 |
| Православие.Ru | Протоиерей Андрей Ткачев | 03.01.2015 |
«Я смешной человек» или «я — человек из подполья» — так зачастую высказывался о себе герой Достоевского, представляясь читателю. Заставляя своего героя говорить о вещах скрытых, но важных, Достоевский обращался его языком к тому читающему обывателю, который никак не считал себя «смешным» или же сидящим в подполе. Читающий Достоевского человек в личной самооценке, скорее всего, был серьезен и солиден. И сидел он за столом в гостиной или в присутственном месте среди важных бумаг, а не в подвале. Но, вчитываясь в плотный предлагаемый текст, он должен был на некоем этапе с удивлением найти между собою — солидным человеком — и человеком из подполья родственные черты. Он должен был понять, что и он тоже — «смешной человек», хотя на пальце у него перстень, крахмальный воротничок сдавливает двойной его подбородок, а за столом ему прислуживает горничная. И пусть он даже студент, мечтающий о всемирном счастье; пусть он банкир, грезящий о собирании всех богатств себе подмышку, он всё равно должен был почувствовать: «я смешной человек».
А я вот средневековый человек. Как вам такая фраза? Находите ли вы родство с ней? Вы, у которых в кармане iPhone, на столе компьютер, а во дворе — японский автомобиль? «Нет, — скажет Некто. — Я человек модерна и даже постмодерна». «Почему бы и нет? — возразит Иной. — Одно другому не мешает». Со вторым я согласен. Одно другому не мешает, господа. Не мешала же Королеву, отправлявшему ракеты с людьми на орбиту, маленькая монетка, которую он неизменно на запусках зажимал в кулаке и которая (как он верил) приносит счастье. Цивилизованные в электрическом свете, мы можем быть вполне доисторическими в ночной тьме. Но я не за бессознательное дикарство. Я за сознательный мир внутреннего человека. И в полной тьме, и в свете лампочки Эдисона можно сознательно носить в себе смыслы, чуждые эпохе за окном. Не модернистские и не постмодернистские смыслы. «Империя», «Средние века», «Страшный суд» — это ведь не пугалки и не ругательства. И если отшелушить ложные ассоциации от простых понятий, то мы, даст Бог, найдем вкус в оболганных именах и близость к немодным «трендам». Сейчас попробуем расшифровать «средневековый» термин.
+ + +
Небеса для меня не мертвы. Оны живы и дышат. Они внемлют голосам, раздающимся с земли. Оттуда — с Небес — приходит заслуженная кара и щедрое благословение. Самолеты, летающие по небесам, на дело не влияют, поскольку летают вовсе не по тем небесам, откуда приходят кары и благословения.
Ад для меня — реальность. Ему мало места в тех областях, где его заключили, — неважно, где они топографически. Ад обнаглел и хочет выйти из области снов и кошмаров в реальность, чтобы жить здесь и сейчас на правах действительности. Человек на земле хочет быть уже жителем Ада.
У Ада с Небом война. Ад хочет завоевать Землю, чтобы доказать Небу свою силу, а буде карта ляжет — объявить Небу полномасштабную войну. Погибшие безвозвратно земляне Адом в счет не берутся. Земные дела, прочитанные под этим углом зрения, дают изобильную пищу для размышлений.
Добро и зло существуют реально. Они перепутаны, как два борца, сплетшиеся в схватке, но они реальны. Иногда зло красится «под добро», а добро так бесцветно, что его не замечают. Но они всё равно реальны и до конца никогда не смешиваются.
Смерть есть факт, но ею ничего не оканчивается. Она не самостоятельна и служит Богу, как и вообще всё служит Богу в средневековом понимании. Загробный мир реален не менее, чем мир «предгробный». Все миры не замкнуты, но взаимопроникают друг в друга и общаются.
Словно центр в круге, царствует в мире Бог. Все, кто служат Ему, приближаются к центру и одновременно — друг к другу. Все, кто удаляются от Него, улетают на периферию и далее, под действием силы центробежной, — вон из круга во тьму кромешную, идеже «плач и скрежет зубов».
Вот вам очень краткий перечень средневековых мыслей, могущих жить в человеке независимо от наличия или отсутствия у него в кармане iPhone, а во дворе — японского автомобиля. Да, чуть не забыл. Средневековый человек верит (знает, чувствует), что вся земная реальность подобна комедии (комедия не потому, что очень смешно, а потому, что в конце хорошо закончится) и вся эта комедия однажды придет к концу. Маски будут сорваны, грязь смыта, преступники пойманы. Зерно отделится от плевел, и средневековый человек очень не хочет улететь далече вместе с плевелами, уносимыми ветром, но хочет быть пшеницей, собранной в Небесную Житницу.
+ + +
Изложенные мысли не есть модерн, ни постмодерн, для которых смысла нет, красота относительна, истина иллюзорна и мораль корыстна. Модерн — это мировоззрение самоубийцы, а постмодерн — жизнь после жизни. А то, что скупо изложено выше, — средневековые мысли в их классическом понимании, которыми можно жить, пользуясь со спокойной совестью при этом ватерклозетом и летая на самолете в отпуск. Они — эти мысли — изложены поверхностно, так, как в хрестоматии пересказывается «Война и мир». Но, надеюсь, мы не соврали.
Мое предложение заключается в том, чтобы пользоваться модерновым миром, как мебелью в гостинице, не отвергать предлагаемые им холодильники и бигуди, но в глубине сердца жить простыми средневековыми смыслами. Средневековые люди, поверьте, не скучные. Среди них есть, к примеру, Гоголь и Паскаль. Всё великое и красивое, чем можно гордиться, чем — к слову — и гордится человечество, задумалось и вымолилось именно в средневековых кельях и мастерских. Средневековое мировоззрение делает человека многомерным, загадочным и нравственно ответственным, тогда как современные мировоззрения делают его сыном случая или обезьяны, жилищем глистов и наконец — пищей червей. По пути из роддома в могилу современные мировоззрения развязывают руки «случайному человеку» и толкают его на всё что угодно, зане (шепчут они) отвечать за прожитое некому.
«Я средневековый человек». Это звучит не смешно и не запоздало. Если вдуматься, то это звучит более гордо, чем глупый писк: я современный человек. Раз я живу в этом времени, то я по необходимости «современный человек». О чем тут спорить, и где здесь заслуга? Но выбор смыслов и нравственных приоритетов остается за мной, и в этом выборе я вовсе не хочу быть современным человеком. У меня есть варианты получше. Как вполне современный человек, я недавно приехал на метро к Боровицким воротам, постоял в современной очереди и совершенно современно за билет расплатился карточкой. Но как совершенно средневековый уже человек, я вошел в Кремль и молился у царского места, у гроба Ермогена и ходил среди княжеских гробов в Архангельском. Всё в храмах Кремля мне было близко как современнику их полнокровной жизни. Так, собственно, я стремлюсь поступать всегда: не спорю с действительностью, которая мигает рекламой и одевает меня в синтетику, но стараюсь думать и говорить исходя из того, что (смотри выше): Рай и Ад — реальности; за гробом продолжается жизнь; миры взаимопроникают и соперничают; Бог царствует нам миром полновластно и утаенно. Утаенно, то есть не для всех явно, ради нашей веры в Него. Праведный верою жив будет.
Средневековый судья боится Небесного Судьи; у средневекового воина есть и земная Родина, и Небесное Царство; средневековый праздник поистине весел, а средневековый пост поистине строг. Каковы современные судьи, воины, праздники и посты, вы сами знаете. Знайте же еще и то, что взяточниками и разбойниками, развратниками и лицемерами людей делают мировоззрения, формирующие внутреннего человека. Ну, а уже сами мировоззрения умные и сильные люди выбирают самостоятельно, слабые же и недалекие впитывают некритично, как рекламу.
К сильным и умным обращена эта «смешная речь из подполья». Как Левша, просивший передать государю, что англичанин кирпичом ружья не чистит, и я прошу передать современникам: «Не ешьте „Whiskas“».
