Роковой «солнечный» удар

«Как все это случилось?». Это слоган нового фильма Никиты Михалкова «Солнечный удар». По словам режиссера, он пытался соединить в единое целое два произведения писателя Ивана Бунина — одноименный рассказ и дневниковые записи 1918−1919 годов, известные под названием «Окаянные дни». Что же у мастера в итоге вышло?

ЛИТЕРАТУРНАЯ КАНВА

Рассказ «Солнечный удар» — небольшой, но очень глубокий текст. У его героев нет имен, они — просто поручик и прекрасная незнакомка. Случайное знакомство на волжском пароходе. Остановка и ночевка в захолустном городке. Отношения, которым безымянные герои не могут найти объяснения — могут лишь подвести итог. «Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло. Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара..» — произносит незнакомка. Оставшись наедине с собой, поручик видит лишь номер гостиницы, так неожиданно опустевший. Пустота, заполнившая номер, с неумолимой беспощадностью заполняет сердце поручика и ставит безжалостный вопрос: как он «проведет теперь, без нее, целый день в этом захолустье?».

«Окаянные дни» — записи о сменяющих друг друга днях в новом революционном мире. Это попытка описать перелом эпох, попытка очевидца: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье..» (запись от 12 апреля 1919 года).

ПРОКЛЯТЫЙ ВОПРОС

В одном из интервью Никита Михалков признается: «Я прошел огромный путь. На протяжении 30 лет я так или иначе возвращался к идее снять фильм по мотивам „Солнечного удара“. „Солнечный удар“ — это не просто обыденная любовная история. „Солнечный удар“ — это провидение, магия, нечто неосязаемое и неуловимое, понятное лишь двоим. Но приблизиться к таинству этого небольшого рассказа, понять его атмосферу можно, лишь пытаясь понять самого Бунина. Поэтому я вновь и вновь стал перечитывать произведения Ивана Алексеевича. И в какой-то момент понял, что хочу показать в фильме разного Бунина, контрастного, узнаваемого и абсолютно незнакомого. Так появилась идея соединить „Солнечный удар“ и „Окаянные дни“, где судьба главных героев красной нитью вплетается в жизнь и гибель великой России, русского мира».

Этим обусловлено появление двух сюжетных линий фильма, которые показаны по контрасту — одна в светлых, а другая в темных тонах, и становятся словно двумя сторонами одной медали. Безымянный офицер армии барона Врангеля, поверивший обещанию большевиков выпустить всех сдавшихся врагов за границу и потому оказавшийся в конце 1920 года на юге России в одном из фильтрационных лагерей, задается вопросом: «Как это все случилось? Когда все началось?». Все — это революция, Гражданская война, отступление и. мрачный, холодный лагерь, еще недавно представлявший собою боевые укрепления. Поиски ответа неожиданно уносят героя в лето 1907 года, на волжский пароход «Летучий», где он пережил тот самый «солнечный удар». Так мрачная, подернутая серой туманной дымкой поздней осени реальность чередуется с солнечными днями воспоминаний.

Вопрос, мучающий главного героя в его настоящем, вполне уместно может звучать и в его воспоминаниях: «Как это все случилось?». Как случилось это знакомство помолвленного офицера, с нежностью думающего о невесте, с прекрасной, но замужней незнакомкой? Что привело их на этот корабль и что заставило вместе же провести ночь, чтобы затем навсегда расстаться?

НАДЕЖДА И ОЖИДАНИЕ

Логично ли именно такое соединение двух разных линий в одном фильме? Ответ на этот вопрос зависит от того, насколько фильм соответствует произведениям, по мотивам которых он снят.

Собственно, «Окаянных дней» в фильме нет. Дневниковые записи обрываются 20 июня 1919 года, и сам Бунин объясняет это так: «Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их». Действие же фильма происходит в ноябре 1920‑го.

В фильме есть Розалия Землячка, Бела Кун и некто Георгий Сергеевич (явный намек на реального сподвижника Землячки и Куна по «чрезвычайной тройке по Крыму» Георгия Пятакова). Эта тройка была ответственна за организацию «красного террора в Крыму», то есть за массовые казни жителей и пленных офицеров. В «Окаянных днях» о Землячке, Куне и Пятакове ничего не сказано.

Единственное, что объединяет дневник Ивана Бунина и фильм Никиты Михалкова, — это ожидание. Практически каждый день в записях Бунина отмечен всеобщим ожиданием, что вот-вот Петроград, Москва, Одесса или какой-нибудь другой город будет взят немцами, силами Антанты или одним из генералов бывшей царской армии. Символом надежды в Одессе становится французский миноносец; вот как пишет об этом Бунин: «Все бегают на Николаевский бульвар смотреть на французский миноносец, сереющий вдали на совершенно пустом море, и дрожат: как бы не ушел, избавь Бог! Все кажется, что есть хоть какая-то защита, что в случае каких-нибудь уж слишком чрезмерных зверств над нами миноносец может начать стрелять. что если он уйдет, уж всему конец, полный ужас, полная пустота мира..». Ожиданием переполнены и герои фильма — ожиданием решения своей участи. Надежда на эвакуацию еще теплится.

В фильме повествование «Солнечного удара», краткое и лаконичное, дополнено различными сценами — удачными и неудачными. Полет страсти поручика к прекрасной незнакомке иллюстрируется комедийными отступлениями: погоней за шарфиком, фокусами иллюзиониста, знакомством с эксцентричной супругой иностранца, путешествующего на том же пароходе, а также философскими разговорами, которые проходят мимо сознания поручика, опьяненного нахлынувшим чувством. Итог этого полета в ленте показан — в рассказе Бунина отсутствует, ибо произошедшее понятно и без слов. Думаю, что и фильм бы не пострадал от некоей недоговоренности и тайны.

СМЫСЛЫ

Автор фильма скорбит о потерянной России и, возможно, поэтому ее в некотором смысле идеализирует. Она показана в светлых тонах, в ней все прекрасно. Даже «солнечный удар», произошедший с главными героями. Но идеализировать для Михалкова — не значит одобрить всего, поэтому ответ на главный вопрос: «Когда все это началось?» — кроется где-то в истории на пароходе во время путешествия по Волге.

Ответ содержится в монологе одного из офицеров в финале фильма: «Все сами сделали, все своими руками сделали. Мы что, не видели? Не понимали что-то? Я все видел, все понимал, только ручками своими ни к чему прикасаться не хотел. А зачем? Пусть это кто-то другой, пусть это как-то само. И успокоились. Страна большая. Здесь загадим — туда перейдем, там усядемся. Места много. Обойдется. А не обошлось. Какую страну загубили! Вот этими руками какую страну загубили. Целый мир загубили, человека русского, государство русское загубили. Ну и как, как теперь с этим жить?».

Почему-то эти слова ждешь, когда начинаешь смотреть фильм. Ведь проблема всегда — не где-то вовне, она всегда — внутри. В этом смысле фильм не говорит чего-то нового и не открывает неизвестного. Получается, что главный посыл «Солнечного удара» таков: за беспечность и опьянение страстью можно очень дорого заплатить.

Фильм производит двойственное впечатление. Это попытка объяснить, что где-то в уже далекой, но идеальной и светлой России произошла ошибка, роковой «солнечный» удар, изменивший ход истории. Но от нагромождения подробностей словно теряется легкость и бунинская краткость.

Газета «Православная вера» № 23 (523)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/rokovojj-solnechnyjj-udar