Русская линия
РадонежПротоиерей Андрей Ткачев03.02.2015 

Отец Иоанн Кронштадский

В музыке надо равняться на мастеров. В живописи, архитектуре, военном деле — тоже. Ну, и в священстве, тоже нужно равняться на мастеров. Лучший из лучших в священстве — это отец Иоанн Кронштадтский. Это священник из священников. Это человек, который более других, облечённых саном, выявил в своём служении, в своём личном подвиге сущность православного священства и её возможности. Это со всех сторон замечательный человек, и стоит похвалить его, вынося из этого какие-то практические мысли для своего поведения, для понимания Церкви, ради любви к ней.

Иоанн Кронштадтский родился в холодных краях, в бедной семье. Ничего такого, роскошно-великого вокруг него не было: бедное детство, тяжёлый быт. С ранних лет он был человеком Церкви. Обычный мальчонка, родился в семье причётника. По молитвам усердным ему было даровано разумение грамоты, подобно тому, как Сергий Радонежский получил разумение грамоты через усердную молитву и явление ангела в виде схимника. Также и Иоанн получил некое откровение разума, спадание пелены с глаз после усердной молитвы о даровании разумения книжной науки. Обычная жизнь в Архангельской губернии, церковно-приходская школа, епархиальное приходское училище, потом семинария, потом академия. Он так жил себе, ничем не выделяясь среди других людей, только что был прилежен, серьёзен быть может чуть более, чем сверстники, но ничего ещё не предвещало в нём какого-то великого светильника. А потом в нём разгорается серьёзнейшее желание служить Богу, молиться Богу, так сказать, целиком. Не просто что-нибудь Богу приносить (чуть-чуть Богу, чуть-чуть себе), а отдаться Богу полностью. И это своё желание он решает воплотить в священнической практике.

К тому времени, к концу девятнадцатого века, Русская Церковь начинает миссионерствовать. Миссионерство, вообще-то, не наш конёк. У нас трудно с этим делом. Мы никак не можем понять: как это делается правильно, кто должен помогать, кто должен организовывать — всё это держится на некоторых избранных энтузиастах. Одно дело, когда проповедуешь своим, а другое дело, когда надо куда-то ехать в далёкие края, учить язык, организовывать миссию среди иноземцев. Это уже совсем тяжёлое занятие. Иоанн разгорается серьёзным желанием проповедовать Христа людям, которые не знают Христа. Он хочет ехать на дальние рубежи отечества, к Китаю или к Маньчжурии, или в Японию. Но потом оглядывается вокруг себя и понимает, что его родная страна, его соотечественники — они не далеко убежали от язычников. Они только носят имя христиан, а на самом деле такие же язычники по жизни, кланяющиеся тельцу золотому, обожествляющие страсти, одним словом — Богу не служащие. Что такое язычник? Это человек, не служащий Богу, служащий себе и тем богам, которые удовлетворяют его корысть. Иоанн вдруг понимает, что ему нужно служить здесь. Зачем ехать далеко, если здесь то же самое? Он становится священником в Кронштадте.

Кронштадтская крепость, Кронштадтский порт — ворота, запирающие Петербург со стороны Балтики. Там моряки, туда ссылают людей неблагонадёжных, там полным-полно, по-нашему говоря, бомжей, ворья всякого, люмпенов, проституток, и всех кого хочешь. И он начинает служить там, в Кронштадте, начинает отдавать себя пастве. Он заходит в нищие убогие клетушки, в которых живут люди, в полуподвалы и подвалы. Ведёт дневник, в котором подробно записывает все события своей внутренней жизни. Пишет: «Вспомни, человек, что Господь родился в пещере. Не гнушайся войти в ту пещеру, в которой сегодня живут подобные нам люди. Вспомни, человек, что сам из грязи создан. Не гнушайся грязи человеческой. Иди к тем, которые грязные, вонючие, немытые, бедные, глупые. Иди к ним. Потому что ты такой же». И вот он идёт туда. Иногда без башмаков домой возвращается — отдаёт свои башмаки нуждающемуся. Иногда пальто своё вешает на плечи раздетого человека. Иногда приходит в жилища, спрашивая, в чём нуждаются: в лекарствах, одежде, деньгах, еде. Уходит и возвращается с пакетами еды, лекарств, с какими-то одёжками. По сути, раздаёт себя, полностью, всего. Это было очень тяжело для его матушки, которая не была готова выйти замуж за святого. Нормальной женщине хочется выйти замуж за нормального человека, а выйти замуж за святого — это против правил, как бы. Надо самой быть святой. А кто готов быть святым? Она ужасно мучается всем этим, но Иоанн идёт вперёд, не оборачиваясь. Его даже вызывают в Петербург, к Победоносцеву — обер-прокурору Священного Синода. И Константин Победоносцев говорит ему: «Вы, батюшка, высокую ноту взяли. Многие до вас эту ноту брали, но потом пришлось сфальшивить». Отец Иоанн отвечает: «Не извольте беспокоиться, я не сфальшивлю, я донесу взятое до конца». Он имеет твёрдое горячее убеждение, что донесёт всё своё до конца. Он ежедневно читает Библию, молится, просыпается рано, ложится поздно, живёт не собою, но другими, и самое главное — постоянно служит Литургию. Литургия была для него началом и концом всей священнической деятельности. Он черпал оттуда силы и привлекал туда людей, которые забыли Бога. Он являлся таким евхаристическим предстоятелем, который настолько горячо служил (как говорили современники — огнебогодухновенно, т. е. как в огне стоит на службе), что народ к нему потёк. Его распознали, как святого, сначала вот эти самые бомжи, преступники, жители ночлежек — люди, которых мы видим в кинофильмах, скажем, у Чарли Чаплина. Такие персонажи чарличаплинских фильмов: жители ночлежек, опущенные, в штанах из мешковины, не мывшиеся неделями. Или, скажем, как у Горького в «На дне». И вот эти люди — жители ночлежек, жители притонов, жители вокзалов, жители портов и припортовых убогих жилищ — они вдруг распознали в нём святого.

Священники часто завидовали отцу Иоанну, духовное начальство сомневалось в нём, думали: «Что такое? Что за чудотворец тут ещё нашёлся?» Конечно, вокруг него была масса всяких кликуш женского пола, которые потом много беды ему принесли. Называли его чуть ли не Господом Саваофом, норовили угрызть его за руку, чтобы крови напиться, чтобы причаститься его крови. И много ещё делали всяких гадостей, которые весьма и весьма помешали ему по жизни и бросили тень на его светлый образ. Но узнали его, как святого, простые, забытые всеми, никому не нужные люди, которые сказали: «Если есть такие священники, значит небеса живы, значит небо не безучастно к нам», — т. е. небо откликается на их молитвы, небеса живут. Как страшно человеку вдруг для себя сказать: «Небеса мертвы, земля безучастна, я на земле один, я никому не нужен. Молись — не молись, никто не услышит», — вот если такое сказал себе человек, считайте, что вы имеете перед собой готового суицидника. Человек находится в глубокой депрессии, и чего он натворит, исходя из этого состояния, никому не известно. А вот когда мы знаем, что святые есть (при том, что мы знаем, что мы — не святые), мы радуемся. Потому что мы знаем, что Бог есть и небеса живы, и другая жизнь есть, и мёртвые воскреснут. И совесть — это не просто некий набор комплексов внутри человека, а Божий голос. И заповеди есть. И нужно любить Бога и ближнего, в этом все заповеди находятся. Вот чтобы человеку всё это сказать, подтвердить, оправдать — нужно повидать перед собой святого человека. Люди обрадовались Иоанну. А Иоанн, взявший на себя тяжелейшую ношу, понёс её.

Времена были не очень благоприятные. Революции, которые впоследствии разразились, сначала пятого года, потом семнадцатого — февральская и октябрьская — они в воздухе носились, они не были случайностью. Всё пахло бедой. Потому что целый комплекс ложных идей залез людям в головы. Люди хотели земного рая, люди поверили в науку, люди возгнушались своей Церковью, своим прошлым, захотели чего-то другого, захотели «наш новый мир построить». В общем, это было очень серьёзное испытание для души любого человека, и многие были «унесены ветром», как книжка есть такая — «Унесённые ветром», многих просто унесло. И вдруг, Иоанн Кронштадтский явил миру идеал священника. Вообще, священник на Руси — это человек, от которого народ не ждёт святости. Это звучит парадоксально. Люди знают, что священники отягощены семьёй, нуждой, священник делит крестьянский быт с крестьянами, или городской быт с горожанами. Он не обязан быть монахом, постником, столпником, чудотворцем. Лишь бы только в Бога веровал, служил искренне, любил людей, ну и далеко от паствы не отрывался. В общем-то, вот все требования, которые предъявлялись к священнику. Особой святости народ от священников не ждал никогда, и сейчас не ждёт. Люди знают, что батюшка есть просто батюшка, что Бог дал ему благодать, и через него Господь Сам творит всё, что нужно. А батюшка служит Господу, и через него Господь совершает. Люди ждут святости, скажем, от монахов, от юродивых, от князей благоверных, от епископов, которых чают знать святителями, т. е. проповедниками, постниками, милостивыми отцами. А священников слишком много, их кругом полно. Сказки про священников есть, шутки про священников есть, анекдоты про священников есть — да и ничего страшного. И вдруг появляется Иоанн Кронштадтский. И он показывает, каким может быть священник. Он постоянно молится, постоянно среди людей. Молится чудотворно, огненно молится. И зовёт с собой на молитву множество людей Божиих. Зажигает веру в тех, в ком вера погасла. Рождает веру в тех, в ком веры не было никогда. Укрепляет веру в тех, кто устал верить или склонился под тяжестью креста и остановил свой путь. Молится Богу, и Бог отвечает ему. А потом уже, после Литургии, из Литургии истекают другие вещи — помощь всякая конкретная человеческая (через руки отца Иоанна протекали миллионы рублей ежегодно). Одни приносили ему, и он раздавал другим. Раздавал ни кому попало, но осмысленно. Раздавал, зная нужду каждого: давал матери для детей, купцу для поправки бизнеса, священнику для перекрытия куполов, и т. д. Знал, кому что даёт, принимал миллионы и отдавал миллионы. У него на руках они не задерживались. Организовал «Дом трудолюбия», так называемый, в Кронштадте. Он понимал, что многой злобе научила праздность, что люди ничем не занятые, люди привыкшие вечно протягивать руки, отучившиеся работать, живущие подаянием — это паразиты, и они не исправятся до тех пор, пока не начнут трудиться сами. Поэтому, он всячески учил людей трудиться самим. Женщины могли шить, вязать. Мужчины могли заниматься столярной, слесарной работой. Каждый должен был делать что-то. И «Дом трудолюбия» обеспечил работой, жильём, деньгами, хлебом заработанным многое множество людей в Петрограде. Идея очень хорошая. Он переживал о женщинах, стоящих на панели, пытался ввести их в нормальную жизнь, чтобы они заработали себе приданное, вышли замуж, начали нормальную семейную жизнь и больше не сквернили и не позорили себя и окружающих. Постоянно занимался преподаванием закона Божиего в гимназиях, школах и училищах. Любил это дело. Плату за работу раздавал нуждающимся. Считал, что воспитание молодого поколения должно быть обязательно сопряжено с преподаванием закона Божиего. Горе человеку, который не знает Божиего закона. Горе человеку, который не знает, чего хочет Бог от человека. Такая многолетняя деятельность Иоанна (повторяю: начать-то можно каждому, а продлить эту деятельность и до конца её донести — это тяжёлая штука) длилась очень долго.

Он стал известен за пределами отечества среди инославных, среди людей даже и не христианской религии. Например, бывали случаи, когда Иоанн, плывя на пароходе по Волге, по другим большим рекам, останавливаясь на станциях, совершая молебны и проповедуя (к концу жизни его уже знали как всемирного проповедника Евангелия), заезжал в мусульманские или еврейские сёла, где неурожай держал людей в голоде, или же падёж скота наносил большую беду хозяйству. Он молился Богу об этих еврейских жилищах, о мусульманских жилищах, его молитва была чудотворной и здесь, и благодарные люди вносили его в свои памятные книжки, чтобы вечно за него благодарить Бога. Потому что он приносил им вместе с собой благословение. Его молитва не знала таких границ, которые разделяют человечество здесь, на земле, он как бы уже не здесь жил, как будто жил уже за пределами земной реальности, разодранной противоречиями. Он молился за всякого человека. Представьте себе, что в Кронштадте было целое почтовое отделение, на которое приходили письма и телеграммы именно к отцу Иоанну Кронштадтскому. Их было так много, что нужно было создать целое почтовое отделение, иначе в этом ворохе писем, которые приходили лично ему, утопали и пропадали отдельные письма, приходившие к кому-то ещё в Кронштадте. Каждое утро к нему в Андреевский собор приносили целые корзины записок и писем. Физически, вычитывая их, он должен был бы не отлучаться от алтаря по четыре, пять, шесть и более часов. Поэтому, иногда не успевая всё прочитать, он налагал на все эти записки руку и молился Богу, чтобы Господь помиловал, помянул, очистил, исцелил, укрепил, исполнил добрые просьбы людей, которые обращались к нему во всей этой корреспонденции. И всё это Господь исполнял по его молитвам. Таким образом, отец Иоанн очень долго ярко горел на светильнике Церкви, показывая нам, что может один простой священник. Ни епископ, ни архимандрит большого монастыря, ни профессор академии, а обычный простой приходской священник. Он как бы показал возможности священства. Как, например, спортсмены показывают нам способности человека в быстроте, выносливости, в силе, в ловкости; как учёные показывают нам возможности ума человеческого в запоминании информации, в обработке информации, в творческом поиске ответов на какие-то вопросы; как любой мастер какого-то особого дела показывает нам возможности человека вообще — так отец Иоанн показал нам на закате времён, в начале двадцатого века — страшного века, кем и каким вообще может быть священник. В этом, собственно, была его главная жизненная задача. Повторяю, ну что может священник… Вроде бы ничего. Он должен молиться, проповедовать, исповедовать, крестить, венчать, ну и всё, кажется. Вот нас таких тысячи и тысячи. И вдруг зажигается такой яркий факел, горит некий пастырь, горит как свеча, но высоко поставленная. И мы понимаем, что ничего себе… А чем он отличается от нас? Да, в принципе, ничем. А почему у него получается, а у нас нет? Мы даже не думали, что такое бывает. Это почему так? Вот так… Так Господь берёт одного, чтобы привлечь многих. Есть такой закон Божий: Господь зовёт к себе одного человека, чтобы через одного привлечь многих или всех. Т. е. Господь ищет Себе, скажем, Авраама, Давида, князя Владимира, кого-то ещё, и потом через него призывает к Себе многое множество различных людей.

Безусловно, отец Иоанн не был одинок в том, что он нёс на себе крест молитвы за весь мир. Он сам говорил, что есть, например, Алексей Мечёв, ему известный, его современник, сопастырь и сомолитвенник, московский чудотворец. Была уже тогда Матрона Московская, которая уже вступала на свою стезю молитвенного труда. И много-много ещё других было святых епископов, монахов, которые все находились в неком духовном сопричастии, они были одного духа. Но так ярко, как отец Иоанн, не горел из священства, в принципе, никто в истории. Он — совершенно уникален из всех священников. Но, и конечно, где одни восторгаются, другие скрежещут зубами. Там, где одним хорошо, другим — очень не хорошо. Поэтому, половина России его очень любила, а половина очень не любила. Его лютой ненавистью ненавидел целый ряд категорий людей, его называли и кликушей, и фокусником, и шарлатаном, о нём нелицеприятно высказывались многие литераторы, к сожалению, например, Николай Лесков — не худший писатель земли Русской. Он поддался этому общему настроению, и с неуважением, с издёвкой высказывался об отце Иоанне Кронштадтском. Его высмеивала еврейская пресса, его выставляли посмешищем в пьесах: писали специальные пьесы, в которых все понимали, что это про него, и он, таким образом, был подвергаем насмешкам и напастям. Одним словом, видели в нём большую опасность, и он нёс крест такого массового поношения накануне революций. Это не было удивительным в тогдашней больной и готовой к трагедии России.

http://radonezh.ru/analytics/otets-ioann-kronshtadsky-126 544.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика