Первая мировая война. Ренненкампф

В августе прошлого года в Калининградской области проходили торжества, связанные со 100-летием победы русского оружия под Гумбинненом (город Гусев). Как уже сообщалось в СМИ, цепь мероприятий под общим названием военно-исторический фестиваль «Гумбинненское сражение» включало в себя открытие двух памятников, мемориальной доски командующему 1-й армией Северо-Западного фронта генералу Ренненкампфу, а также непосредственно масштабную военно-историческую реконструкцию самого сражения. Сражение под Гумбинненом примечательно, прежде всего тем, что было первым крупным столкновением на Восточном фронте начавшейся Первой мировой войны. Сражение завершилось победой Русской армии, и хотя не привело к успеху всей Восточно-Прусской наступательной операции, но заставило германское верховное командование изменить целый ряд предвоенных стратегических установок по сосредоточению сил, и принять меры по срочному усилению своей восточной группировки. Послевоенное изучение хода военных действий на основных стратегических направлениях, позволяет с полной уверенностью полагать, что именно эта цепь событий стала одним из определяющих факторов провала германского наступления во Франции и неудаче всего германского «плана войны» на 1914 г.

Другой памятной датой (к которой приурочена эта статья) является 1 апреля 1918 г., когда бывший командующий 1-й армии был злодейским образом казнен, став одним из мучеников братоубийственной смуты, охватившей всю Российскую империю. Хотелось бы дать точные характеристики, как самому генералу, так и событиям последнего года его карьеры. По прошествии почти столетия со дня трагической гибели Павла Карловича фон Ренненкампфа, эта историческая фигура по-прежнему требует биографического описания, построенного на беспристрастном освещении событий и фактов[i].

Политическая конъюнктура, еще при жизни, дважды ставила Павла Ренненкампфа в ситуацию, когда волею сложившихся в определенный момент обстоятельств его репутация ставилась под сомнение, а сам он становился объектом общественной критики разнообразного толка. Впервые генерал Ренненкампф стал объектом нападок и обвинений со стороны леволиберальной части российского общества после его жестких и, как результат, крайне эффективных мер по подавлению беспорядков в тылу сосредоточенной в Маньчжурии Русской армии зимой 1906 г. Действия его небольшого отряда (три батальона посаженные на поезд) практически моментально и без кровопролития успокоили всю Забайкальскую область, но арест и осуждение военно-полевым судом зачинщиков беспорядков привели к тому, что в определенных кругах за героем двух последних войн стала закрепляться «слава душителя свобод и вешателя рабочих». Этот агитационный штамп активно раскручивался левыми радикалами всех мастей, и сделал Ренненкампфа объектом не только нападок в прессе и листовках, но и объектом покушения на его жизнь, случившегося осенью 1906 г. в Иркутске. В этом же году дома семьи Ренненкампф в Эстляндской губернии были сожжены неизвестными «народными мстителями». Информационное эхо от его участия в подавлении беспорядков в Забайкалье можно проследить и до сего дня, в силу беспрестанного использования этого факта советской пропагандистской системой, старательно демонизировавшей любые попытки Царского правительства по наведению порядка внутри страны.

Второй раз общественное мнение и пресса сделали Ренненкампфа объектом своей критики в конце 1914 г., после катастрофического поражения 2-й армии Северо-Западного фронта, под командованием Александра Васильевича Самсонова, наступавшей на левом фланге 1-й армии, которой командовал с началом войны Павел Карлович. После первой волны восторгов и радостных комментариев, вызванных победным шествием русских войск по германской земле, Ренненкампф стал объектом непрекращающихся нападок со стороны прессы и ряда представителей русского командования, пытавшихся найти в его лице виновного в неудачном исходе всей Восточно-Прусской наступательной операции. Ситуация вокруг его имени накалилась и по причине возникновения специфической для России того времени общественной истерии, перешедшей от патриотического всплеска в первые недели войны к массовой шпиономании, и поиске в каждом носителе «германозвучащей» фамилии если не предателя, то как минимум, тайно сочувствующего кайзеру Вильгельму. Итогом этого «эмоционального напряжения» прессы и властей, стал целый ряд разбирательств и следствий, проводившихся как Царским правительством, так и правительством Временным. Ни одно из этих профессиональных и следственных разбирательств не нашло в действиях П. К. Ренненкампфа его личной вины за случившиеся на фронте неудачи, но в силу того, что публичный разбор фронтовых операций был невозможен из соображений секретности, над именем Ренненкампфа в обществе продолжало тяготеть подозрение в измене. В общественном сознании людей далеких от понимания механизма боевых действий, стали прочно закрепляться досужие сплетни о том, как «немец Ренненкампф предал русского генерала Самсонова» и, что в «германской армии служит брат Ренненкампфа». Волна слухов и домыслов привела к тому, что после отставки П. К. Ренненкампф старался не появляться лишний раз на улице, а со стороны ряда окружавших его лиц даже поступили предложения сменить фамилию на «более благозвучную».

В значительной степени, эти события послужили не только причиной его ареста большевиками, захватившими в 1918 г. Таганрог («малая Родина» его супруги, куда вышедший в отставку генерал переехал из Петрограда), но и причиной бессудной расправы над ним, учиненной местными чекистами после месяца заключения и пыток. Посмертные гонения на П. К. Ренненкампфа и характерная для советского периода деформация исторической памяти в угоду коммунистической идеологии, не прекращались многие годы. Газетные сплетни самого бульварного толка активно тиражировались в СССР не только «советско-патриотическими» авторами и изданиями, считавшими что на пути у пропаганды не должна стоять правда, но и публикациями, претендующими на научный историзм и даже на энциклопедичность. Отголоски этих спекуляций мы можем встретить и сегодня, как в около научной, так и в специальной литературе, причем за счет многочисленного перепечатывания и постепенного искажения, первоначальные источники вымысла приходится искать «с лупой в руках» и находить в самых неожиданных местах. На фоне советских источников резко контрастировали публикации о службе и личности генерал Ренненкампфа в русской эмигрантской печати. Трагические обстоятельства его жизни и убийства стали одной из ключевых тем в периодической печати и мемуарах, и практически везде личность и деяния Ренненкампфа оценивались самым лучшим образом.

Кипучая энергия Ренненкампфа, направленная на подготовку войск Виленского военного округа к возможной войне против Германии, отмечается практически всеми его сослуживцами и военными историками. Боевая учеба и подготовка штабов к мобилизационному развертыванию, проводившаяся в 1913—1914 гг., позволили добиться того, что к началу войны округ подошел в высокой степени боеготовности, что было крайне важно, в силу прямой зависимости результатов первых операций войны от подготовки кадровых войск в мирное время. Согласно русскому оперативному плану, генерал-адъютант, генерал от кавалерии П. К. Ренненкампф должен был возглавить после начала мобилизации формирующуюся на основе соединений Виленского военного округа 1-ю армию Северо-Западного фронта, и после мобилизационного развертывания незамедлительно перейти в наступление на Восточную Пруссию, действуя на оперативном направлении севернее Мазурских озер.

За три месяца до начала войны, 20—24 апреля 1914 г. высшим военным командование Русской императорской армии в Киеве была проведена штабная игра, в которой отрабатывались возможные действия на Западном направлении. Игра проводилась под руководством военного министра В. А. Сухомлинова, и в ней были задействованы все командующие будущих армий и фронтов. В ходе игры был отработан «план войны», в общих чертах претворенный в жизнь летом 1914 г. Согласно установке на игру, Северо-Западный фронт под командованием недавнего начальника Генштаба, а ныне командующего Варшавским военным округом генерала от кавалерии Я. Г. Жилинского, в составе 1-й и 2-й армий должен был перейти в наступление севернее и южнее Мазурских болот. Основными задачами фронта становилось обеспечение наступления Юго-Западного фронта и оттягивание на себя максимально возможного числа германских соединений с целью ослабить немецкую группировку, сосредотачиваемую для вторжения во Францию. Генерал Жилинский в ходе игры принял решение уже на 9-й день после объявления мобилизации, не закончив пополнение запасными и окончательное развертывание соединений, перейти в наступление двумя армиями фронта с целью быстрейшего выхода 1-й армии в район Гумбинена, а 2-й армии в обход Мазурских озер с юга с целью нанести главный удар во фланг и тыл германским силам, действующим против 1-й армии. Следует отметить, что Ренненкампф, призванный в ходе игры командовать 1-й армией, высказал свое несогласие с решением Жилинского, и отметил, что переход неготовых армий в наступление он считает неправильным. Также, в ходе игры выявилась явная ошибка Жилинского по расчету времени выдвижения армий в районы сосредоточения, что выразилось в запаздывании 2-й армии и принятии решения на вынужденную остановку 1-й армии для «выравнивания фронта». Тем не менее, несмотря на выявившееся в ходе игры «несовершенство стратегии», и полное игнорирование расчетов по работе тыла, разбора результатов игры не последовало, а выводы ограничились составлением Сухомлиновым доклада о ее проведении. Зная сегодня катастрофический результат наступления 2-й армии в августе 1914 г., можно обратить внимание, что ошибки стратегического планирования закладывались еще до начала войны

[2].

Следует также отметить, что риски в ходе планирования действий Русской армии против Германии закладывались вынужденно, как результат стратегических договоренностей с Францией, так как командование союзников справедливо полагало, что главные усилия Германии в начальном периоде войны будут направлены именно против французов. Мобилизация Русской императорской армии, запаздывавшая по объективным причинам, вынуждала принимать неоднозначные решения с целью выровнять время начала операций основными силами русской и французской армий. В ходе предвоенных переговоров Россия взяла на себя обязательство перейти к активным операциям на германском фронте уже на 15-й день после начала мобилизации, сосредоточив к этому времени на основных операционных направлениях лишь 1/3 от своих сил, подлежащих развертыванию[3].

Это опасное решение диктовалось в первую очередь сроками развертывания германской армии, которое должно было завершиться уже на 10-й день мобилизации, и сроками развертывания армии Австро-Венгрии, исчисляемыми в 15 дней. С учетом планов на одновременное нанесение удара Юго-Западным фронтом в Галиции, русское командование изначально ставило фронтам задачи на пределе их возможностей, руководствуясь идеей «наступления во что бы то ни стало». Рассматривая планирование действий Северо-Западного фронта, стоит напомнить замечание Головина, отмечавшего, что: «Операционное направление, ведущее в Восточную Пруссию позволяло произвести немедленно прямое давление на Германию, т. е. на главного противника. Но вместе с этим большим преимуществом оно таило большие стратегические опасности. решительный стратегический успех на Северо-Западном направлении мог быть достигнут русскими только при условии значительного численного превосходства и обширной технической подготовки тыла операции».

1-я армия под командованием П. К. Ренненкампфа, назначенного ее командующим по Высочайшему повелению от 16 июля, согласно плану стратегического развертывания, включала в себя четыре армейских корпуса (Гвардейский, 1-й, 3-й, 4-й) и семь пехотных дивизий второй очереди (53-я, 54-я, 56-я, 57-я, 68-я, 72-я, 73-я). Кавалерия армии состояла из пяти дивизий и одной бригады. Начальником полевого штаба армии был назначен генерал-лейтенант Г. Г. Милеант. Армия спешно отмобилизовывала кадровые и второочередные части, и соединения. Необходимо было не только перевести на военный штат войска, но и повысить бдительность личного состава. Уже на следующий день после начала войны, согласно приказу командующего 1-й армией, Павла Карловича Ренненкампфа, 2-я кавалерийская дивизия перешла германскую границу с целью глубокой разведки и углубилась на территорию противника. Разъезды дивизии прошли до 50 километров вглубь германской территории, повсеместно наталкиваясь немецкую завесу из частей ландвера и кавалерии. Другие кавалерийские дивизии армии Ренненкампфа также выступили к границе с целью разведки и прикрытия развертывания. Первые дни после начала войны прошли в разведывательных поисках и стычках передовых частей. В одном из таких боев был взят первый трофей — германский пулемет, тут же (27 июля) отправленный в Ставку. Ренненкампф не удержался от желания придать этому событию торжественность и сопроводил трофей телеграммой на имя Главнокомандующего: «Все вверенные мне части просят Ваше Императорское Высочество принять самые горячие поздравления, не только пожелания, но и твердую нашу уверенность в полном успехе. Сегодня высылается для представления Вашему Императорскому Высочеству первый боевой трофей, взятый с бою германский пулемет».

Конница 1-й армии отличилась не только первым, взятым с боя германским пулеметом, но и первым солдатским Георгиевским крестом. 30 июля в районе местечка Любов, казачий разъезд 3-го Донского казачьего полка из четырех казаков, ввязался в бой с отрядом германских кавалеристов из 22 человек, и в ожесточенной рукопашной схватке изрубил противника, дав уйти лишь трем немцам. Главным героем боя стал командир разъезда, приказный 6-й сотни Козьма Крючков, лично убивший 11 вражеских кавалеристов и получивший в бою 16 ран. Через день, уже в госпитале, Ренненкампф навестил раненного Крючкова и поздравил с награждением Георгиевским крестом 4-й степени, о чем было объявлено приказом по армии от 2 августа.

Действия конницы позволили установить, что перед фронтом наступления 1-й армии находятся соединения 1-го армейского корпуса немцев и части ландвера, и самое важное, что нет никаких признаков подхода новых германских соединений, направленных против Северо-Западного фронта. Эти данные, наравне с сообщениями французской стороны о сосредоточении основных сил германской армии на Западном фронте, привели русское верховное командование к решению ускорить переход в наступление Северо-Западного фронта и образовать в его составе еще одну армию с задачей наступления на Берлин. Решение диктовалось целым рядом объективных причин, основной из которых был прямая просьба Франции о помощи. На следующий день после вступления Франции в войну, 23 июля 1914 г., посол Французской республики в России Жорж Морис Палеолог будучи принят Императором Николаем Вторым, «указал со всей настойчивостью, на которую только был способен», что «Французской армии придется выдержать ужасающий натиск двадцати пяти германских корпусов. Потому я умоляю ваше величество предписать вашим войскам перейти в немедленное наступление — иначе французская армия рискует быть раздавленной, и тогда вся масса германцев обратится против России». В этот же день, после окончания аудиенции у Царя, Палеолог встречается с Верховным главнокомандующим Николаем Николаевичем и предметно интересуется сроками перехода русской армии в наступление: «Без предисловий я приступаю к вопросу самому важному из всех: Через сколько дней, Ваше Высочество, Вы перейдете в наступление? Я прикажу наступать, как только эта операция станет выполнимой, и я буду атаковать основательно. Может быть, я даже не буду ждать, когда завершится сосредоточение войск. Как только я почувствую себя достаточно сильным, тут же начну нападение. Это случится, вероятно, 14 августа. Затем он объясняет мне свой общий план движений: 1) группа, действующая на Прусском фронте; 2) группа, действующая на Галицийском фронте; 3) масса в Польше, назначенная броситься на Берлин, как только войскам на юге удастся „зацепить“ и „зафиксировать“ неприятеля». Искренняя благодарность к Франции, моментально выполнившей свои союзнические обязательства по отношению к России, и стратегическая целесообразность прямого давления на Германию, привели к серьезному изменению плана наступления Северо-Западного фронта, как по срокам перехода в наступление, так и в части изменения группировок. Появилось новое операционное направление Варшава — Познань, на котором должна была наступать вновь формируемая армия, не предусмотренная предвоенным планом стратегического развертывания. Эта армия формировалась в основном за счет соединений, измывавшихся из состава 1-й и 2-й армий. В частности, из армии Ренненкампфа были изъяты Гвардейский корпус и 1-й армейский корпус, получившие приказ выдвигаться к Варшаве. Таким образом, боевой состав 1-й армии терял почти половину кадровых пехотных соединений. Серьезное ослабление 1-й армии накануне перехода в наступление должно было, по мысли Верховного командования, компенсировано переброской в ее состав 20-го армейского корпуса. После активного обмена мнениями, 28 июля в штаб Северо-Западного фронта поступает директива за подписью начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Янушкевича, указывающая: «По имеющимся вполне достоверным данным Германия направила свои главные силы на западную свою границу против Франции, оставив против нас меньшую часть своих сил. Хотя эти силы с полной достоверностью еще не выяснены, то можно предполагать, что в Восточной Пруссии немцами оставлены четыре корпуса (1-й, 20-й, 17-й и 5-й) с несколькими резервными дивизиями и ландверными бригадами. Сверх того гарнизон Кенигсберга из не полевых войск. С нашей стороны к вечеру 12-го дня отмобилизования — 29 июля, в 1-й армии будут собраны полностью — вся кавалерия (5,5 дивизий), 3-й и 4-й армейские корпуса, 5-я стрелковая бригада, 28-я пехотная дивизия (20-го корпуса) к которой можно было бы притянуть два полка 29-й пехотной дивизии. Всего 96 батальонов и 132 эскадрона[4].

Имея в виду то, что из состава 1-й армии исключены Гвардейский и 1-й армейский корпус, следует признать, что войска 1-й армии к вечеру 12-го дня мобилизации закончат свое сосредоточение, так как большая часть второочередных дивизий, включенных в состав 1-й армии направляются в Риго-Шавельский район, потерявший в нынешней обстановке свое значение. ..Принимая во внимание, что война Германией была объявлена сначала нам, и что Франция, как союзница наша считала своим долгом немедленно же поддержать нас и выступить против Германии, естественно, необходимо и нам, в силу тех же союзнических обязательств, поддержать французов, в силу готовящегося против них главного удара немцев. Поддержка эта должна выразится в возможно скорейшем нашем наступлении против оставленных в Восточной Пруссии немецких сил. ..Наступление могла бы начать 1-я армия, которая должна притянуть на себя возможно большие силы немцев. Наступление должно вестись севернее Мазурских озер с охватом левого фланга противника. 2-я армия могла бы наступать в обход Мазурских озер с запада, имея задачей разбить немецкие корпуса, развернувшиеся между Вислой и Мазурскими озерами и тем воспрепятствовать отходу немцев за Вислу. Между 1-й и 2-й армией должна быть установлена тесная связь путем выставления против фронта Мазурских озер достаточно прочного заслона. Таким образом, общая идея операции могла бы заключаться в охвате противника с обоих флангов. По мнению Верховного Главнокомандующего наступление армий Северо-Западного фронта могло бы начаться с 14-го дня мобилизации (31 июля)". Таким образом, к моменту перехода Северо-Западного фронта в наступление начала складываться ситуация, требующая отдельного разбора и анализа, позволяющего лучше понять причины надвигавшегося поражения, одним из основных виновников которого (по суждению целого ряда лиц) потом назывался Павел Карлович Ренненкампф. Основываясь на известной информации о ходе и результатах Киевской штабной игры, и сравнивая их с оперативным решением Верховного Главнокомандующего, следует заметить, что операционные направления для 1-й и 2-й армий, а также ускоренные сроки перехода фронта в наступление были «домашней заготовкой» Генерального штаба, которая отрабатывалась незадолго до начала войны. Единственной «импровизацией» оперативного планирования, стало формирование новой армии в районе Варшавы. Формирование третьей ударной группировки для наступления преследовало цель «раздергать» германские соединения на более широком фронте и обеспечить успех броска за Вислу. Но подобная широта стратегических взглядов Ставки Главнокомандующего, шла вразрез с целым рядом исходных данных, как связанных с особенностями театра военных действий, так и с возможностями русских войск. Бросается в глаза то обстоятельство, что и без того немногочисленные по своему составу группировки 1-й и 2-й армий[5], не успевающих полностью отмобилизоваться и сосредоточиться по плану, ослабляются прямо перед переходом в наступление. При этом, формируемая в районе Варшавы армия никак не успевает, ни перейти в наступление одновременно с 1-й и 2-й армиями, ни оказать им какое-либо содействие в случае кризиса на фронте их наступления. Таким образом, силы, изъятые для формирования новой армии, по сути, «замораживаются» на второстепенном направлении в ожидании успеха 1-й и 2-й армий. Также следует обратить внимание на ту часть директивы, где оговаривается взаимодействие между наступающими в отрыве друг от друга армиями Северо-Западного фронта: «Между 1-й и 2-й армией должна быть установлена тесная связь путем выставления против фронта Мазурских озер достаточно прочного заслона». Эта «тесная связь» была возможна только в самом начале наступления, так как затем фронт наступающих армий разделялся обширным и труднодоступным районом озер, дефиле и дороги в котором были заранее укреплены неприятелем (крепость Бойен-Летцен) и рассчитывать на сообщение между армиями в ходе наступления по разные стороны Мазурских озер не приходилось. Германским войскам в этом плане отводилась роль пассивного наблюдателя, сосредоточившегося за Мазурскими озерами и обреченного тем самым на охват со стороны наступающих русских. Германские силы, объединенные в 8-й армии под командованием генерал-полковника Максимилиана фон Притвица, определявшиеся русским Генеральным штабом в 8 полевых и «несколько» резервных дивизий, на самом деле недооценивались, так как за рамками учета оставались многочисленные части ландвера и ландштурма (свыше пяти расчетных дивизий), показавшие в ходе дальнейших боевых действий высокий уровень выучки и устойчивости. Профессор Головин в своей работе посвященной первым операциям в Восточной Пруссии, определял силы немцев в 186,5 батальонов, 86 эскадронов и 163 артиллерийских батареи (14 расчетных пехотных дивизии и 1 кавалерийская дивизия), а силы Северо-Западного фронта (1-я и 2-я армии), перешедшие в наступление — в 208 батальонов, 228 эскадронов и сотен при 92 артиллерийских батареях. Таким образом, решающего превосходства в пехоте наступающие русские армии не имели, а по артиллерии значительно уступали противнику. Превосходство русских в коннице с учетом особенностей театра Восточной Пруссии, не могло значительно усилить их наступательный потенциал. Русские армии должны были наступать одним эшелоном, не имея армейских и фронтовых резервов и не имея возможности (в отличие от немцев) быстро наращивать силы на угрожаемых участках за счет резервов Ставки. Несмотря на то, что «избыточные» возможности Зависленской сети германских железных дорог были хорошо известны русскому Генеральному штабу[6], этот фактор не нашел отражения ни в предвоенных штабных играх, ни в плане наступления. Германские войска имели возможность, используя две двухколейных железнодорожных ветки и значительный резерв подвижного состава, рокировать значительные силы (до двух корпусов пехоты одновременно) с фронта наступления 1-й армии на фронт наступления 2-й армии и обратно, экономя при этом 3−4 дневных перехода. В свою очередь, наступающие русские не имели такой свободы в выборе районов сосредоточения, имея станции выгрузки войск в армейском тылу, на русской территории, что снижало возможности фронта по обеспечению операции. 31 июля командующий 1-й армией генерал Ренненкампф получает директиву штаба Северо-Западного фронта, в которой ближайшей задачей армии ставится наступление на фронт Истербург — Ангербург с целью отрезать основную группировку противостоящей 8-й германской армии от Кенигсберга и перехватить в дальнейшем пути ее отхода к Висле, выставив одновременно сильный заслон против Летцена. Противник должен быть «энергично, с упорной настойчивостью атакован». Днем перехода в наступление указывается 3 августа для конницы и 4 августа для основных сил 1-й армии. В этой же директиве указывается, что 2-я армия под командованием генерала от кавалерии А. В. Самсонова перейдет в наступление несколько позже, а именно 6 августа, что должно было, по мнению русского командования вынудить немцев оттянуть основные силы в полосу наступления 1-й армии и позволить 2-й армии охватить их с тыла. Директива еще раз подчеркивает, что основная группировка противника расположена за Мазурскими озерами, что не соответствовало моменту, так как оперативное построение 8-й германской армии предполагало сосредоточение двух корпусов севернее озер и двух корпусов южнее. В полосе наступления армии Ренненкампфа были к этому времени сосредоточены 1-й армейский и 1-й резервный корпуса, а также 2-я ландверная бригада и 1-я кавалерийская дивизия 8-й армии немцев. На следующий день после получения в штабе Ренненкампфа этой директивы соединения армии силами 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий стали выдвигаться из районов сосредоточения к границе. Коннице были поставлены следующие задачи — Сводному корпусу генерал Хана Нахичеванского наступать на Инстербург в обход направления Сталлупенен-Гумбиннен с севера, 1-й отдельной кавалерийской бригаде обеспечивать правый фланг армии, разведывая на фронте Тильзит-Краупишкен, а 1-й кавалерийской дивизии под командованием генерала Гурко, обеспечивать левый фланг армии со стороны Маркграбова, а впоследствии и Летцена. Германская разведка выявила начало движения основных сил 1-й армии практически моментально[7], и в 16.00, 1 августа штаб 8-й германской армии отдает приказ на выдвижение навстречу подходящим к границе русским, чтобы «встретить русский удар, наступлением». С правого фланга 8-й армии по железной дороге через Кенигсберг спешно перебрасывается 17-й армейский корпус (генерал от кавалерии Август фон Макензен). Здесь стоит еще раз отметить, что начертание всей железнодорожной сети Восточной Пруссии было подчинено в первую очередь интересам развертывания армии и быстрейшей переброске сил с фланга на фланг, что было впервые с начала войны продемонстрировано переброской упомянутого 17-го корпуса. Таким образом, с учетом одной резервной дивизии расположенной в Кенигсберге и 3-й резервной дивизии в районе Летцена, командующий 8-й германской армии сосредотачивал против Ренненкампфа — 8,5 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию, превосходя русских в пехоте и артиллерии. Рано утром 4 августа три пехотные корпуса армии Ренненкампфа, развернувшись на фронте в 70 километров перешли границу Германии. На правом фланге выдвигался 20-й корпус (генерал от инфантерии В. В. Смирнов), в центре 3-й (генерал от инфантерии Н. А. Епанчин), и на левом фланге 4-й (генерал от артиллерии Э. Алиев). Наступление сопровождалось мелкими стычками с передовыми частями немцев из состава 1-го армейского корпуса (1-я и 2-я пехотные дивизии и приданная корпусу 1-я кавалерийская дивизия) под командованием генерал-лейтенанта Германа фон Франсуа. К полудню 3-й армейский корпус втянулся в бой[8] с частями 1-й пехотной дивизии немцев, закрепившейся на укрепленной полосе Бильдервейтшен — Допенен, и после нескольких часов боя при содействии 29-й пехотной дивизии 20-го корпуса заставил левый фланг германцев отступить к Сталлупенену. Были взяты пленные и захвачено 7 орудий с зарядными ящиками. В этот момент, противник воспользовался разрывом между левым флангом 3-го корпуса, (постепенно охватывавшим с юга 1-ю пехотную дивизию германцев) и правым флангом 4-го корпуса, и энергично бросил в этот промежуток ударную группу с сильной артиллерией. Генерал Франсуа расположил одну из бригад 2-й пехотной дивизии (генерал-лейтенант Фальк) уступом за правым флангом 1-й пехотной дивизии с целью парирования фланговых угроз. Когда 3-й корпус русских втянулся в бой за высоты, занимаемые 1-й пехотной дивизией, генерал Фальк, слыша звуки начавшегося боя, выдвинул вперед 4-ю пехотную бригаду своей дивизии. В силу крайне неблагоприятного для русских войск стечения обстоятельств пятитысячный отряд немцев из 4 батальонов пехоты, 30 орудий и эскадрона кавалерии подошел к полю боя в обход левого фланга 27-й пехотной дивизии. Немецкие батальоны, выйдя практически в тыл наступающему на крайнем левом фланге русским, мастерски выполнили охватывающий маневр, и развернувшись, нанесли огневой, а затем и штыковой удар во фланг, и тыл левофлангового полка. Это был 105-й Оренбургский полк 27-й пехотной дивизии. Полк был разгромлен и в беспорядке отступил, потеряв командира полковника Комарова и свыше 3000 человек личного состава (В основном пленными. Потери полка составили 75% от его штатной численности.) Вслед за Оренбургским полком отошли и другие полки 27-й пехотной дивизии. Бой в полосе наступления 3-го корпуса шел до вечера. Генерал Франсуа, получив еще днем приказ штаба 8-й армии на отход, вел бой весь день, введя в сражение три пехотных бригады из четырех. К исходу дня Франсуа, добившись успеха на правом фланге и потерпев неудачу на левом, отдает приказ отступать. Бой под Сталлупененом в значительной мере носил характер неожиданного, как в отношении германских частей, так отчасти и в отношении соседних русских колонн, с которыми не были в должной мере налажены взаимодействие и связь. Сталлупененский бой удачно сложился для немцев, встретивших русских на подготовленных позициях. Генералу Франсуа удалось, уступая в силах, нанести серьезные потери наступающим и выйти из боя. Потери русской 1-й армии в этом бою превысили 7500 человек, а потери 1-го корпуса Франсуа достигали 1300 человек и 7 орудий. Большие потери русских объяснялись в первую очередь тем, что противнику удалось совершенно незамеченным выйти в тыл наступающим, и используя элемент внезапности, атаковать. Позиции противника не были предварительно разведаны, и не была проведена артиллерийская подготовка атаки. Анатолий Николаевич Розеншильд-Паулин, командовавший тогда 29-й пехотной дивизией вспоминал, что: «Позиция противника была хорошо приспособлена к местности и имела большой обстрел. Всюду видны были проволочные заграждения». Отдельных слов заслуживают действия русской конницы, массированной в составе сводного отряда Хана Нахичеванского. Ренненкампф неоднократно указывал командиру группы на необходимость действовать быстро, и преимущественно на флангах противника, но видимого результата эти указания не давали. Оценивая действия конной группы 4 августа Ренненкампф писал: «6 (19) августа. 1914 г. Хану Нахичеванскому. Деятельность Вашего конного отряда в бою 4 августа крайне неудовлетворительна. Пехота вела упорный тяжелый бой, конница обязана была помочь появлением, не только на фланге, но и в тылу неприятеля, не считаясь с числом верст, это привело бы к меньшим потерям у нас, к тяжелому поражению неприятеля. В будущем приказываю быть более энергичным, подвижным, помнить, что у вас 48 орудий, которые направлением в тылу неприятеля принесут громадное поражение. Сегодня вечером армии указано занять фронт Ушбален, Кармонен, Пусперн, Соденен, Гельдап, Орановский — Лебегален, 8-го перейдет Ленгвенен. Завтра, 7-го, остается тех же местах. Приказываю 7-го к вечеру выяснить разведкой на фронте Инстербург, Гумбинен: заняты ли они, есть ли укрепления, какие силы между реками Инстер, Роминта, обороняются ли они, занят ли лес Цулькинер. Главными силами 7-го займите Пеленигкен на Инстере. Железные дороги — Тильзит, Инстербург окончательно разрушьте. Ренненкампф». Немцам удалось не только «выиграть качество» в ходе этого авангардного боя, но и определить направление наступления основных сил 1-й русской армии. После приведения частей в порядок и выравнивания фронта наступление было продолжено во второй половине дня 5 августа. Выдвигавшийся на правом фланге Хан Нахичеванский докладывал в штаб армии: «Конница двинулась в направлении на Гумбинен. На фронте Витгирен, Мальвишкен авангарды сбили спешенную кавалерию неприятеля и самокатчиков 44-го и 45-го пехотных полков. Два неприятельских конных полка отошли на запад. Движение медленное, со всех фольварков стреляют». Продвигаясь вперед русские солдаты и офицеры наблюдали картину спешного отхода войск и эвакуации населения. К этому времени командование 8-й германской армии приняло окончательное решение атаковать русские войска, наступавшие вдоль железной дороги Ковно — Гумбинен. С этой целью на фронте Ангербург — Мальвишкен, шириной свыше 60 километров, сосредотачивалась ударная группировка в составе трех корпусов (1-й, 17-й и 1-й резервный). В штабе германской армии вызывало тревогу открытое положение левого фланга, занимаемого 1-м армейским корпусом Франсуа, к которому подходил сводный конный отряд Хана Нахичеванского. Для противодействия продвижению русской конной группы, решено было выдвинуть 2-ю ландверную пехотную бригаду, стоявшую до сих пор в районе Тильзита. Задачей бригады было занятие переправ через реку Инстер и выход к селению Мальвишкен на соединение с 1-й кавалерийской дивизией. Утром 6 августа бригада заняла переправы и вышла на восточный берег реки. С этой же целью навстречу немцам выдвинулась русская конница. Днем 6 августа сводная конная группа под командованием генерал-лейтенанта Хана Нахичеванского в составе 4-х кавалерийских дивизий на правом фланге армии ведет встречный бой с 2-й ландверной бригадой немцев (5 батальонов при 12 орудиях) в районе Каушена и ценой серьезных потерь отбрасывает ее назад за реку Инстер. Главное достижение русской конницы в этом бою состояло в недопущении соединения 2-й ландверной бригады с соединениями 1-го германского корпуса и 1-й кавалерийской дивизии, сосредоточенных для завтрашнего удара по правому флангу русской армии. 2-я ландверная бригада не только понесла потери, но и отступила в полном беспорядке в район Кенигсберга. Дальнейшие действия армейской конницы под командованием Хана Нахичеванского, к сожалению, были неудачны в силу неудовлетворительных командных качеств этого генерала. Действовавший на правом фланге армии 20-й армейский корпус в течение 6 августа успешно продвигался с боем вперед, при этом командование корпуса и армии не подозревало об отходе армейской конницы на 15 километров к северу, случившемся вечером этого же дня, и отсутствии прикрытия корпуса с правого фланга. 3-й и 4-й корпуса выдвигались 6 августа без помех со стороны противника. В это время германское командование получив информацию о неудачном для 2-й ландверной бригады бое у Каушена и опасаясь охвата своего левого фланга, усиливает 1-й корпус Франсуа резервной пехотной дивизией из Кенигсберга и выдвигает свою армейскую конницу (1-я кавалерийская дивизия) для охвата правого фланга русских. Это параллельное движение в стремлении охватить фланг противника к исходу 6 августа завершается неожиданным успехом немцев, в связи с ничем не оправданным отходом Хана Нахичеванского в неизвестном для Ренненкампфа направлении, и в силу того, что одним из германских разъездов был перехвачен следовавший в штаб 1-й отдельной кавалерийской бригады мотоциклист-вестовой, везший ориентировки Хана Нахичеванского с подробной диспозицией его отряда. В результате этих событий командующий 1-й германской кавалерийской дивизией генерал Герман Брехт вводит свою дивизию рано утром 7 августа в образовавшийся на правом крыле русских боевых порядках разрыв. Притвиц, сосредоточив к вечеру 6 августа все выделенные для контрнаступления соединения армии в указанных районах, принимает решение с утра 7-го августа атаковать русских и разгромить 1-ю русскую армию во встречном сражении, получившем впоследствии название Гумбиненского. Основные усилия Притвиц планировал сосредоточить на правом фланге русской армии, который следовало сокрушить путем концентрических ударов. План Ренненкампфа на 7 августа диктовался отсутствием точной информации о противнике. Армия по его приказу остановилась на дневку и должна была провести весь день на занятых позициях. Рано утром 7 августа 1-я кавалерийская дивизия немцев начинает обходной маневр и, не встречая серьезного сопротивления, выходит в тыл 20-го корпуса русских. Неудачные действия нашей кавалерии в этот день усугубляются отходом под давлением немецкой кавалерии единственного оставшегося на правом фланге соединения — 1-й кавалерийской бригады под командованием генерал-майора Орановского. Оголенный фланг 20-го корпуса позволил немцам обойти 28-ю пехотную дивизию и атаковать ее двумя дивизиями корпуса Франсуа. С раннего утра 7 августа немцы, используя двукратное превосходство в силах атакуют 28-ю дивизию, которая приходит в полное расстройство и потеряв все пулеметы, 8 орудий и свыше 50% личного состава (7049 чел.), беспорядочно отходит назад. От полного поражения на правом фланге русскую армию спасло упорное и умелое с точки зрения управления на поле боя, сопротивление 29-й пехотной дивизии, находившейся на своих позициях с 6 августа, успевшей окопаться и выставить охранение. Командовавший этой дивизией А. Н. Розеншильд-Паулин вспоминал: «Около двух часов дня артиллерийский огонь немцев достиг значительной интенсивности и было видимо, что к неприятелю прибывают подкрепления, которые охватывают наш правый фланг все больше и больше. Между тем от 28-й дивизии нельзя было добиться никаких сведений, а с левого фланга гусары донесли, что части 25-й дивизии, шедшие на Пабельн, повернули и ушли обратно. В дивизии в это время в резерве оставалось всего лишь неполных два батальона. При таких условиях, не видя залога к успеху атаки, начальник дивизии признал целесообразнее задержать ее выполнение, но во всяком случае твердо держаться на месте, продолжая огневой бой. В 3-м часу дня обстановка стала слагаться еще неблагоприятнее. Под сильным огнем противника Вяземский полк, понеся значительные потери в офицерском составе, причем был убит очень хороший штаб-офицер полка, подполковник Медер, начал отходить, не получив на то приказания. Одновременно на правом фланге дивизии батальон полковника Ольдерогге, охваченный с севера превосходными силами немцев, тоже стал отступать и доносил, что скоро будет совершенно уничтожен. Необходимо было во чтобы то ни стало задержать это движение. Принятыми мерами Вяземский полк удалось остановить, а полковнику Ольдерогге было послано 2 роты Старорусского полка со взводом пулеметов и большая часть огня нашей артиллерии была направлена по обходящим наш правый фланг немцам. По силе огня и по появлявшимся вдали массам можно было оценить, что к этому времени против дивизии, особенно против ее правого фланга, сосредотачиваются значительно превосходные силы. Воздушной разведки не было, а все усилия получить сведения от 28-й дивизии не привели ни к чему, связь с ней была порвана и 29-я дивизия оказывалась в этот важный момент как бы совершенно изолированной. Чтобы получить разъяснение, обратились в штаб корпуса. К телефону долго никого нельзя было дозваться. Наконец, трубку взял Генерального штаба полковник Михаэлис, который, попросив начальника дивизии удалить в сторону всех находившихся при нем, передал следующее: „Немцы обрушились на 28-ю дивизию, опрокинули ее, и она в полном беспорядке отошла к Вержболову. 28-й дивизии фактически больше не существует. О том, где находится 1-ая отдельная кавалерийская бригада, шедшая правее 28-й дивизии, ничего не известно. Ваш правый фланг совершенно обнажен и против него победоносные части неприятеля“. Когда начальник дивизии спросил, что командир корпуса приказывает делать, полковник Михаэлис ответил: „Ничего“. — „Значит оставаться на месте?“ — „Да“. — „Можно ли рассчитывать на какую-либо поддержку?“ — „Ни на какую“». В этих условиях 29-я дивизия не потеряла устойчивость и немного загнув назад правый фланг, отразила все атаки противника, благодаря чему поражение соседней 28-й дивизии не превратилось в катастрофу для всей армии. Как верно замечал Головин: «Искусное и спокойное ведение боя 29-й пехотной дивизией спасло 1-ю армию, ограничив разгром ее правого фланга районом одной 28-й пехотной дивизии». Действующий в центре боевого порядка армии 3-й армейский корпус под командованием генерала от инфантерии Н. А. Епанчина к утру 7 августа занимал удобные для обороны позиции, не выравнивая линию с шедшим справа, и опережающем его в движении вперед, 20-м корпусом. Части корпуса закрепились и выставили боевое охранение. Для атаки в центре немцы выдвигали только что переброшенный с юга 17-й армейский корпус в составе 35-й и 36-й пехотных дивизий. Спешка с переброской сказалась на состоянии частей этого корпуса не самым лучшим образом. Немецкие солдаты были утомлены усиленным маршем от станций высадки, что, несомненно, сказалось на результатах боя. Бой в центре носил характер встречного, так как Епанчин в виду имеющихся сведений о сосредоточении немцев против района корпуса, отдал приказ выдвигаться навстречу подходящим колоннам противника. 17-й германский корпус должен был, по-видимому, взять в клещи вместе с 1-м германским корпусом правое крыло русской армии, атакуя с юго-запада на северо-восток, и лобовое столкновение с центром построения русских в планы Макензена не входило[9].

В ходе выдвижения 17-го корпуса на исходные позиции из штаба 1-го германского армейского корпуса, начавшего наступление ранее, поступила просьба оказать содействие их атаке на правый фланг русской армии и сместить вектор наступления севернее. К корпусу Епанчина была временно прикомандирована 40-я пехотная дивизия 4-го корпуса, и Епанчин выдвинул вперед сразу три дивизии, нанеся удар под небольшим углом к оси наступления немцев. Бой с переменным успехом шел весь день и завершился для 3-го корпуса полным успехом, которым он был обязан в первую очередь образцовым действиям 27-й пехотной дивизии, за два дня до этого потерпевшей досадное поражение под Сталлупененом и теперь полностью реабилитировавшейся. Дивизия вышла на заданные командованием позиции и отразила все атаки, а затем, перейдя в наступление, взяла 12 орудий, 24 зарядных ящика, и более 1000 пленных. Эта победа была обеспечена, в первую очередь, той прекрасной выучкой мирного времени, на которую тратил все свое время Ренненкампф, устраивая для соединений округа постоянные выходы в поле со стрельбами. 27-я пехотная дивизия смогла упредить противника в развертывании боевого порядка, заняла удобную для обороны позицию, а затем нанесла огневое поражение немцам, наступавшим в плотных построениях. Сказался тот, пусть и небольшой, но добытый кровью боевой опыт, который отсутствовал у свежих полков 17-го германского корпуса. Ярким примером такой «лихости мирного времени», служит расстрел артиллерией 27-й пехотной дивизии выехавшего на открытую позицию германского артиллерийского дивизиона. Этот боевой эпизод описывается целым рядом источников, сходящихся во мнении, что немецких артиллеристов сгубила именно необстрелянность. Две германских батареи развернулись на открытой позиции всего лишь в километре от русской пехоты. Они намеревались открыть по ней огонь, но практически сразу после установки орудий были подвергнуты такому точному и сосредоточенному огню русской дивизионной артиллерии, что личный состав германских батарей погиб на позиции практически в полном составе, а орудия были захвачены после перехода наших частей в атаку. По всему фронту обороны 27-й пехотной дивизии, атакующие германские цепи расстреливались шрапнельным и стрелковым огнем, и залегали в 300—400 метрах от русских позиций. Пробыв под русским огнем несколько часов и понеся тяжелые потери, немецкие батальоны один за другим откатывались назад, теряя порядок и переходя местами в бегство. К 4 часам дня обе дивизии 17-го германского корпуса отступили под прикрытием своей артиллерии, сорвавшей переход корпуса Епанчина в контратаку. На этом бой в центре завершился. Дивизии Епанчина потеряли свыше 6000 убитыми и раненными. На поле боя перед их позициями было захоронено свыше 4000 убитых немцев и около 1500 взято в плен. Немцы потери 17-го корпуса оценивали в 9 тысяч человек, убитыми, раненными и пленными, что составляло треть боевого состава его пехоты. На левом фланге армии обе стороны остались на своих позициях. Здесь с русской стороны действовала 30-я пехотная дивизия 4-го корпуса и 5-я стрелковая бригада. Крайний левый фланг армии обеспечивала 1-я кавалерийская дивизия. Им противостояли две дивизии германского 1-го германского резервного корпуса. Действия на левом русском фланге ограничились боем одной из дивизий 1-го резервного корпуса (генерал-лейтенант Отто фон Белов) и с 30-й дивизией 4-го корпуса под командованием генерал-лейтенанта Алиева. Немцы действовали нерешительно, введя в бой одну дивизию из двух. Алиев, имея «под рукой» лишь пять полков, отбил все немецкие атаки и удержал позиции. К исходу дня командующий 8-й германской армии Притвиц отдает приказ отступать. Чины его штаба выражают свое несогласие, указывая на то, что наступательный потенциал армии еще не израсходован и стоит продолжить сражение на следующий день[10].

Но Притвиц руководствуется не только ситуацией на поле сражения, в котором армия уже потеряла свыше 14 600 человек (из них до 2000 пленными), но и оперативными соображениями, связанными с поступающей информацией с южного крыла фронта и с определенной переоценкой сил 1-й русской армии. Он объявляет сотрудникам штаба, что: «Господа. вы ознакомились, как я вижу, с донесением и понимаете, что, если мы продолжим сражение, варшавская армия (2-я армия) пройдет нам в тыл и отрежет от Вислы. Поэтому наша армия прекратит сражение и отойдет назад за Вислу». Во второй половине дня 7 августа Притвиц получает информацию, что 2-я русская армия перешла в наступление и основной группировке 8-й армии начинает угрожать охват и удар во фланг и тыл. Командующий германской армией принимает решение не просто отступить с поля Гумбинненского сражения, а вообще постепенно отвести армию за Вислу и укрепиться, опираясь на этот водный рубеж. Восточная Пруссия вследствие этого решения отдавалась русским, а крепость Кенигсберг полностью ими блокировалась. Казалось бы «домашняя заготовка» русского Генштаба срабатывает и немцы, разбившись об заслон 1-й армии, вот-вот начнут поспешно уклоняться от окружения с юга. Но военное счастье изменчиво и германское Верховное командование предпочитает оставить 8-ю армию в Восточной Пруссии, а «отвести» только ее командование, как не справившееся с руководством операцией. Генерал-полковник фон Притвиц и начальник штаба 8-й армии генерал-майор фон Вальдерзее отстраняются от командования (в резерв) и на их место 9 августа назначаются генерал от инфантерии фон Гинденбург и генерал-майор Людендорф. Со сменой командования армией происходит и коренная смена всей стратегии, с оборонительной на наступательную. Таким образом, Гумбинненское сражение, чей результат днем 7 августа выглядел неопределенным, к исходу дня завершилось победой русских. Ударная группировка германской 8-й армии понесла серьезные потери и не выполнила поставленных командованием задач. Основная заслуга в срыве германского наступления принадлежит войскам всех трех корпусов армии Ренненкампфа, проявивших в этот день истинный героизм. Особенно отличились 27-я и 29-я пехотные дивизии, под командованием генералов А. М. Адариди и А. Н. Розеншильд-Паулин. Основным средством срыва германского наступления стала артиллерия, показавшая образец выдающейся подготовки личного состава и действия материальной части. Орудия 27-й и 29-й артиллерийских бригад расстреляли в ходе сражения свыше 400 снарядов на ствол. Особенно следует отметить 27-ю пехотную дивизию, действовавшую в Гумбинненском сражении в ослабленном составе (около 8000 штыков). Неудача на правом фланге русской армии, где германскому 1-му армейскому корпусу удалось концентрической атакой нанести поражение 28-й пехотной дивизии, стала возможна в основном из-за ошибочных решений начальников кавалерийских соединений, прикрывавших северный фланг армии.

Победу в Гумбинненском сражении можно по праву считать вершиной полководческой карьеры Павла Карловича Ренненкампфа. Умелое оперативное построение армии, в котором она встретила германское контрнаступление, полностью соответствовало замыслу операции и обеспечило успех 7 августа. Неисполнение указаний командующего на правом фланге[11] чуть было не привело к поражению, но самоотверженное сопротивление русских солдат и умелое командование воинских начальников позволили вырвать победу из рук врага. Как замечал Головин: «этот результат, достигнут высокими качествами русских перволинейных войск и благодаря той выдающейся боевой подготовке, до которой в мирное время довел генерал Ренненкампф войска вверенного ему Виленского военного округа. Не безынтересно подчеркнуть здесь и то обстоятельство, что 3-й армейский корпус, являющийся героем дня 7/20 августа был под командой того же генерала Ренненкампфа до его назначения командующим войсками Виленского военного округа».

Надо отметить, что Ренненкампф рисковал, не выделяя армейские резервы, но это было вынужденное решение в виду недостатка сил. Следующий после сражения день, 8 августа армия провела на позициях, приводя части в порядок, собирая раненных и хороня убитых. День ознаменовался редким природным явлением — солнечным затмением, о чем войска были заранее предупреждены приказом по армии. Преследование отступивших немцев не велось по причине высоких потерь[12] и крайней усталости бойцов, непрерывно находившихся с 1 августа в походе и боях. Запас снарядов был исчерпан, и артиллерия ожидала подвоза боеприпасов из тыла армии. Армейская кавалерия не преследовала врага по причинам, рассмотренным выше. Надо также отметить, что немцы отступили в полном порядке и смогли оторваться от русских на несколько переходов благодаря «паутине железных дорог». Один из германских корпусов (1-й) сразу же начал переброску в район наступления 2-й русской армии, а два других (17-й армейский и 1-й резервный) отводились на запад. С прибытием в штаб 8-й армии нового командующего и начальника штаба было принято окончательное решение не отводить соединения армии за Вислу, а всеми доступными силами провести контрнаступление против 2-й русской армии, выдвинувшейся южнее Мазурских озер. Направление движения 17-го армейского и 1-го резервного корпусов менялось, и они спешно перебрасывались против центра и правого фланга армии Самсонова. Прикрывать эту перегруппировку от возможных действий армии Ренненкампфа назначались 1-я кавалерийская дивизия и несколько частей ландвера. Утром 8-го числа не было никаких четких указаний на то, что немцы не продолжат свои атаки, перегруппировав силы. Решение Ренненкампфа привести армию в порядок после тяжелого боя, подтянуть все возможные резервы и пополнить боезапас, а не броситься всеми силами в преследование отходящего противника, пытаясь навязать ему свою волю, стало основой для будущей резкой критики его действий. При этом критики и комментаторы, как правило, полностью игнорировали ту реальную обстановку в которой работал штаб 1-й русской армии, и то состояние, в котором находились подчиненные ему войска после Гумбинненского сражения, и то, что причин для перехода к обороне было больше, чем причин для наступления. Более того, следует признать, что ни 8, ни 9 августа 1-я армия была просто не способна на наступление всеми силами, так как находилась в 2—3 переходах от основных станций снабжения, оставшихся на русской территории, имея не развернутые до конца тылы. Также следует помнить, что основной поток разведывательной информации для анализа ситуации штаб 1-й армии получал от кавалерии, которая на время перестала справляться с поставленными задачами. Хан Нахичеванский выдвинул днем 8 августа свои дивизии в район вчерашнего наступления 1-го германского корпуса, но добиться устойчивого контакта с противником не смог, ограничив свои «успехи» тем, что, наконец, прикрыл правый фланг армии. Отступившие немцы, с фронта 1-й русской армии прикрылись завесой из 1-й кавалерийской дивизии и потрепанной русской кавалерией 2-й ландверной бригады. К сожалению, установить, что за внешним контуром этой завесы уже нет основных сил 8-й армии, русская армейская разведка не смогла. Лишь на крайнем левом фланге армии разъездам 1-й кавалерийской дивизии удалось установить, что немцы отошли. Начальник 1-й кавалерийской дивизии генерал Гурко сообщил: «Разведкой подтверждается отход противника на Летцен как из района занимаемого мною, так и вдоль железной дороги Маркграбова — Летцен и Лык — Летцен. На этих путях видны следы биваков, окопов и засек. Разъезд, доходивший до местности Видминен, уже противника сегодня в час дня не застал». Ренненкампф принимает решение продолжить наступать 10 августа, о чем сообщает в штаб фронта. В это время в штабе Ренненкампфа все еще полагают, что «7 августа неприятель отбит на всем фронте, отошел на несколько верст назад и укрепляется», что как мы сейчас знаем, не соответствовало обстановке. Штаб Северо-Западного фронта в свою очередь принимает меры по усилению 1-й армии и передает в ее состав 2-й армейский корпус и 76-ю пехотную дивизию. Также, из тыла этапами подтягивается отмобилизовавшаяся 56-я пехотная дивизия второй очереди. 10 августа армия переходит в наступление, продвигаясь за три дня на 50 километров в западном направлении, выйдя 13 августа на линию Гердауен — Ангербург. 12 августа русские занимают город Инстербург, в котором Ренненкампф размещает свой штаб. Все это время на пути наступающих встречаются лишь редкие разъезды германской кавалерии и следы поспешного отступления. Как штаб Ренненкампфа, так и штаб Северо-Западного фронта к 13 августа так и не смогли установить факт переброски основных сил 8-й германской армии на южное крыло, предполагая, что частью сил немцы отступили на северо-запад в район крепости Кенигсберг, а частью сил отступают строго на запад с целью уйти за Вислу. В то же время, германские 17-й армейский и 1-й резервный корпуса, сосредоточившись северо-западнее Бишофсбурга, повели с раннего утра 13 августа наступление на правый фланг армии Самсонова и оттеснили ее правофланговый 6-й корпус, а 1-й германский армейский корпус атаковал левый фланг армии Самсонова у Уздау. Несмотря на эти события, как в штабе 2-й армии, так и в штабе Северо-Западного фронта, оценка ситуации не изменилась. В силу этого «оперативного заблуждения» штаб 1-й армии получает 13 августа в телеграмме начальника штаба фронта генерала Орановского следующие указания:

«13 августа 1914 г. Генералу Милеанту. Главнокомандующий приказал: дальнейшей целью 1-й армии ставится: 1) обложение Кенигсберг частью сил, примерно, двумя корпусами, впредь до замены их резервными дивизиями; 2) преследование остальными силами армии той части войск противника, которая, не укрывшись в Кенигсберг, стала бы отступать к Висле; при этом: надо иметь в виду, что к силам, противника, отступающим к Висле, вероятно, присоединится и 20-й германский корпус, оттесненный войсками 2-й армии от Нейденбург на Остероде. Указанное наступление к западу должно идти на фронте Эльбинг, Саальфельд. Совокупные действия 1-й и 2-й армий должны иметь целью, прижать отступающих к Висле германцев к морю, и не допустить их до Вислы. В этом смысле даются указания и командующему 2-й армией. Остановка может быть в период обложения Кенигсберг. Орановский».

Во исполнение этой директивы Ренненкампф приказывает:

«Армии наступать, помня, что после достигнутых успехов мы не должны оставаться на месте, а дальше теснить неприятеля; если же дерзнет оказать сопротивление — беспощадно уничтожать и опрокидывать. Возможно, что не успеют подвозить хлеба, но это не должно останавливать наступления нашей славной армии. Продовольствия находим много, мяса — сколько угодно, овощей и картофеля тоже, поэтому случайный недостаток хлеба не должен иметь значения. Войсковым интендантам, находя запасы муки и хлебопекарни, организовать хлебопечение на местах. Итак, с Богом вперед, дорогие соратники, помните, что мы русские, что победа в ногах. Командующий армией генерал-адъютант, генерал от кавалерии Ренненкампф».

При этом штаб 1-й армии и штаб фронта продолжают считать, что главные силы противника отступают к Кенигсбергу. Вечером 13 августа Ренненкампф сообщает в штаб фронта, что «Конница до сих пор не обнаружила направление отступающих главных сил неприятеля…» На следующей день, 14 августа Ренненкампф продвигает свою армии к рекам Дейме и Алле, продолжая наступать строго на запад, и прикрываясь заслонами со стороны крепостей Кенигсберга и Летцена, даже не предполагая, что основные силы 8-й армии уже переместились в юго-западном направлении и перешли в контрнаступление против 2-й армии Самсонова. В штабе Ренненкампфа в исполнение полученных ранее указаний штаба фронта ведется подготовительная работа по обложению крепости Кенигсберг, готовится к переброске из Ковенской крепости осадная артиллерия и предпринимается попытка склонить к сдаче гарнизон Летцена. Лишь рано с утра 15 августа штаб армии получает телеграмму начальника штаба фронта сообщающую, что: «Вержболово. Генералу Ренненкампфу. Подана 1 ч. 03 мин. Ночи. Получена 1 ч. 10 мин. Ночи. Доложена 6 ч. утра. Части, отступившие перед Вами, перевезены железной дорогой на фронт 2-й армии и упорно ее атакуют у Бишофсбург, Гильгенбург и Сольдау. Алленштейн занят нами. Окажите содействие 2-й армии своим движением возможно далее вперед левым флангом на Бартенштейн и выдвижением в сторону Бишофсбург своей кавалерии. 6-му корпусу приказано двинуться от Щепанкен на Пассенгейм».

Поступившая из штаба фронта информация настолько меняет оперативную картину, и настолько запаздывает, что реакция 1-й русской армии в виде перегруппировки и перенацеливания соединений, наступает лишь на следующий день, когда ситуация на фронте наступления 2-й русской армии под командованием Самсонова уже решена, и немцы завершают операцию на окружение. Николай Николаевич Головин в своей работе посвященной наступательной операции русских войск в Восточной Пруссии летом 1914 г., подвел черту под рассуждениями на тему «мог или не мог» генерал Ренненкампф броситься на выручку 2-й армии Самсонова и спасти ее от окружения и разгрома: «В действительности, в день 14 августа, сражение 2-й армии разыгралось на фронте Гогенштейн — Сольдау. Правый фланг этого сражения в районе Гогенштейна отстоял по воздушной линии от ближайшего корпуса генерала Ренненкампфа в 95 верстах, что для пехотных ног представляло не менее 125 верст пути[13].

Генерал Ренненкампф сейчас же направляет оба правофланговых корпуса — 4-й на фронт Прейсиш-Эйлау — Бартенштейн, а 2-й — на фронт Бартенштейн — Бишофштейн, дабы выйти во фланг и тыл боевому расположению неприятеля. Но в этот день, т. е. 15 августа, когда начало осуществляться движение корпусов 1-й армии в новых направлениях, у Гогенштейна произошел последний акт армейского сражения генерала Самсонова и во второй половине дня было отдано приказание командующим 2-й армией об общем отступлении. Таким образом, не может быть и речи о возможности корпусам генерала Ренненкампфа прибыть для участия в сражении армии генерала Самсонова. Более того, всякое дальнейшее углубление его корпусов в юго-западном направлении ставило всю 1-ю армии в чрезвычайно опасное положение и угрожало ей участью центральных корпусов генерала Самсонова. 16 августа штаб 1-й армии получает из штаба фронта две телеграммы. В 7 часов утра № 3040: «В виду тяжелых боев, которые ведет 2-я армия, Главнокомандующий приказал выдвинуть Вам в поддержку ей два корпуса, а кавалерию направить в общем направлении на Алленштейн». В 11 часов утра 16 августа пришла вторая телеграмма: «2-я армия отошла, потому Главнокомандующий приказал приостановить дальнейшее движение выдвинутых вперед двух корпусов».

Генерал Ренненкампф приостановил движение 4-го и 2-го корпусов в новых направлениях, но конница продолжала двигаться по направлении к армии Самсонова. Одна из кавалерийских дивизий (1-я, под начальством энергичного генерала Гурко) 18 августа дошла до Алленштейна. Но вся трагедия армии генерала Самсонова была уже закончена: в ночь с 16 на 17 августа застрелился генерал Самсонов, а 17 и 18 августа в 36 верстах к югу от Алленштейна в лесу Напивода, лежащем между Нейденбургом и Виленбергом, положили оружие остатки его центральных корпусов. Из всего вышеизложенного мы видим, что в действиях 1-й армии нельзя найти причин неудачи, постигшей нашу первую операцию в Восточной Пруссии. И войска и сам командующей армией с полным напряжением сил исполняли все, что от них требовал Главнокомандующий Северо-Западным фронтом".

Подробный разбор Восточно-Прусской операции, в частности, в плане действий 2-й русской армии, выходит за рамки данной статьи, поэтому стоит перечислить основные причины поражения армии Самсонова. Это необходимо сделать, так как в анализе и оценках этого поражения, часто встречается ложное утверждение, что действия или бездействие генерала Ренненкампфа, стали или причиной поражения в целом, или причиной того, что соединения армии Самсонова так и не смогли вырваться из германского окружения. После неудачного завершения Восточно-Прусской операции 1914 г., была создана правительственная комиссия во главе с генералом А. И. Пантелеевым. Основной задачей которой было определение причин поражения и установление виновных в этом лиц. Проанализировав оперативные документы штабов фронта и армий, а также опросив воинских начальников, комиссия в своем докладе перечислила факторы, повлиявшие на катастрофическое развитие операции в полосе наступления армии Самсонова. Одним из основных моментов стало самовольное изменение командующим 2-й армией операционного направления с северо-западного на западное, а именно: «..уклонение ядра 2-й армии к западу делало для этой армии трудным выполнение возложенной на нее задачи — выйти на линию Растенбург — Зеебург, чтобы охватить с фланга и разбить отступавшего перед 1-й армией противника, так как этим уклонением к западу генерал Самсонов удлинил пути своего наступления к границе более, нежели на целый переход, настолько же приблизил свой левый фланг под удар противника, наступавшего со стороны нижней Вислы, и вместе с тем совершенно оторвался от 1-й армии, что давало противнику возможность свободно маневрировать в промежутке, образовавшемся между 1-й и 2-й армиями и бить их порознь». Еще одним из важнейших факторов, повлиявших на быстроту и точность реагирования штаба германской 8-й армии, стала работа армейской разведки, опиравшейся на данные получаемые от авиации и службы радиоперехвата. Одним из досаднейших провалов в работе штабов 2-й русской армии, в ходе наступления, оказалась физическая невозможность шифровать радиопередачи искрового телеграфа. Эта проблема возникла в силу того, что искровые роты 2-й русской армии не были вовремя снабжены новыми шифровальными таблицами, поступившими в войска прямо перед войной, и попытки шифровать сообщения по старым таблицам приводили к непониманию в штабе фронта и соседней 1-й армии. Это привело к совершенно недопустимому в новых условиях обмену оперативными данными — открытым текстом. Комиссия Пантелеева отмечала, что в работе штабов присутствовала: «крайняя неосторожность штабов корпусов и особенно штаба 2-й армии, которые посылали по искровому телеграфу, нешифрованными депешами такие сведения и распоряжения, кои должны были в интересах успеха боевых действий сохраняться в глубочайшей тайне от противника». Проблема с шифрованием данных приводила не только к перехвату противником радиограмм, но к вынужденным перерывам в сеансах связи, что в условиях боя было не менее опасно. Отдельно стоит отметить успешные действия германской авиации, сумевшей вскрыть переход 2-й армии в наступление на широком фронте и доставившей эти сведения в штаб 8-й германской армии. В свою очередь, действия русской разведки можно назвать неудовлетворительными. Расчеты штабов фронта и армий по отношению к группировке сил и намерениям противника носили в основном эмпирический характер в силу неосведомленности русских штабов относительно положения противника и его намерений, что ярко демонстрирует приказ командующего северо-Западным фронтом, полученный в штабе 2-й армии 10 августа:

«10 августа 1914 г. 4 ч. 20 мин. дня. Остроленка. Генералу Самсонову. Германские войска, после тяжелых боев, окончившихся победой над ними генерала Ренненкампфа, поспешно отступают, взрывая за собой мосты. Перед вами, по-видимому, противник оставил лишь незначительные силы. Поэтому, оставив 1-й корпус в Сольдау и обеспечив левый фланг надлежащим уступом, всеми остальными корпусами энергично наступайте на фронт Зенсбург, Алленштейн, который предписываю занять не позже вторника 12 авг. Движение Ваше имеет целью наступление навстречу противнику, отступающему перед армией генерала Ренненкампфа, с целью пресечь немцам отход к Висле. Жилинский».

Как видим, штаб фронта после сражения под Гумбинненом считает 8-ю германскую армию разбитой и отступающей к Висле, отводя ей в ближайшее время роль пассивного наблюдателя. Эта оценка базировалась в первую очередь на том, как быстро ударная группировка немцев отступила после неудачи под Гумбиненом. Командование Северо-Западным фронтом даже не предполагало возможности рокировки этой ударной группировки на южное крыло с целью, если не разгромить, то хотя бы задержать продвижение армии Самсонова, и не обладало источниками разведывательной информации. Ошибки довоенного стратегического планирования в виде неправильного расчета сил, времени их выдвижения в исходные районы, и последующего наступления, были помножены на проявившиеся с началом боевых действий провалы в обеспечении секретности работы штабов и в неудовлетворительной работе армейской разведки. Причины поражения армии Самсонова комплексные и у этого поражения нет одного «конкретного» виновника. Ответственность за провал Восточно-Прусской наступательной операции следует разделить между Ставкой, ослабившей и раздробившей ударные группировки Северо-Западного фронта изъятием сил и форсировкой сроков перехода в наступление, и штабом Северо-Западного фронта, не сумевшим обеспечить оперативное планирование и управление войсками. Конечно, определенные просчеты присутствовали в действиях командующих 1-й и 2-й армий, и особенно в действиях Самсонова, но они с момента перехода германской границы становились «заложниками ситуации», созданной еще в ходе стратегического планирования всей операции. Что касается возможных действий армии Ренненкампфа по спасению ситуации на фронте 2-й армии, то, как верно заметил Радус-Зенкович — «Когда же для генерала Ренненкампфа выяснилось катастрофическое положение армии генерала Самсонова, время было пропущено, и фактически помочь уже возможности не было». Получив приказание штаба фронта, Ренненкампф решает направить для помощи 2-й армии два армейских корпуса (2-й и 4-й), а также выбросить вперед всю кавалерию. В течение 15 августа 1-я армия производит марш-маневр, продвигаясь двумя корпусами и конницей в юго-западном направлении, но как уже указывалось, утром 16 августа Ренненкампф получает из штаба фронта приказ остановить продвижение вперед. Изменение планов фронта по спасению армии Самсонова диктовалось оперативной обстановкой. Уже вечером 15 августа германские войска перехватили главную линию коммуникации центральных корпусов 2-й русской армии, оказавшейся таким образом в окружении. Штаб фронта решил не рисковать, и приостановил движение Ренненкампфа. На следующий день, 17 августа, после нескольких яростных схваток с окружившими ее германскими войсками, центральная группа 2-й армии в составе 13-го, 15-го и части 23-го корпусов, сдалась. Прорвались на восток лишь несколько небольших групп. Комиссия генерала Пантелеева сообщала: «Из всего состава этих двух с половиной корпусов удалось прорваться сквозь сомкнувшуюся цепь германской пехоты, поддерживаемой артиллерией и бронированными автомобилями только десяти с небольшим тысячам человек. При этом большая часть этих людей выбралась скрытно, поодиночке или небольшими группами и только очень немногие прорвались через кольцо германцев с боем и целыми командами, сохранившими относительный порядок; наибольшими из таких команд были: отряд подполковника 31-го Алексопольского полка Сухачевского, в составе около 1250 человек при 14 пулеметах и отряд штабс-капитана 142-го пехотного Звенигородского полка Семечкина, в составе двух рот и команды разведчиков этого полка. Остальной же состав этих корпусов, а равно вся их артиллерия, все парки и большая часть обозов, погибли»[14].

Штаб 2-й армии осуществлял самостоятельный выход из окружения. Небольшая штабная группа числом в 10 человек, в которой были командующий армией Самсонов и начальник штаба Постовский смогли пробиться к своим, но во время ночного перехода по лесу потеряли из виду командующего, позже найденного погибшим. Катастрофа 2-й армии совершенно ясно указывала на то, что следующей «точкой приложения сил» для 8-й германской армии станет наступление на армию Ренненкампфа, которая своим продвижением вперед опасно растянула левый фланг. Сразу же после окончания боев по разгрому 2-й русской армии Гинденбург получает указание от Верховного командования очистить Восточную Пруссию от вторгнувшихся в нее русских войск и начинает подготовку к новому наступлению. В это время, согласно указаниям штаба фронта 1-я русская армия перешла к обороне и закрепилась на рубежах рек Дейме, Алле и Омет. За успешные действия в ходе наступления 1-й армии П. К. Ренненкампф Высочайшим приказом 16 августа был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени с мечами. Войска укрепляли позиции и налаживали снабжение. Войска 1-й армии занимали к вечеру 25 августа следующие позиции — 20-й корпус, усиленный двумя дивизиями (53-й и 56-й из которых формировался 26-й корпус) на реке Дейме. 3-й корпус — на реках Алле и Омет. 4-й корпус от Грюнхейма до Норденбурга. 2-й корпус между озером у Норденбурга и озером Мауер, имея одну дивизию в заслоне против Летцена. Коннице ставилась задача разведки перед фронтом армии. Из фронтового тыла подтягивались три второочередные дивизии (54-я, 57-я и 72-я). По мнению штаба фронта этих сил должно было хватить не только для обороны, но и для наступления, планировавшегося в ближайшее время. За левым флангом армии Ренненкампфа спешно сосредотачивались три свежих корпуса (22-й, 3-й Сибирский и 1-й Туркестанский), объединенных в новую, 10-ю армию под командованием генерала от инфантерии А. Е. Эверта (с 29 августа командующим назначен генерал от инфантерии В. Е. Флуг), получившей задачу прикрыть Мазурский озерный район. Таким образом, 10,5 пехотных дивизий 1-й армии заняли позиции на фронте протяженностью 150 километров, имея наибольшую плотность на своем правом фланге. Противостоящие Ренненкампфу германские силы 8-й армии, за счет прибытия с Западного фронта двух армейских корпусов (Гвардейский-резервный и 11-й) и 8-й кавалерийской дивизии, увеличились до 18,5 расчетных пехотных дивизий и 2-х кавалерийских дивизий. В изменившейся с разгромом армии Самсонова ситуации Гинденбург без всякого риска для исхода операции оставил южнее Мазурских озер заслон из 3-х дивизий, а остальные силы начал группировать севернее. План штаба 8-й армии состоял в развертывании по линии Вилленберг — Алленштейн, с последующим наступлением тремя группами на фронт русских с обходом их левого фланга через Летцен и южнее. Сосредоточение германской ударной группировки на этот раз не стало для русского командования секретом и утром 25 февраля (за день до германской атаки) Павел Карлович отдает распоряжение, ставшее определяющим в предстоящем сражении. Поняв, что основной удар 8-й германской армии следует ожидать по кратчайшей линии от района только что завершенной немцами операции по разгрому армии Самсонова, т. е. на свой растянутый левый фланг, Ренненкампф приказывает в срочном порядке рокировать с правого фланга 20-й армейский корпус. Это распоряжение оказывается весьма кстати, так как днем 25 августа немцы начинают движение своего сильного правого крыла с целью охватить с юга 1-ю русскую армию, прижать ее к морю и разгромить. 26 августа бои завязались по всему фронту 1-й армии, причем сразу проявилось сильное давление на левый фланг армии, составлявший заслон против дефиле через Мазурские озера. На правом фланге 1-й армии действия немцев ограничились артиллерийским огнем. В районе между рекой Алле и озером Мауер русское охранение было оттеснено немецкой пехотой, поддержанной многочисленной артиллерией. К вечеру неприятель четырьмя корпусами развернулся на линии Фридланд — Дренгфурт. На левом же фланге 1-й армии в районе перешейков между главными Мазурскими озерами ясно обнаружилось направление главного удара противника, направленного на позиции левофланговой 43-й пехотной дивизии. В течение 26 августа 43-я дивизия выдержала несколько массированных атак 2,5 германских дивизий 17-го германского корпуса и понесла серьезные потери. На крайнем левом фланге 169-й пехотный Ново-Трокский полк, занимавший оборону у селения Арис, подвергается атаке 1-го корпуса генерала Франсуа и погибает на позициях практически в полном составе. Ренненкампф приказывает 20-му корпусу сосредоточиться за левым крылом армии, а в район 43-й дивизии выдвигает подходящие из фронтового тыла 54-ю и 72-ю второочередные пехотные дивизии. В это время штаб Северо-Западного фронта вновь демонстрирует полное непонимание оперативной обстановки, отправляя в штаб Ренненкампфа 26 августа телеграмму следующего содержания: «Обход противника через Иоганисбург, о котором я Вам сообщал сегодня, оказался произведенным незначительными силами, которые будут отброшены, почему сосредоточение 22-го и 3-го Сибирского корпусов в районе Лыка будет, по-видимому, производиться беспрепятственно, и усилия их будут направлены к занятию проходов между озерами. Кроме того, южнее Ломжи начал собираться 1-й Туркестанский корпус. 2-я армия в составе 2,5 корпусов усиленными переходами подтягивается к границе на фронт Хоржеле — Мышинец. Великий князь рассчитывает, что 1-я армия проявит полное упорство в отношении своего положения, что является, безусловно, необходимым в виду, ожидаемого на этих днях окончательного решения на Юго-Западном фронте. Усилия 2-й и 10-й армий будут направлены к обеспечению вашего левого фланга»[15].

27 августа в решительное наступление перешла центральная группа 8-й армии, атакуя с линии Фридланд — Дренгфурт. В ходе ожесточенного боя русским удалось удержать главную линию обороны и в ряде мест контратаками отбросить немцев в исходное положение. На левом фланге германские войска продолжили атаки на 43-ю пехотную дивизию и к исходу дня сломили русскую оборону на линии Поссессерн — Круглянкен, заставив остатки 43-й дивизии отойти. Германская кавалерия, вышедшая на оперативный простор, к вечеру 27 августа перехватила железную дорогу Маркграбово-Круглянкен и стала угрожать коммуникациям 1-й русской армии своим продвижением на Гольдап. Ренненкампф, согласно обещанию командующего фронтом, ожидал помощи со стороны 10-й армии, но выделенный для удара по корпусу Франсуа, 22-й армейский корпус не смог начать наступление вследствие понесенного расстройства в боях 25 августа у Бяла и Арис, неустройства тыла, отсутствия снарядов и вызванного предыдущими передвижениями переутомления, и был атакован немцами в районе города Лык. 22-му корпусу удалось отбить все атаки, но вечером 27 августа командир корпуса генерал-лейтенант А. Ф. фон ден Бринкен получает указание штаба фронта отойти в район города Августов, что окончательно открывало фланг 1-й армии[16].

Таким образом, на второй день германского наступления со всей очевидностью проявилась угроза глубокого охвата левого фланга 1-й русской армии, совершенно не обеспеченного ни фронтовыми резервами, ни действиями соседних армий. В этих условиях Ренненкампф принимает единственно верное решение — срочно отводить назад основные силы армии, одновременно прикрывая левый фланг выделенным для этого еще 25 августа 20-м корпусом (прошедшим за четыре дня свыше 150 километров), резервными дивизиями и кавалерией, сосредоточив их в районе Гольдапа. Отход производится в ночь на 28 августа и русским соединениям удается произвести его незаметно для противника, пройдя усиленным маршем 25—40 километров. Германский левый фланг и центр начинают преследование отходящей русской армии лишь с полудня 28 августа. Единственным успехом правого фланга немцев в этом день стал встречный бой в районе Бенкхейма, наступавших на узком фронте 17-го и 1-го корпусов, с русской резервной 72-й пехотной дивизией. Под давлением превосходящих сил противника дивизия была разбита, и потеряв практически всю артиллерию — отступила. Этот бой стал тактическим успехом для охватывающей группы немцев, но вместе с тем, задержал ее продвижение на день. Вечером 28 августа германская 8-я кавалерийская дивизия захватывает Гольдап. Опять, как и под Гумбиненом, кавалерийская группа Хана Нахичеванского ведет себя пассивно, и не ввязывается с германской кавалерий в бой. 29 августа 26-й и 3-й армейские корпуса продолжают отступление без помех со стороны противника, а соединения 2-го, 4-го, и 20-го корпусов ведя напряженные арьергардные бои, сдерживают наступление немцев на левый фланг армии, временами контратакуя. Дивизии 20-го корпуса, несмотря на усталость после напряженных маршей, утром 29 августа отбивают обратно город Гольдап. Отступление, сопряженное с постоянными арьергардными боями продолжается 30 и 31 августа, но кризис возможного окружения уже пройден. Останавливаясь на промежуточных рубежах, и отбивая атаки преследующих немцев, армия постепенно отходит за Неман, где и закрепляется в первых числах сентября. 1 сентября Ренненкампф доложил напрямую Верховному Главнокомандующему, что «все корпуса вышли из боя». Великий князь Николай Николаевич не замедлил ответить: «От всего любящего вас сердца благодарю за радостную весть. Поблагодарите геройскую 1-ю армию за ее труды. В дальнейшем, при вашей энергии и помощи божьей, уверен».

Стоит отметить, что этому обмену телеграммами предшествовала активная переписка между штабом Северо-Западного округа и штабом Верховного Главнокомандующего. В то время, пока на фронте 1-й армии в самом разгаре шла борьба за выход из намечавшегося окружения, не состоявшегося благодаря решениям Ренненкампфа, командующий фронтом генерал Жилинский посчитал нужным 30 августа отправить целый ряд телеграмм в Ставку, с жалобами и обвинениями. Как ни странно, но главным объектом для недовольства Жилинского стал именно Ренненкампф. Телеграммы содержали в себе как сомнения в способности управлять войсками, так и прямые намеки на трусость. Жилинский обвинил Ренненкампфа в неспособности понять опасное для армии положение и потере управления войсками вследствие «известной растерянности», так как Ренненкампф, «положительно лишившийся самообладания, потерял с ними всякую связь». Далее Жилинский сообщил Ставке, что: «Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, порвав связь со мной по телеграфу. Он прямо объят паникой и армией управлять не может», и в конце попросил удалить Ренненкампфа от командования.

С целью проверить истинность подобных заявлений Верховный Главнокомандующий командировал своего начальника штаба генерала Янушкевича с полномочиями сменить Ренненкампфа при необходимости. 31 августа Янушкевич экстренным поездом выехал в штаб 1-й армии в Ковно, откуда тут же сообщил в Ставку, что Ренненкампф «остался тем, кем был», следовательно, устранять его от командования не нужно. Профессор Головин оценивая демарш Жилинского писал: «Телеграммы генерала Жилинского, в которых он хотел снять пред Ставкой с себя тяжелую ответственность за поражение 1-й армии и всецело свалить ее на плечи командования этой армии, возымела противоположные результаты. Генерал Жилинский был отрешен от должности Главнокомандующего Северо-Западным фронтом. Отрешению генерала Жилинского предшествовал ряд телеграмм Верховного Главнокомандующего к Государю Императору с выражением неудовольствия по адресу генерала Жилинского».

По получении от генерала Жилинского последней из вышеприведенных телеграмм Верховный Главнокомандующий донес Государю: «…Редакция телеграммы и стиль произвели на меня удручающее впечатление. Для меня совершенно неясна причина такого вывода. Я скорее склонен думать, что генерал Жилинский потерял голову и вообще не способен руководить операциями». Этот вывод Великого князя Николая Николаевича привел к снятию генерала Жилинского с поста командующего Северо-Западным фронтом уже 3 сентября 1914 г. На его место был назначен генерал от инфантерии Н. В. Рузский. Поражение 1-й армии в сражении у Мазурских озер, стало итогом неудачно спланированной и в некотором смысле «авантюрной» операции по вторжению в Восточную Пруссию[17].

После поражения 2-й русской армии германское командование прочно удерживало инициативу в своих руках, и исход сражения у Мазурских озер был во многом предопределен, как положением 1-й русской армии, так и соотношением сил. Неспособность штаба Северо-Западного фронта к правильной оценке оперативной обстановки поставила Ренненкампфа в тяжелейшее положение. Надо признать, что результаты Мазурского сражения можно назвать «удачным исходом», добиться которого 1-я русская армия смогла храбростью своих солдат и офицеров, и оперативным решениям командующего. В силу известной спешки и постоянному давлению со стороны противника, отход армии не всегда проходил организованно. Часть соединений армии, а именно второочередные дивизии, не выдерживали боевого напряжения и быстро приходили в беспорядок не только во время боя (72-я пехотная дивизия), но и во время планомерного отступления под влиянием паники. Показателен в этом случае пример 56-й пехотной дивизии, пехота которой 2 сентября у города Средники массово побежала при подходе передовых частей немцев, бросив без прикрытия свою артиллерию. Реакция командующего армией в таких случаях была однозначной. Командир дивизии генерал-майор Н. К. Болдырев был снят с должности и отправлен в отставку. Потери 1-й армии в Мазурском сражении до сих пор не определены с точностью. Сверка и критика источников позволяют предположить, что армия Ренненкампфа потеряла в период с 25 августа по 1 сентября порядка 45 000 человек убитыми, раненными и пленными, а также около 80 орудий. Основные потери понесли 43-я пехотная дивизия, попавшая под удар 17-го германского корпуса и героически державшаяся два дня на своих позициях, а также второочередная 72-я пехотная дивизия, разбитая 28 августа во встречном бою с 4 дивизиями 1-го и 17-го германских корпусов. Германские потери можно оценить в 14 000 человек и несколько орудий. После отхода за Неман на фронте 1-й армии наступила оперативная пауза, длившаяся две недели. Большая часть противостоящих армии германских соединений в это время перебрасываются южнее для наступления на Варшаву. Соединения 1-й русской армии первые две недели сентября приводят себя в порядок, получая пополнение. Жена генерала, Вера Николаевна Ренненкампф в это время навестившая мужа на фронте вспоминала:

«Мужа я нашла спокойным и сдержанным. Он отлично владел собой, несмотря на отступление и потерю множества людей. Все же армия была спасена и не потерпела поражения, выпавшего на долю Самсонова, от армии которого ничего не осталось. У армии генерала П. К. Ренненкампфа было очень потрепано правое крыло. Он сознательно пожертвовал им, чтобы прикрыть отход центра и левого крыла. Это дало возможность остальной части армии уйти от германцев. Другого выхода не могло быть. Потом я слышала от многих военных, что отход генерала П. К. Ренненкампфа был классическим и очень трудным. Только он один и мог справиться с этой ситуацией. За такое отступление нужно было дать орден. Говорили, что наступление на Инстербург было куда легче, чем отступление. При значительном превосходстве германцев и по численности и по количеству снарядов сохранить армию было непросто. В этом я ничего не понимаю, но думаю, что военные знатоки совершенно правы и справедливы. В их числе и профессор, историк генерал Головин, у которого есть много документов об этом отступлении. Да и сам генерал П. К. Ренненкампф был вполне спокоен, уверен, что поступил правильно, удачно в смысле постановки дела и во всех обстоятельствах, сопровождавших наше отступление. Никто не мог сомневаться в его личной храбрости, и выбранная стратегия была верной».

Завершая описание участия Павла Карловича Ренненкампфа в Восточно-Прусской наступательной операции и победе 1-й русской армии в сражении под Гумбинненом, еще раз подчеркну, что, несмотря на общий оперативный неуспех фронта, далеко идущие последствия этого русского наступления сказались на всем ходе Первой мировой войны, и привели в итоге к победе союзников.