Православие.Ru | Ольга Рожнёва | 07.02.2015 |
«И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».
(Откр. 6: 9−10, 11)
Старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил: «Непрекращающиеся гонения, в которых рождалась Вселенская Церковь, казалось, обошли Россию. Русь приняла христианство готовым, выстраданным другими, из рук своего правителя — великого равноапостольного князя Владимира — и вросла в него весьма малыми жертвами. Но могла ли Русская Церковь миновать общий всем христианам путь, начертанный Христом: «…возложат на вас руки и будут гнать вас, предавая… в темницы, и поведут пред… правителей за имя Мое…» (Лк. 21: 12)? Это Божие определение о Церкви открылось со всей очевидностью ещё с апостольских времен.
А для России час испытания её веры, час подвига за Христа пришёл в XX веке. В относительно короткий период — за семьдесят лет — земная Русская Церковь пополнила Небесное Отечество множеством русских святых мучеников и исповедников".
Старец ещё говорил: «На конец 1922 года было расстреляно по суду 2691 человек из белого духовенства, 1962 монаха, 1447 монахинь и послушниц. Это перечень лишь тех, чьи „судебные“ дела сохранились, а сколько их, безвестных, убиенных без суда и следствия, предстало пред Богом в убеленных страданием победных ризах».
Об одном из таких безвестных рассказал мне игумен Савватий (Рудаков), духовное чадо отца Иоанна. А убиенный без суда и следствия новомученик Стефан приходится ему прапрадедушкой.
В жизни отца Савватия большую роль сыграли два родных человека: прабабушка Александра и бабушка Анна. Бабушка Анна воспитывала его в детстве, приучала к храму. Сейчас отец Савватий вспоминает, как будучи любознательным ребёнком, ещё не умевшим молиться, бывало, смотрел по сторонам в храме и замечал разных людей. Кто-то, как и он сам, оглядывался вокруг, рассматривая чужие обновки, кто-то шёпотом передавал последние новости. Малыш поднимал глаза на бабушку и видел: она не здесь — вся погружена в Литургию. Стоит как натянутая струна: молится всем сердцем, всей душой. Были и ещё такие, как она, молитвенницы. Так молились, наверное, первые христиане в катакомбах. Бабушка не читала наставлений, она учила внука примером своей жизни и молитвы.
Прабабушка Александра не воспитывала правнука, она молилась за него и за всю семью. Молилась с детства. Будучи двенадцатилетней девочкой, побывала в паломнической поездке на Белой Горе, видела великую княгиню Елисавету Фёдоровну. Многое повидала в своей жизни, а прожила почти сто лет: с 1900 по 1999 год. Дожила до того времени, как правнук по благословению старца отца Иоанна (Крестьянкина) основал Казанскую Трифонову женскую пустынь, жила в этом монастыре, приняла из рук правнука по благословению архимандрита Стефана (Сексяева), духовника епархии, монашеский постриг с именем Агафья.
Бабушки и рассказывали отцу Савватию о своём отце и деде — Стефане.
Кунгурский р-н, с. Мазунино. Церковь Николая Чудотворца (в советское время из нее был сделан Дом культуры). Фото: В. Шелемин, 2005 г.
Жили они в селе Мазунино Осинского уезда Пермской губернии (ныне Кунгурский район Пермского края). Это юго-запад Пермской губернии, богатый лесами, медной рудой, плодородными землями. Один из плодороднейших во всей губернии, Осинский уезд не только производил хлеб в количестве, достаточном для местного потребления, но и снабжал им горные заводы всего района. Сажали рожь, пшеницу, полбу, ячмень, гречиху, просо, лён. Занимались пчеловодством, рыболовством на Каме и Сылве.
Гражданская война разорила мирный край. О военных действиях кратко и сухо говорит архивная справка: «Осинский уездный военно-революционный комитет (ВРК) образован 28 декабря 1918 года в качестве временного чрезвычайного органа военной и гражданской власти на территории уезда. С конца декабря 1918 года до июля 1919 года не действовал в связи с переходом территории под юрисдикцию Временного Всероссийского (Сибирского) правительства Колчака. Возобновил работу 24 июля 1919 года». Это означает, что уезд занимали поочерёдно красные и белые, трижды за полтора года.
В Мазунино красные вошли как создатели нового порядка: сразу согнали всех жителей села на сходку. Объявили торжественно главное: советская власть даст крестьянам землю и свободу, в селе откроют школу, и дети будут расти грамотными, а религия — опиум народа. Кто за открытие школы — голосуйте!
Кому же не хочется, чтобы дети росли грамотными? Вот крестьяне и проголосовали. Через некоторое время в село приехали вооружённые люди, которые стали ломать храм, выносить иконы, скидывать кресты и колокола. Народ переполошился:
— Какое право вы имеете ломать наш храм?!
— Вы же сами хотели, чтобы ваши дети были грамотными. Нужно помещение для учёбы. Вот храм и перестроим под школу!
Крестьяне поняли, что их обманули. Женщины заплакали, мужики запереживали. Арестовали всех открыто возмущавшихся, посадили в крепкий деревенский амбар. Держали без еды и воды. Свои сельчане, рискуя жизнью, пытались передать хлеб, воду. Их прогоняли, грозили расстрелом.
Арестованных по одному вызывали на допрос, требовали подписаться за советскую власть, за разорение храма, отказаться от веры, отречься от Бога.
Часть людей решили подписаться: мы, дескать, только вид сделаем, притворимся, что от веры отказываемся. А в Бога мы, конечно, верим! Как можно не верить?! Но церковь всё равно разрушат, и наша смерть не спасёт. А у нас дети, жёны. Против рожна не попрёшь. Жизнь одна. Подписывались — и их отпускали.
Осталось около пятнадцати человек. Среди них был прапрадед отца Савватия — Стефан. Они твёрдо отказались подписываться. Такая сильная вера была, как у первых христиан. Прошло уже трое суток, как они голодали.
Утром арестованных вывели на окраину села и заставили копать землю. Когда выкопали яму примерно полметра глубиной, их расстреляли и скинули в эту братскую могилу. Кое-как засыпали землёй. Многие были ещё живы, из могилы доносились стоны. Поставили охрану.
Сутки земля шевелилась. На вторые сутки раненых докололи штыками, достреляли и не разрешали забирать тела.
На третьи сутки в село вошла армия Колчака.
Снова открыли храм, разрешили забрать тела убиенных и похоронить их за алтарём церкви как мучеников за веру.
Трудно представить, что пережили родственники. К братской могиле поехали подводы, крестьяне откапывали тела сыновей, мужей, отцов. Их похоронили за алтарём храма, поставили большой общий крест.
Отец Стефана откопал его своими руками и вскоре умер сам. Сердце не выдержало. Стефану не исполнилось ещё и сорока лет. Он был отцом трёх дочерей и сына — младенца Аркадия.
Вскоре после смерти Стефана его сын заболел. Как-то вся семья увидела такую картину: тяжелобольной младенец внезапно оживился, заулыбался, весь просветился, привстал. Его голубые глазки смотрели вверх. Он протянул ручки к небу и залепетал: «Тятенька пришёл, тятенька!» И умер. Видимо, отец забрал его, не оставил одного в лихую годину. В селе духовные старые люди говорили: «Стефан забрал сына в Царствие Небесное».
А три дочери Стефана в детстве и молодости терпели гонения за отца, притесняли их и в школе. Но, молитвами отца, жили они долго, молились Богу. Среди них была и Александра, в монашестве Агафья. Возможно, монашеский, ангельский чин Господь даровал Агафье и игумену Савватию молитвами новомученика Стефана.
Когда установилась советская власть, многострадальные тела убиенных снова откопали, тайком вывезли и зарыли на краю кладбища, чтобы стереть память о них, чтобы люди не почитали исповедников веры Христовой.
Они приняли смерть за веру, как первые мученики. Не воевали, не сражались с оружием в руках — просто отказались отречься от Бога.
Святые новомученики и исповедники Российские, молите Бога о нас!