набросок планов по переустройству страны и спасению дряхлеющей системы? Нет, это был результат прежде всего межфракционной борьбы внутри советского руководства. На первом месте был возраст Горбачева, а не его взгляды. Решающую роль сыграла чисто аппаратная борьба.

К нему благоволил Юрий Андропов. Возглавляя до этого КГБ, он в большей степени владел информацией об истинном состоянии дел в советской экономике и, главное, ВПК. Футуристические программы «звездных войн» Рейгана напугали советских геронтократов: они поняли, что в гонке технологий и вооружений СССР может выдохнуться и проиграть.

Андропова нынче представляют чуть ли не как реформатора.

На деле его смутное (именно такое) осознание того, что «надо что-то делать», вылилось в кампанейщину по «наведению порядка и дисциплины». Людей отлавливали в рабочее время в кино, в магазинах и на улицах, сообщая о том на работу.

В прощальной статье в декабре 1983 года генсек, уже подключенный к искусственной почке, выдвигает лозунг «Больше социализма!». То есть система хороша, ее надо лишь улучшить. Андропов успел провести несколько громких антикоррупционных операций против ряда представителей номенклатуры. И все. В этом смысле ранний Горбачев был верным андроповцем.

Михаил Горбачев. Фото: Павел Кассин/Коммерсантъ

Черненко Горбачева недолюбливал и, говорят, инициировал расследование его деятельности на посту первого секретаря Ставропольского обкома. Но поскольку инициатор большую часть своего недолгого правления пребывал в предсмертном состоянии, то и дело это умерло. К тому же Горбачева после смерти Андропова «опекал» влиятельный министр обороны Устинов.

Другой член «триумвирата» — многолетний глава МИДа «мистер Нет» Андрей Громыко долгое время к Горбачеву был холоден. Пока Андропов был жив, Громыко, по некоторым данным, сам хотел стать его наследником. Но поддержки не получил. И в какой-то момент понял: видимо, староват. По одной из легенд, накануне решающего мартовского пленума 1985-го Громыко «выторговал» себе пост председателя Президиума Верховного Совета (типа «президента») — как венец многолетней карьеры. Пост этот он от Горбачева, кстати, получил сразу. Но в молодом генсеке разочаровался.

Накануне смерти Черненко фаворитом (он то сидел рядом, то стоял за спиной умиравшего генсека) считался Виктор Гришин, глава московской парторганизации. Позже соратник Горбачева Александр Яковлев вспоминал: в команде Черненко уже «готовили речи и политическую программу» для Гришина. Но против него сыграл, видимо, тот же возраст: Гришину было 70.

В ЦК, в том числе под влиянием Громыко и других, сформировалось мнение, что пора прекращать «гонки на лафетах», надо выбрать кого-то помоложе и надолго.

На репутации Гришина мог сказаться и скандал вокруг директора Елисеевского магазина Юрия Соколова, связанного с московской верхушкой и расстрелянного по делу, заведенному при Андропове (хотя расстреляли уже при Черненко).

А вот главе Ленинградского горкома Григорию Романову было 60. «Молодой». Но то ли он сам отступился в пользу Гришина, то ли был оттеснен в результате аппаратных интриг (например,

был запущен слух о роскошной свадьбе его дочери якобы в Таврическом дворце с музейными сервизами), на момент смерти Черненко он уже не был фаворитом.

Говорят, и «царская» фамилия подкачала: советские догматики были чутки к символам. Да еще ему хватило ума, зная, что Черненко при смерти, улететь на отдых на далекую Куршскую косу в Литву, откуда он, чудом избежав авиакатастрофы из-за нелетной погоды, едва успел на пленум. Но к тому времени все было уже решено.

Еще один видный оппонент Горбачева — глава ЦК Компартии Украины Щербицкий был отправлен с визитом в США, откуда никак не мог вылететь после пришедшего известия о смерти генсека. Говорят, задержке вылета из Нью-Йорка поспособствовали люди главы КГБ Чебрикова. В общем, на решающее заседание Политбюро украинский коммунист опоздал.

Большую роль в аппаратной победе Горбачева сыграл глава одного из ключевых отделов ЦК — организационно-партийной работы, — бывший секретарь Томского обкома Егор Лигачев. Он считался сторонником Горбачева именно из-за возраста и «энергичности». (Кстати, именно Лигачев вытащил в Москву Ельцина.) Он «прошерстил» чуть ли не две трети аппарата ЦК, а накануне пленума лично ночью обзванивал секретарей обкомов — членов ЦК.

Решающее слово в Политбюро накануне пленума было, конечно, за Громыко, чей авторитет был непререкаем. Он поддержал молодого Горбачева. Говорят, тот прошел на Политбюро с перевесом лишь в один голос. И это все, конечно, ничуть не напоминает осознанный выбор в пользу реформ.

Всякий генсек — любой, кто мог быть на месте Горбачева, — сразу же пытается обозначить «свежую струю». Таковой и стал апрельский пленум 1985 года.

Предшествующий период новый начальник партии охарактеризовал как «застойный».

Главные задачи реформирования экономики были сформулированы так: «Задача ускорения темпов роста, притом существенного, вполне выполнима, если в центр всей нашей работы поставить интенсификацию экономики и ускорение научно-технического прогресса, перестроить управление и планирование, структурную и инвестиционную политику, повсеместно повысить организованность и дисциплину, коренным образом улучшить стиль деятельности».

Речь не шла об изменении основ социалистической системы, которая по-прежнему признавалась правильной. Надо лишь включить «дополнительные резервы и преимущества» социализма, повысить трудовую дисциплину. За счет чего? За счет тех же «андроповских» административных методов. Чем тут горбачевское «ускорение» отличалось от традиционных методов, известных со времен сталинщины, «ударного труда», подстегивания «трудового энтузиазма» и пр. Как можно было «ускорить научно-технический прогресс» с помощью командных методов?

Возможно, ставка была на финансовую накачку отдельных отраслей.

Но финансовые резервы страны сначала подорвала безумная антиалкогольная кампания, а потом резкое падение цен на нефть.

До начала борьбы с пьянством около четверти поступлений в казну от розничной торговли приходилось на алкоголь, но уже в 1986 году доходы казны от пищевой промышленности составили лишь 38 млрд руб., а в 1987 году — 35 млрд руб. вместо прежних 60 млрд.

Резкое падение нефтяных цен начинается с 1986 года. Достигнув пика — более $ 35 за баррель (в нынешних ценах это ближе к $ 60), в 1986-м они упали до $ 10 (меньше $ 30 сегодняшних). Между тем с 1975 по 1989 год СССР заработал от экспорта нефти и нефтепродуктов примерно 100 млрд руб. (в ценах того времени, по подсчетам экономиста Николая Шмелева, $ 200−250 млрд).

Пустить бы их с умом на модернизацию страны! А уже в 1986 году СССР получил за экспорт нефти и нефтепродуктов лишь 5 млрд инвалютных рублей вместо прежних 10−12 млрд в год. Только за первые три года правления Горбачева страна потеряла около 40 млрд руб. А еще до него доходы от нефти были промотаны, потрачены на потребительский импорт и импорт зерна.

16 мая 1985 года вышел указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения»

Первые шаги Горбачева были чистой воды социалистическим идеализмом. Та же антиалкогольная кампания. Затем широко разрекламированная программа «Жилье-2000», обещавшая полное решение «квартирного вопроса» к началу века. В рамках «школьной реформы» планировали полную компьютеризацию средней школы. Местами Горбачев действовал чисто хрущевскими методами, укрупняя управленческие структуры, как тот совнархозы. Так, в ноябре 1985 года был создан Госагропром, на основе слияния семи союзных министерств и ведомств. В начале 1986 года была придумана совершенно уж нелепая инстанция — госприемка, которая была призвана контролировать качество продукции в условиях командной экономики, но привела лишь к росту бюрократического аппарата на всех уровнях.

Последовавший за апрельским пленумом XXVII съезд КПСС (март 1986 года) развил «утопическую линию»: по его указанию промышленный потенциал СССР должен был удвоиться за 15 лет.

Но опять же — в документах съезда нет и намека на необходимость как-то поменять принципы организации экономики, включая бюрократический хозяйственный механизм, уже находившийся в глубоком кризисе. Вместо этого — опять банальная советская «штурмовщина». То есть раннее горбачевское правление было вполне «андроповским». Так, был объявлен курс на борьбу «с нетрудовыми доходами», что должно было удушить в зародыше всяких кустарей, цеховиков и мелкотоварные семейные сельхозпроизводства, то есть прародителей малого бизнеса и фермерства.

Никакого плана экономических реформ и даже идеи об общем направлении движения (как у Дэн Сяопина в КНР в начале 80-х, когда начались китайские реформы) ни у кого в советском руководстве, включая генсека, не было. Были некие мысли по поводу «совершенствования методов социалистического хозяйствования», и только.

Возможно, мы до сих пор недооцениваем роль, которую сыграло в проведении тогдашней политики банальное невежество и руководителей, и представителей «интеллектуальной элиты» по части того, как устроена современная экономика. Будучи десятилетиями зомбированными марксистско-ленинскими заклинаниями, эти люди были попросту безграмотны. Состояние наук об обществе в позднем СССР было прискорбно, погрязнув в догматизме.

Примерно через год после апрельского пленума руководство СССР видит: никакого «ускорения» нет.

И тогда уже был взят курс на «радикальную реформу экономики» плюс «гласность».

Как виделась «радикальная реформа»? Прежде всего как ослабление роли централизованного управления. И что — смена экономических отношений, допущение частного капитала? Отнюдь. Говорят о «предоставлении большей возможности для инициативы отдельных предприятий». А гласность мыслилась как эквивалент «широкой „демократизации“ в рамках социалистической парадигмы».
Принято считать, что Горбачев совершил роковую ошибку, когда начал в 1987 году политические «реформы» (хотя они были весьма ограниченными и невнятными) вместо экономических (мол, в Китае было все наоборот и потому успешно). Проблема не в этом. Проблема в том, что не было грамотного представления, что делать вообще. Ни в политике, ни в экономике.

По части политических реформ у руководства СССР было примерно такое же представление, как о реформах экономических, — невежественное. Исходили из возможности реформировать социализм во главе с КПСС. Примерно так же думали улучшить плановую экономику — «больше социализма».

Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Сергеевич Горбачев, член Политбюро ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР Николай Иванович Рыжков и член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев (слева направо) на трибуне Мавзолея В.И. Ленина. Фото: РИА «Новости»

Гласность вылилась не в строительство основ нового общества. Их горбачевское руководство сформулировать так и не смогло. Она вылилась преимущественно в отрицание сначала «перегибов» советской системы, а затем и самих ее основ. Гласность была традиционным проявлением чисто российского дискурса, когда общество пытается идти вперед с повернутой назад головой. Разоблачение преступлений сталинизма было важно, но важно было предложить и новое общественно-экономическое устройство страны. Разрушительный характер общественных дискуссий стал доминантой, а внятного плана преобразований не возникло до самого конца СССР.

И последнее. Миф о том, что Тэтчер, принимая Горбачева, еще когда он был просто секретарем ЦК, «сделала выбор», что якобы через эту фигуру можно будет развалить «империю зла». На деле, для Тэтчер, как и для другого западного лидера той поры, принципиально важно было не столько противостоять СССР или обороняться от него, сколько как-то разговаривать с его лидерами. Геронтократы брежневско-андроповского «посола» были вроде инопланетян.

Горбачев, про которого она сказала, что он ей «нравится, с ним можно иметь дело», был похож на нормального человека, а его жена Раиса, как любая «нормальная женщина», во время визита в Лондон отправилась в ювелирный магазин. Разве что, как писала Тэтчер Рейгану, о правах человека Михаил Сергеевич в тот момент (он был в Англии в 1984-м) говорить не умел и не любил.

Так что не было никакого «Большого Плана по Развалу СССР» на Западе. СССР казался монолитным и вечным. Никто даже близко не мог предсказать его развала. Ставить такую цель в виде практической задачи было бы пустым фантазерством. Политика сближения с горбачевским СССР стала для Запала такой же импровизацией, как и сама «горбачевщина». Как и «неожиданное» объединение Германии, увенчавшее якобы конец «холодной войны». Накануне объединения Тэтчер говорила Горбачеву, что она — против, так как эта страна уже дважды начинала мировую войну. Впрочем, это уже другая история.

Тоже преисполненная несбывшихся иллюзий.

http://www.gazeta.ru/comments/2015/04/23/slovo_na_bukvu_p.shtml