Православие.Ru | Ольга Рожнёва | 21.04.2015 |
6/19 апреля мы празднуем память замечательного подвижника — схиархимандрита Севастиана Карагандинского (в миру Стефана Васильевича Фомина).
Жизнь этого старца неразрывно связана с Оптиной Пустынью. Впервые он побывал там в 1888 году четырехлетним мальчиком, когда его родители, крестьяне Орловской губернии Василий и Матрона, возили троих сыновей в монастырь — благословиться у великого Оптинского старца Амвросия.
В этом же году отец умер, а через год и мать. Любимый средний брат Роман ушел в Оптину и стал послушником, а Стефану пришлось помогать старшему брату и лишь изредка утешаться поездками в Оптину Пустынь. Уже в детстве озорные сверстники дразнили смиренного и кроткого сироту «монахом».
Монахом он и стал. Пришел в Оптину в 25 лет — и нашел там себе настоящего отца — старца Иосифа. Господь даровал юноше великую милость — он стал келейником преподобного Иосифа. Позднее Стефан вспоминал: «Жили мы со старцем как с родным отцом. Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали или слушали его наставления». Старец Иосиф очень любил своего келейника и говорил о Стефане: «Он нежной души».
После смерти духоносного наставника Стефан стал келейником преподобного Нектария. Рядом с этими великими старцами молодой послушник быстро рос духовно и был счастлив.
В грозном 1917 году его постригли в монахи с именем Севастиан — в честь мученика Севастиана. В 1923 году, когда власти потребовали выселения всех монашествующих из Оптиной, рукоположили в иеродиакона, в 1927-м — в иеромонаха. Гонимая братия обрела пристанище в Козельске, а в 1933 году безбожные власти сами нашли им новое пристанище — тюрьму: более 50 монашествующих и мирян обвинили в создании контрреволюционной церковно-монархической организации.
Отца Севастиана выставили в одной рясе на мороз и требовали отречения от Христа. Стража, чтобы не замерзнуть, сменялась каждые два часа, а он — стоял и молился. Господь сохранил верного своего служителя. Старец вспоминал об этом: «Матерь Божия опустила надо мной такой „шалашик“, что мне было в нем тепло».
На допросе исповедник отвечал бесстрашно: «На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей». Несколькими годами позже, в 1937-м, его бы ждал неминуемый расстрел, но в 1933 году приговор гласил: семь лет исправительно-трудовых лагерей. Впрочем, условия содержания в этих лагерях были таковы, что смерть стояла рядом каждую минуту.
Иеромонах Севастиан (Фомин), город Козлов. 1928 год
Работа на лесоповале в Тамбовской области, затем Карагандинский лагерь. Истязания и побои, барак с уголовниками, куда отца Севастиана отправили на «перевоспитание». Но Господь хранил его. Священнослужителей назначали на такие послушания, куда нельзя было поставить воров и грабителей. Иеромонах Севастиан становится хлеборезом, затем сторожем склада — и эти назначения сохранили ему жизнь в нечеловеческих условиях лагеря. В последние годы заключения ему разрешили передвигаться по лагерю без конвоя, и он работал водовозом — возил воду жителям поселка. В зимнюю стужу грел замерзшие руки о быка, а ночью забирался в ясли, согреваясь теплом животных. Жители подавали ему продукты — но он ел только постное, а если давали что-то мясное — отвозил заключенным. Позднее вспоминал: «В заключении я был — а посты не нарушал. Если дадут баланду какую-нибудь с кусочком мяса, я это не ел, менял на лишнюю пайку хлеба».
Скоро в Караганду приехали духовные чада — монахини. Купили старенький домик — поближе к Карлагу, чтобы навещать и поддерживать батюшку. Отца Севастиана освободили в 1939 году — ему исполнилось уже 55 лет. Образовалась небольшая монашеская община, старец ежедневно вычитывал богослужебный суточный круг, окормлял чад и всех, кто стал приходить к нему как к духовному наставнику.
Когда сестры спрашивали, вернутся ли они на родину, отец Севастиан отвечал:
«Здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина, ведь за десять лет уже и привыкли». В те времена в Караганду ссылали огромное множество людей — верующих, раскулаченных, невинно осужденных. Все они нуждались в духовной поддержке, в окормлении — и Господь оставил здесь Своего избранника, чтобы он стал тем, кем мы его знаем, — преподобноисповедником Севастианом Карагандинским.
Вот история одной из его духовных чад, Марии Васильевны Андриевской: «Нас выслали в 1931 году из Саратовской области. В скотских вагонах привезли в Осакаровку и, как скот, выкинули на землю. лил дождь как из ведра, мы собирали дождевую воду и пили ее. Мне было тогда 5 лет, брат старше меня на два года, трехлетняя сестра и еще два младенца — пятеро детей, мать с отцом и дедушка с бабушкой.
В Саратовской области мы занимались земледелием, в церковь всегда ходили. И вот, с эшелоном нас привезли в Осакаровку, в голую степь, где двое суток мы не спали, сидели на земле возле отца с матерью и за ноги их хватались. Привезли на Пятый поселок: «Где же дом? Дом где?» — а там ничего нет: шест стоит с надписью «Пятый поселок», и солдаты охраняют, чтобы мы не разбежались. Отец пошел, талы нарубил, яму вырыли квадратную, поставили, как шалашик, рядны, и. в этой землянке мы жили до Покрова. А на Покров снег выпал сантиметров пятьдесят. Брат утром проснулся и говорит: «Мама, дед замерз, и я от него замерз». Кинулись. а дед уже умер.
Отец Севастиан с чадами
Строили мы бараки. Подростки, взрослые на себе дерн возили километров за шесть. После Покрова поселили нас в эти бараки — ни стекол, ни дверей. Отец тогда еще живой был, он нальет в корыто воды, вода застынет, и эту льдину он вместо стекла вставлял в окно. В бараки вселяли человек по 200. Утром встанешь — там десять человек мертвые, там — пять, и мертвецов вытаскиваем. Привезли 18 тысяч на Пятый поселок, а к весне 5 тысяч осталось.."
Такая трудная судьба была у многих духовных чад отца Севастиана. Пастырь и его чада хлопотали об открытии храма, но мечта их сбылась только в 1955 году. А до этого много лет верующие собирались по ночам в заранее условленном доме, занавешивали одеялами окна, чтобы не видно было света, — и служили всенощное бдение с часу ночи, а после короткого перерыва — Божественную Литургию. По темным улицам, еще до рассвета, по одному, по два человека, счастливые, они расходились по домам.
Когда наконец разрешили переоборудовать под храм жилой дом, отец Севастиан руководил всеми работами — невысокий, худенький, неутомимый, он все силы отдавал служению, старался возродить в своем храме Оптинский дух, ввести Оптинские напевы. Иногда сам приходил на клирос — и пел.
Храм Архангела Михаила
Многочисленные дары отца Севастиана стали явно видны окружающим — его молитва исцеляла больных, помогала справляться с искушениями, возрастать духовно, бороться со страстями. Еще в Оптиной преподобный Нектарий говорил о нем, своем келейнике, как о прозорливом. Теперь прозорливость отца Севастиана стала видна всем окружающим, хоть он и скрывал ее.
Раба Божия Нина вспоминала: «От Марии, моей сестры, которую немцы в Германию угнали, 15 лет не было никаких известий. „Батюшка, — говорю, — мы не знаем, как за Марию молиться, не вернулась она из Германии“. А он отвечает: „Да она живая!“ — „Как же так? 15 лет мы о ней не слыхали!“ — „Да она живая, вы скоро о ней услышите!“ И на самом деле скоро получили от Марии письмо: находится во Франции».
Иерей Иоанн Тимаков из Караганды рассказывал: «Моя дочь, повзрослев, познакомилась с молодым человеком, немцем по национальности, который сделал ей предложение. На что дочь сказала: „У меня отец верующий, и он не отдаст меня за тебя, потому что ты не крещеный“. И Володя, так звали юношу, согласился покреститься и обвенчаться с дочерью. Тогда я пошел к батюшке за благословением, но батюшка сказал: „Повенчаем, а крестить его не надо“. Если бы мне сказал так другой священник, я стал бы возражать, так как нельзя венчать некрещеного. Но здесь я промолчал, потому что знал, что батюшка не ошибается. И когда мы поговорили с матерью Володи, она рассказала, что в 1942 году в их спецпереселенческий поселок пришел священник и покрестил всех детей, в том числе и Володю. А батюшка Севастиан всё это знал, хотя Володю в глаза не видел».
Как-то отец Севастиан благословил своих духовных чад в марте месяце зарезать кормилицу-корову. Зиму прокормили корову и теперь — зарезать. Им было очень жалко коровушку, и они не осмелились резать ее. Пришел апрель, и старец строго сказал: «Доколе они будут мучить скотину?» Зарезали корову — а у нее ржавый гвоздь в желудке. Она страдала от этого и всё равно пала бы, а старец это знал.
Врач Татьяна Владимировна Торстенстен рассказывала, как однажды старец послал духовное чадо — пожилого иеромонаха Трифона — в молитвенный дом в Федоровку окружной, дальней дорогой через лесопитомник. Отец Трифон очень удивился, но не посмел ослушаться. В лесопитомнике он встретил молодого здоровенного мужчину по имени Николай, который схватил его за руку и повлек за собой в лес. Там посадил священника на пенек и стал рассказывать свою историю.
Николай очень любил свою жену, и жили они дружно, но случайно он узнал, что жена сделала аборт. Решил, что ребенок не от него, страшно разгневался и уже собирался убить жену, как увидел ночью во сне невысокого старца с большой бородой, который благословил его обратиться за советом к первому встречному пожилому мужчине.
Отец Трифон очень испугался этого огромного молодого мужика, находившегося в состоянии ярости, но стал молиться святителю Николаю Чудотворцу. И святитель положил ему на сердце сказать ревнивцу так: «Ну вот что, Коля. Жена твоя сама сейчас уже раскаивается. Она тебя любит, верна тебе. Плачет сейчас, жалеет, что захотелось ей еще пожить свободно, без забот. Иди домой спокойно, прости жену. Примирись с ней, и живите дружно. Скоро у вас родится ребенок. Всё это мне святитель Николай сказал, я не от себя говорю».
Николай задрожал, зарыдал, упал в ноги отцу Трифону и стал просить прощения: «Ведь я же и тебя мог убить, если б жену решился убить! Я бы тебя, как свидетеля, боялся, я же в безумие впадал!»
Отец Трифон попрощался с Николаем и подумал: «Как же батюшка благословил меня через лес идти? Такая опасность меня там ожидала..» Старец же встретил духовного сына с улыбкой: «Ну что, живой остался?» — «Да, батюшка, остался я жив, а мог бы и погибнуть», — обомлел отец Трифон, что старец всё знает. — «Ну что ты говоришь, отец Трифон? Я же молился всё время, зачем ты боялся? Надо было две души спасти, избавить от такого бесовского наваждения. Пока я жив, никому ни слова не говори. А умру — тогда как хочешь».
Пройдя многочисленные испытания, пережив скорби и смертельную опасность, отец Севастиан стал старцем, духовной опорой и отцом для огромного количества страждущих и гонимых. И эту ношу он нес 27 лет — с 1939 по 1966 год, до своей праведной кончины.
Митрополит Иосиф (Чернов) и архимандрит Севастиан (Фомин)
В 1957 году, в день празднования иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», архиепископ Петропавловский и Кустанайский Иосиф (Чернов) возвел отца Севастиана в сан архимандрита.
Духовные чада бережно хранили все наставления и советы старца, записывали их. Тех, кто жаловался на болезни, старец утешал так:
«Одно пройдет — другое найдет!»; «Болеть нам необходимо, иначе не спасемся. Болезни — гостинцы с неба!»
Утешая так, тем не менее молился за больных — и они выздоравливали. Было очень много случаев исцелений по его молитвам. Одна девушка с детства имела болезнь глаз, которые опухли и закрылись. Врачи были не в состоянии понять причину болезни и исцелить ее. Отец Севастиан отслужил водосвятный молебен перед иконой Пресвятой Богородицы и водой с молебна благословил протирать больные глаза. Произошло чудо: опухоль опала, и зрение вернулось к больной.
Ольга Сергеевна Мартынова рассказывала: «У меня заболел шестилетний племянник — упал с велосипеда и стал хромать. Родители не обратили на это внимания. Я решила сама показать его врачу. Хирург осмотрел и сказал: «У него гниет бедро». Сделали операцию — и неудачно. Во второй раз вскрыли, зачистили кость, но опять неудачно. Тогда я пошла в церковь, и вдруг батюшка сам меня спрашивает: «Ольга, у тебя кто-то болеет?» — «Да, — отвечаю, — племянник». — «А ты переведи его в Михайловскую больницу, у тебя ведь там хирург знакомый». Я договорилась и перевела племянника в эту больницу. Врачи как глянули: мальчик едва живой — и быстро его опять под нож, сделали срочную операцию, уже третью.
Воскресенье подходит, я прихожу в храм, батюшка спрашивает: «Привезла мальчика? Что же ты до дела не доводишь? Почему ко мне его не несешь? Люди ко мне из Москвы, Петербурга едут, а ты рядом и не несешь его ко мне. Вот прямо сейчас иди в больницу и на руках неси его ко мне».
Я пошла в больницу, там была с мальчиком его мать. Мы взяли Мишу и на руках по очереди донесли его до церкви. Дело было перед вечерней. Занесли в храм, поднесли к батюшке, батюшка зовет: «Ми-ишенька, Ми-ишенька!» А он только глазами повел и лежит, как плеть, весь высох, безжизненный. Батюшка говорит: «Поднеси его к иконе Святой Троицы в исповедальной». Я поднесла. Батюшка велел, чтобы поставили стул, и говорит: «Поставь Мишеньку на стул!» Я — в ужасе! У ребенка руки и ноги как плети — как он встанет, он ведь уже полумертвый! Батюшка тогда зовет мать и говорит: «Вы его с двух сторон держите и ставьте. Смелее, смелее!» Поставили его, ножки коснулись стула, а мы с двух сторон держим, вытягиваем его в рост. Затем батюшка позвал еще монахинь и сказал им: «Молитесь Богу!» — и сам стал молиться. Мы держим Мишу, и я смотрю: он твердеет, твердеет, прямеет, прямеет, выпрямился — и встал на свои ножки!
Батюшка говорит: «Снимайте со стула, ведите его, он своими ножками пойдет». И Миша пошел своими ножками. Все — в ужасе! А батюшка помазал его святым маслом и говорит матери: «Ты останься здесь с ним ночевать, мы его завтра причастим, он и хромать не будет»".
Отец Севастиан с духовенством
Ольга Федоровна Орлова, врач отца Севастиана, рассказывала: «В 1960 году из города Ижевска приехала к батюшке Пелагия Мельник. Уже в течение полугода она не могла есть ни хлеба, ни каши, ни картофеля, ни других продуктов. Питалась исключительно молоком и сырыми яйцами. Она ослабла и передвигалась с большим трудом. Когда Пелагия попыталась пройти в келью к батюшке, ее не пропустили, так как желающих попасть к нему было очень много. Она просила, чтобы ей позволили пройти без очереди, но всё безрезультатно.
Внезапно открылась дверь, вышел батюшка и сказал: «Пропустите эту женщину ко мне, она очень больна». Войдя в келью, Пелагия опустилась перед батюшкой на колени и, не произнося ни слова, горько расплакалась. Батюшка сказал ей: «Не плачь, Пелагия, всё пройдет, исцелишься». Дал ей свежую просфору, стакан воды, большое яблоко и сказал: «Съешь это». Она ответила, что уже полгода не ест хлеба: болит горло, и пища не проходит. Батюшка сказал: «Я благословляю. Иди в крестильную, сядь на широкую скамейку и съешь». Она пошла в крестильную, села на скамейку и легко и свободно съела батюшкины дары.
После этого она сразу уснула и проспала сутки. Батюшка подходил к ней несколько раз, но будить не велел. Проснулась Пелагия совершенно здоровой. Батюшка сказал: «Работа у тебя тяжелая, но скоро всё изменится». И действительно, через полмесяца после возвращения в Ижевск Пелагию, даже без ее просьбы, перевели на другую, более легкую работу".
Косинова П.И. рассказывала, как она пришла к старцу совершенно больной. Врачи поставили ей диагноз: рак прямой кишки. Предложили операцию. Отец Севастиан операцию делать не благословил, сказал: «Не торопись, успеешь умереть под ножом. Поживи еще, ведь у тебя дети». Посоветовал рецепт настойки из алоэ. Отслужил водосвятный молебен Спасителю, Матери Божией, ангелу-хранителю и всем святым. Через три месяца больная снова пошла в онкологический диспансер, где удивленные врачи обнаружили, что опухоль исчезла. Тяжелобольная полностью исцелилась.
Старец благословлял беречь здоровье, предупреждал: «Здоровье — дар Божий. Злоупотреблять своим здоровьем грешно пред Богом».
Стареньким говорил: «Семьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь»; «Молодые болеют, а старым как не болеть, когда организм, как одежда, обветшал от времени».
Предостерегал многословных: «Кто любит много говорить, празднословить и шутить, у таковых под конец жизни Господь отнимает речь».
Отец Севастиан с будущим митрополитом Питиримом
Молодым не возбранял мясную пищу, а с годами советовал отвыкать от нее, предупреждая: «Мясная пища бывает полезна при здоровом сердце и желудке, а в противном случае она только вредна. Растительная пища легко усваивается при больном организме и потому полезна».
Советовал во всём хранить умеренность.
Тем, кто жаловался на усталость от трудов и беспокойной жизни, говорил: «Тогда может быть покой, когда пропоют: „Со святыми упокой..“ А до этого не ищи покоя до самой смерти. Человек рождается не для покоя, а для того, чтобы потрудиться, потерпеть ради будущей жизни (покоя)». «Здесь мы странники, пришельцы, гости. А у странников нет покоя в чужой стране, в чужих делах. Они, ступая шаг за шагом, идут вперед и вперед, чтобы скорее достичь родного отечества, то есть дома Божия, Царства Небесного».
Наставлял правильно распределять свое время, ценить его: «Время дано Господом для правильного употребления его во спасение души и приобретения будущей жизни. Время должно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монету — какая для чего. Каждая имеет у него свое назначение. Так и время будем распределять полезно, а не для пустых забав и увеселений, разговоров, пиров, гулянок. Взыщет Господь, что мы украли время для своих прихотей, а не для Бога и не для души употребили».
Тех, кто завидовал богато живущим, часто брал с собой на требы к самым бедным вдовам с детьми, живущим в землянках. Говорил при этом: «Вот посмотри, как люди живут!.. Для искоренения зависти надо смотреть на хуже тебя живущих, тогда мир будет в душе, а не смущение. И завидовать перестанешь».
Учил своих чад нестяжанию: «Как легко умирать, когда нет ничего лишнего! И будет приют в Царстве Небесном».
Не одобрял скупости и расточительности, как крайностей, советовал: «Во всём надо держаться золотой середины».
О гордых батюшка говорил: «Ярому коню — глубокая яма».
Любил вспоминать притчу Оптинских старцев: «В летний теплый день летит жук и гудит: „Мои поля, мои луга, мои леса..“ Но вот подул ветер, полил дождь, жук прижался под листком и жалобно пищит: „Не спихни меня!“»
Учил смирению, любви, учил хранить мирную тишину в душе: «Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце — мирную тишину и любовь. Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок».
Несмотря на трудности, скорби и гонения, отец Севастиан прожил долгую жизнь — Господь хранил Своего избранника. Во время предсмертной болезни он был пострижен в схиму епископом Волоколамским Питиримом (Нечаевым). После пострига почти не разговаривал, и весь вид его, по воспоминаниям духовных чад, был так преисполнен благодати, что сердце при взгляде на него трепетало.
Погребение старца
Умер старец на Радоницу 19 апреля 1966 года. Огромная толпа народа провожала своего пастыря. Почти всю дорогу до кладбища тело его несли на руках, так что даже движение на шоссе было остановлено. Народ шел сплошной стеной по пешеходной и проезжей части.
Мощи преподобноисповедника Севастиана были обретены в 1997 году. В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе преподобный Севастиан Карагандинский был прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских.
Преподобне отче Севастиане, моли Бога о нас!