 |
| Православие.Ru | Марина Завгородняя | 30.01.2015 |
Весной 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». В течение года мы получили по адресуkniga@pravoslavie.ru большое число Ваших историй, многие из которых были опубликованы. Героиня сегодняшнего рассказа — женщина, на своих плечах вынесшая все тяготы страшных лет революции, Гражданской и Великой Отечественной войн, коллективизации, послевоенной разрухи. Ей, великой молитвеннице и христианке, вопреки всему сохранившей свою веру и научившей верить детей и внуков, с любовью посвящает этот рассказ ее внучка.
Присылайте ваши истории по адресу: kniga@pravoslavie.ru
Моей любимейшей бабушке
дворянке Марии Сназиной-Тормасовой
посвящается
Пророчество о деревне
М
Мария Ивановна Сназина-Тормасова
Мою маму уволили с работы. Она была главным бухгалтером совхоза.
— Услышал Бог мои молитвы! — сказала бабушка Мария Ивановна в ответ на это известие.
Мама всё ждала, что её позовут назад и извинятся. Кроме неё никто отчёты не сдаст, специалистов нет. Но приглашения не последовало. Мама сильно огорчалась, горевала.
Тогда бабушка ей сказала:
— Аня, надо срочно уезжать в город. Я уже получила ответ на свою просьбу. Тебя в городе пропишут твои сёстры.
Но мама всё отказывалась уезжать, а назад её не приглашали. Видя нежелание дочери уезжать от них, Мария Ивановна пророчески описала ей картину будущего, всю «мерзость запустения» деревни и почти полную деградацию местных жителей.
— Безработица и пьянство, а кто не сломается, тот будет терпеть великую скорбь и нужду. Их продукция сначала будет никому не нужна, а потом её будет не вывезти из деревни. Убыточное сельское производство.
И бабушка описала моей маме подробно всё, что происходило в перестройку и до наших дней.
Мама ужаснулась, но сразу не смогла поверить и осознать всё, рассказанное ей бабушкой Марией. Она приводила свои доводы, говорила, что колхозы процветают, что наконец-то в деревне достаток, самый расцвет. Это был 1979 год. Страна готовилась к Олимпиаде в Москве.
На это ей бабушка ответила:
— Скоро всё закончится, Аня. Это благополучие ненадолго. Молитвенницы наши, старухи, одна за другой умирают.
И перечислила знакомые моей маме имена тех, кто жил дореволюционным и монастырским укладом.
Эти бабушки вычитывали дома церковные службы. А по деревням тогда ещё ходили странствующие священники, дьяконы и псаломщики, проверяя правильность их исполнения. Они останавливались на ночлег у нас дома. Старухи ходили крестными ходами вокруг своих деревень под насмешки односельчан и издевательства местных детей, организованных председателями и учителями.
Молитвенницы читали 40 дней неусыпно Псалтирь о новопреставленном. Они удерживали своих внуков от пьянства. Они очищали лес весной от больных сучков и поваленных деревьев, чистили русло реки. У них был такой же уклад жизни, как и до революции. В нашем льняном крае Тверской губернии они умели делать всё — от посадки льна и вязания снопов до рукоделия. И их председатели колхозов всё ещё просили выйти в поле и показать свои навыки молодым. Уже не приказывали, а вежливо просили, так как молодежь ничего не умела и не хотела делать. Они, эти «отсталые старухи», на которых держалась деревня, уходили одна за другой в Небесные обители. Они родили и воспитали крупных начальников, дети их жили в городах; они воспитали и другое поколение — внуков и правнуков. Это они, «отсталые», одни, без мужей, поднимали детей и колхозы. Работали бесплатно и на износ во время и после войны. Почти у всех них мужья погибли в Великую Отечественную или вернулись калеками. Это они, «отсталые», поднимали сельское хозяйство. Работать они уже не могли, только молились за весь мир. Им было уже за 90 лет, оставшимся молитвенницам, а на смену им молодёжь не пришла.
— Молодым ничего сейчас не надо. Они ещё немного хорошо поживут их молитвами, умом и трудами, а потом всё развалится.
Видно, это было реальной действительностью для моей мамы, и тогда она согласилась уехать в город.
Секрет здоровья и долголетия
«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6:19−20).
Марии Ивановне 81 год. Лето. Она неудачно упала и сломала руку. В местной больнице ей наложили гипс и оставили на обследование.
Когда в её палате собрался весь медперсонал, пришли все медики, студенты и нянечки, она забеспокоилась такому вниманию к себе. Оказалось, что главврач больницы в первый раз за всю свою жизнь видит совершенно здорового человека. Он попросил её рассказать о своем образе жизни и питании.
— Что рассказывать? Рабский труд до полного изнеможения и голод. Две войны пережила и революцию. Поддерживала себя чаем с сахаром. Чёрный чай придаёт силы и бодрость в работе, а кусковой сахар — питание для работы головного мозга. Это у меня единственное лекарство. Какое может быть питание в деревне, вы и сами знаете. Кроме картошки с яйцом и молоком, ещё каша и щи с крапивой, да ещё ягоды с грибами летом. Мясо с рыбой — по большим праздникам, и то великая редкость. В сенокос мы покупали курицу для поддержания сил, пиво и квас сами варили, хлеб и пироги пекли. Пенсии только на дрова для зимы хватает, да теперь ещё молоко покупаем. А в голодные годы щи из травы, каша и чай с сахаром. А чаще всего и эти продукты как праздник. Вот и всё питание. Единственное средство от всех болезней — это чёрный индийский чай с сахаром, — сделала вывод Мария Ивановна. Потом продолжила:
— Я на чай денег не жалела. Специально в Питер ездила к родне, на весь год запасалась.
Разочарованные медики медленно покидали её палату. Они в деревне и сами всем перечисленным питаются. Только такого здоровья не имеют.
— У этой пациентки все органы здоровы, анализы в норме и память в полном порядке, в отличие от нас, — сказал главврач больницы.
— Она только от старости может умереть. И то, когда ей будет назначено.
Он предложил ей выбор: остаться полежать и отдохнуть в палате или, если захочет, уйти домой в любое время.
Рассказывая это, Мария Ивановна сидела за самоваром во главе стола, пила чёрный байховый чай из пачки со слоном вприкуску с сахаром, который она колола специальными щипцами. Она была довольна тем, что так ненадолго отлучилась из дома.
Моя бабушка Мария не сказала врачам самое главное. Она всю свою жизнь жила дореволюционным укладом. Это строгий монастырский распорядок дня: еда по часам, соблюдение постов. А после тяжёлого и рабского труда ночь она проводила в молитве к Богу.
Когда у её родителей родилось много детей, её мама перестала справляться с хозяйством. Она попросила Марию, как старшую, помочь. Мама обещала дать ей хорошее образование немного позже. Но началась революция, и они были вынуждены скрываться. Потом просто выживать. Двоюродные её сёстры стали врачами и учителями, сестра Катя — инженер, а она так и осталась за старшую в семье, мечтая быть учителем. Бабушка Мария была «за место» хозяина, мужика. Сначала в своей семье, с мамой и сёстрами, потом она вырастила и дала образование своей племяннице, делилась с ней последней и скудной пищей, воспитала её как собственную дочь, а теперь воспитывает её детей как родных внуков. При этом она ещё помогала и всей нуждающейся в помощи родне. Для этого они с сестрой все зимы пряли, вязали и занимались разными рукоделиями на продажу. Сама Мария Ивановна ходила в поношенных вещах своей дочери-племянницы. Она их заштопает, наложит заплатки и ещё долго носит, пока уже нечего будет штопать. А дочери Ане она покупала новые платья. Так же она поступала и с вязаными вещами для внуков. Им она свяжет новые варежки и носки, а себе распустит их прохудившиеся и из остатков пряжи свяжет себе.
При этом она была очень аккуратна и чистоплотна.
Ещё моя бабушка никогда не держала обиды, сама не делала зла и не помнила его от других. Она со всеми была ровной в общении. Называла по имени и отчеству всех без исключения: от директора совхоза до простого работника и деревенского алкоголика. Общалась со всеми ровно и уважительно, особенно с мужчинами. При её появлении они вытягивались, снимали шапку и здоровались с особым уважением. Для всех в деревне она была Мария Ивановна. Вот и все, что она не смогла утаить от людей.
Недавно я узнала, что она давала денег и посылала своих верных людей, переодетых офицеров, в лагеря, они выкупали там бывших слуг и крестьян. Женщин удавалось вернуть домой. За многими ездили несколько раз, так как их опять ссылали.
Все её добродетели и милостыни никто не знает и не ведает, кроме одного Бога. Так она их сумела скрыть от всех и спрятать в надёжном месте на небе по слову Спасителя: «Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут».
За год до кончины
Мы приехали с мамой в отпуск в деревню. Первым делом, когда бабушка Мария по хозяйству вышла из дома, баба Катя нам шёпотом сообщила:
— У Марии Ивановны дар слёзной молитвы. Она по обыкновению молится вместе со мною, а потом уходит куда-то далеко за баню. Посмотрите, у неё непрерывно текут слёзы.
Входит бабушка, мы заговорщицки молчим. Да и что тут скажешь? Она начинает растапливать самовар, из железного совка выпадает красный раскалённый уголёк. Она, видно по привычке, берёт его голыми руками. Мы молча открываем рот. Спохватившись, бабушка нам сообщает, что живёт последний год. Будем прощаться. Мы ей верим. Показывает нам, какие подарки оставляет нам после себя на память. Мы с мамой из уважения, пока она жива и с нами, не берём. Уезжая, прощаемся навсегда.
…Мы с мамой приезжаем в отпуск летом из Саратова. После волжской жары в тверской деревне очень холодно. Почти весь отпуск мы сидим на печи и греемся. Бабушки пекут нам карельские пироги. В деревне ночи почти белые: несколько часов сумерки, потом рассвет. Туманы такие, что вытянутой руки не видно. Мы ходим за черникой в лес в самую жару. По дороге из леса собираем в поле цветы. Я люблю всё голубое — васильки, колокольчики, а мама любит ромашки и незабудки. Отпуск проходит быстро, пора и на работу. Уезжая, прощаемся навсегда.
…Проходит год, а мы с облегчением вздыхаем: бабушка поживёт ещё, порадуется с нами. Едем в деревню. При встрече напоминаем ей наше прощание. Она отвечает, обращаясь ко мне:
— Хочу посмотреть, Марина, какую хорошую квартиру я у Бога тебе вымолила. Пожить бы в ней немного.
— Поедем с нами, бабушка, я большую квартиру купила. Будем вместе жить.
— Нет, я в этом году умру.
— Бабушка, ты нам это в прошлом году говорила.
— Говорила, но вы ещё не устроены были. А на этот раз прощаемся мы в этой жизни навсегда. Вот провожу вас, дела доделаю и осенью умру.
Бабушка опять пытается одарить нас подарками. Но мы теперь точно не берём — пусть и на другой год ещё поживёт.
— Смотри, Катя! Моё завещание если не исполнишь, то сама знаешь, что с тобой на том свете будет. Сейчас ещё не время, посмотри на них с Аней, какие они простые и доверчивые. Ты мне обещала! Всё им отдашь и расскажешь, как время придёт.
Через несколько месяцев, 5 декабря, на следующий день после праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, она уснула, чтобы отдохнуть там, «где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий, а жизнь бесконечная».
— Мама, ты знаешь, что наша бабушка святая, ей Господь день её кончины открыл?
— Знаю. Она всегда необыкновенная была.
— Что же ты молчала, мама? Расскажи.
— Нечего рассказывать. На то они и святые, чтобы свои добродетели скрывать.
Как умирала Мария Ивановна (рассказ её сестры)
Осенью Мария Ивановна ослабла и заболела. Дней за десять ей стало известно, что она умрёт, Господь открыл. Она засобиралась в дорогу и говорит:
— Пойду, испрошу у всех прощения. Я ведь скоро умру.
И сама она стала радостной и весёлой. Исходила все деревни в округе, со всеми попрощалась. Ей никто не верит, и я не верю. Вернулась она, мы праздник Введения справили.
— Со всеми простилась, Мария Ивановна?
— Со всеми.
Приготовилась она и легла в постель. Я смотрю на неё и думаю, это от болезни с ней такое что ли творится? А она лежит, улыбается. Вдруг встает с постели, опять одевается.
— Куда ты такая больная, Мария Ивановна?
— Катя, ведь снег идёт, всю улицу замело. А ко мне на похороны придёт много народа. С дальних деревень приедут на лошадях, запряженных санями. По сугробу не проехать им будет к дому.
И рассказала она мне всё подробно. Кто приедет, а кто не сможет, сколько человек будет. Рассказала всё про свои похороны. Потом взяла деревянную лопату для снега и расчистила широкую дорогу. Вернулась домой ещё радостней. Опять легла.
— Довольна ли ты теперь, Мария Ивановна?
— Теперь хорошо: и проехать можно свободно и пройти, не увязнув в сугробах.
Больше я её не тревожила, думаю: пусть отдыхает. Больная, а какую работу проделала! Часы пробили 6 часов, к ужину. Она не встаёт, и я её не бужу. Пусть отдыхает. Сама встанет. Я лежу напротив, мне её видно. Совершенно стемнело. Уже часы пробили восемь вечера.
— Мария Ивановна, давай чай попьём.
Она молчит. Включаю свет, подхожу к ней, спит. Дотрагиваюсь до неё, а она давно уже умерла.
— Уснула наша Мария Ивановна на праздник Введения во храм.
А прощание с ней и похороны прошли так, как она и рассказала.
Прошло пять лет. Снится мне сон. Идёт вдалеке моя бабушка Мария. Вот она поднимается на высокую гору. Я думаю: куда она поднимается? Туда же никого не пускают. Это гора Сион. На ней один Господь живёт. Но моя бабушка всё выше и выше возносится к вершине, к Самому Господу. Я стою в страхе и трепете и смотрю ей вслед. Рядом стоит моя мама.
Через несколько лет я поделилась своим сном с мамой, рассказала ей его. Она удивилась, так как и она видела то же самое.
