О. Василий Ермаков: «Мы сами лезли на рожон»

В программе выставки «Православная Русь» значилось: «Встреча читателей с главным редактором газеты „Православный Санкт-Петербург“ А.Г. Раковым». Однако, так получилось, что вместо выступления Александра Григорьевича, собравшиеся стали свидетелями настоящего диспута: любимый петербуржцами батюшка, о.Василий Ермаков, обсуждал с редактором «Православного Санкт-Петербурга» весьма острый и болезненный вопрос: о допустимости существования под Петербургом кладбища немецких солдат. Александр Григорьевич не скрыл своего резко отрицательного отношения к подобному факту. В ответ батюшка заметил, что со дня победы над Германией минуло почти 60 лет — вполне достаточный срок для того, чтобы забыть взаимные обиды и сделать какие-то практические шаги к примирению двух великих народов… Дискуссия редактора и священника явилась отражением тех двух взглядов на историю Великой Отечественной войны, что сложились в нашем обществе за последние годы: считать ли эту войну схваткой двух безчеловечных тоталитарных режимов, в которой не было правых и виноватых, или признать, что русские солдаты вели праведную битву за други своя, отражая разбойничье нападение на свою Родину. Вряд ли два этих взаимоисключающих мнения могут мирно сосуществовать друг с другом, в чем вы сможете убедиться, прочитав запись беседы о. Василия Ермакова и А.Г. Ракова.

А.Г. Раков: Я являюсь ярым противником такого рода кладбищ. Сам я не воевал, но мой отец прошел всю войну от первого дня до последнего, и война для меня — это факт моей собственной биографии…

О. Василий: А разве я не прошел войну?..

А.Г. Раков: И батюшка прошел: он, как вы знаете, в немецком лагере для перемещенных лиц сидел… И все же я считаю, что примирение примирением, а никогда в России захватчиков не хоронили, — да еще с таким почетом!.. Нет такой традиции у нас! Я был во многих странах и видел, с каким уважением относятся другие народы к могилам советских воинов. И правильно! Они и должны почитать тех, кто отдал свою жизнь, защищая их землю от фашизма. Поймите, я не призываю к ненависти. Есть, на мой взгляд, очень хороший, вполне примирительный для обеих сторон выход: пусть немцы заберут косточки своих покойников, перевезут их в Германию и там захоронят — с каким угодно почетом! Может быть, я чего-то не понимаю, но память моего отца, память всех погибших не дает мне спокойно смотреть на то, что захватчики лежат в той земле, которую они поливали нашей кровью… А ведь у меня и мама была блокадницей и дядю убили… Нет, мое сердце не понимает такого примирения. И добро, если бы все наши солдаты были похоронены, но нет! Вы посмотрите, что у нас творится: вокруг города лежат миллионы русских косточек, — их ворошат «черные следопыты», а больше никому до них дела нет. Не хватает, видите ли денег, — а на германское кладбище деньги есть. Да, конечно, все оплачено немецким правительством, но по этому кладбищу ходит православный священник с кадилом…

О. Василий: Мне это известно…

А.Г. Раков: Сейчас батюшка скажет свое слово. Я ведь не так много знаю: я всего 14 лет в Православии… А вот о. Василий — 60 лет! Батюшка молится за нашу газету, помогает нам, а я, грешный, хожу к нему в храм только, когда беда случается: приползаю на коленях в его кухоньку, и батюшка милостиво исцеляет мои недуги.

О. Василий: Ты приходишь, когда слышишь зов сердца. Я тебя не обличаю. Дорогие мои! Дети послевоенного времени! Вы потеряли своих кормильцев в ту страшную войну. Но поймите: я знаю немецких солдат не понаслышке. В декабре 1941, когда началось их изгнание из-под Москвы, они плакали навзрыд и говорили: «Нам война не нужна! Зачем война? Пусть Гитлер со Сталиным сами головами столкнутся: тюк-тюк и война кончится!» Вот этими руками я похоронил три тысячи немцев. На 15 человек выроешь могилу, положишь, потом придет их священник — и все. Это же были простые рабочие! И было им от силы лет по 20… Знайте: когда входили в город части вермахта, они нам ничего худого не делали. Но вот эсэсовцы, как и наши особисты красноперые, — эти свирепствовали… Но заметьте: то, что они творили в наших городах, происходило по доносам наших же людей. У нас в городе немцы повесили только одну женщину: соседка увидела, что к ней пришла дочка-партизанка из брянских лесов, и донесла немцам. Больше того: мы сами лезли на рожон. Не понимали, что война — есть война. Есть приказ военного немецкого командования, так сиди и не высовывайся, если тебе хочется жить.
А что до Сологубовки, то я был на этом кладбище. Там лежит одна молодежь. Не они войну затеяли, — они, как и мы, были убойной скотинкой. И еще вспомните: когда в 1945 году Красная Армия ворвалась в Германию, — что мы там творили?! Нам давали пять или шесть дней на разграбление и начинался грабеж, расстрел мирных людей из автоматов, гранаты бросали в пасущихся коров… Про женскую честь я и не говорю. Учась в семинарии после войны, я часто разговаривал с фронтовиками и теперь прекрасно представляю, что творилось в 1945 году в Германии. Если бы захотел наш солдат, он бы от всего этого уберегся… Была бы честь у него, он бы остался честным. Но грабеж был колоссальнейшим. И мы эту горькую правду знали… А в Сологубовке в то время случилась страшная трагедия: везли раненых немецких пленных с Невского пятачка, и тут наши налетели — может быть, они были из заградотрядов — и человек сто немцев порешили. Еле-еле этих вояк успокоили. А я не только немцев хоронил: в 1942 году вот этими руками я уложил в воронку 250 русских солдат! Все поле было усеяно нашими, а теперь там растет хлеб и картошка. Их гнали на убиение, потому что Ставка неправильно разобралась в немецкой обороне. Но что теперь думать об этом? Время уже рассудило, вы — дети послевоенной эпохи — сами уже состарились, и жить мы должны по закону примирения. Пусть они живут своей жизнью, а мы будем жить своей.

А.Г. Раков: Я не защитник советской власти… Я просто жил в то время, как и все остальные. Был я и пионером, и даже комсомольцем, и даже был инструктором по комсомольской работе полка. Но сейчас нужно сказать о другом… У нас на Пискаревском кладбище выбиты золотыми буквами золотые слова Ольги Берггольц: «НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО». Так как же мы предадим память наших почивших?

О. Василий: Ты герой нашего времени! Последний герой!

А.Г. Раков: Наш дорогой батюшка говорит о том, как зверствовали советские войска. Да как бы вы в таких обстоятельствах поступили? Поставьте себя на место этих людей: у них разорили дом, убили близких, а они должны целоваться с немцами?! Да, были зверства, были заградотряды: война порождает зло — это, увы, естественно. Но разве ради примирения нужно покрыть нашу землю немецкими кладбищами? Нет, я приложу все силы к тому, чтобы бороться с этим. И не потому, что я стою за советскую власть, — я стою за тех людей, которые отдали жизнь за Отчизну. Вы понимаете, какая подмена сейчас происходит? У меня вышла книга, она называется «Былинки"… В ней я, в частности, пишу о генерале Власове и привожу письма двух священников, которые защищают этого человека. Письма их страшно читать…

О. Василий: Я тоже защищаю Власова!

А.Г. Раков: Но я считаю, что пока живы мы, дети Победы, страна должна свято чтить память наших почивших. Мой отец умер в неполных 68 лет от контузии… Война его все же достала: не сразу, а в 1981 году… Его память для меня свята, и не надо нас запутывать! Разве русские люди защищали не свою землю? Разве не свой дом они защищали, чтобы теперь их называть простой «убойной скотинкой»? Или мне встать на место фашистов, назвать их нашими освободителями? Нет, давайте все же чтить русских, хоронить русских, и поминать на службах наших русских солдат. Это в первую очередь. А дойдет ли очередь до немцев — это дело десятое. Побили их? Побили. И правильно сделали. Почему, когда я это говорю, священники от меня отворачиваются, будто я бузотер какой?.. Да, у меня душа болит, мне хочется понять все до самого донышка. Господь нас учит: любить всех почивших…

О. Василий: Россию нужно любить!

А.Г. Раков:..А Россию в первую очередь. Батюшка действительно очень много сделал для того, чтобы мы помнили о любви к России…

О. Василий: Я хочу дополнить. Кто виновен в трагедии блокады? Когда отступали наши, впереди армии шли беженцы. Они вошли в город раздетые, разутые; им карточек не дали, и в 1942 году все они полегли первыми. Далее. Блокады могло бы не быть, — по личному моему наблюдению. Наши, отступая, сожгли 100 тонн ржи, но населению не отдали; облили керосином соль, хлеб сожгли. Когда немцы стояли под Лугой, пришел приказ: все продукты из магазинов свезти в Бадаевские склады. Ночью все вывезли, а что потом случилось?.. Когда Зоя Космодемьянская в Петрищево подожгла три дома у стариков и старух, ее крестьяне поймали, поколотили и отпустили. Но она сказала: «Я по приказу буду бороться с немцами и выгонять их на холод». За это и поплатилась, а потом мы раздули её славу. Нет, пусть будет мир на земле, и пусть память о страшном прошлом заставит нас пересмотреть наши взгляды. Мы сами себя загнали в тот тупик, в котором находимся сейчас…

А.Г. Раков: Когда я шел на встречу, я еще не знал, что батюшка здесь. Я очень рад, что вы слушали его, а не меня. Может быть, я заблуждаюсь — но я, наверное, с этими мыслями и уйду. Простите меня. Я думаю, что мы батюшку поблагодарим, поклонимся низко, попросим его святых молитв.

О. Василий: Я много прошагал, много побегал, много передумал, много наговорил, а сегодня, встречаясь с вами, я наслаждаюсь плодами своей любви к вам. Вот чем я горжусь: дети послевоенного времени пришли ко мне!

С такими словами батюшка покинул конференц-зал, но встреча на этом не закончилась. Взволнованные слушатели захотели продолжить беседу. Кто-то спросил:

— Ведь о. Василий был в лагере, от немцев пострадал, почему же он так рассуждает? Он сам говорил, что голодал при немцах, что не было ему, где жить… Как же понимать его нынешние слова?

А.Г. Раков: Вот, дорогие мои, что я вам скажу. Я батюшку действительно очень люблю… Вы поймите: священникам очень много досталось от советской власти… Мне о. Иоанн Миронов рассказывал, как над ним издевались… А война — это сверхпотрясение. Война — это нечто запредельное. Почему ветераны ее помнят до сих пор? Казалось бы, четыре года — это не так уж много… Но война повлияла на всю их жизнь, и не только на их жизнь, но и на мою, и на жизнь моих детей. Все это не могло не отразиться на суждениях о. Василия. Но все же, я не могу понять, как можно говорить плохо о Зое Космодемьянской, о человеке, который отдал жизнь за Родину, который претерпел страшные пытки… Вы на секунду попытайтесь представить себе: 18-летняя девушка, в рассвете сил… Она мученически погибла, ее пример многих вдохновлял на подвиги, а теперь нам говорят: это миф, это ложь. Но если случится война — как мы будем воевать? За что? За какие идеалы? Какие примеры нас вдохновят жертвовать жизнью? (Возгласы одобрения в зале) А я?.. Как мне перевернуть мою жизнь? Как мне забыть своего отца? Неужели он предатель Родины — он, вологодский крестьянин из деревни Кабачино? Он прошел всю войну от начала до конца, закончил жизнь полковником, — и он предатель?

Я считаю, что наши батюшки должны быть терпимее. Они не должны навязывать свои мнения, они должны терпеливо выслушивать и таких неразумных людей, как я, грешный, и разъяснять свою позицию… И если мы сейчас в чем-то с ним и не согласны — время нас рассудит.

Повторим: вопрос сводится к тому, была ли Великая Отечественная война битвой властей, где народ выступал только как страдательная, подневольная сторона, или же это была битва народов, следствие вековечного противостояния России и Запада, когда Запад хочет отнять то, что ему не принадлежит, а Россия защищает свои земли?

Думаем, что у каждого из вас, дорогие друзья, есть свои соображения на этот счет, а потому приглашаем вас к участию в этом разговоре. Особая просьба к священникам-ветеранам войны, к тем, кто не понаслышке знает, что она представляла из себя: дорогие наши ветераны, не молчите, скажите свое слово в этом споре, расскажите людям, не видавшим войны, о тогдашней Красной Армии, о том, как уходили на фронт, как воевали, как относились к поверженному врагу. Надеемся на продолжение беседы и заранее благодарны всем, приславшим свои письма.

Газета «Православный Санкт-Петербург»