СВЯТЫНИ СТАРОЙ МОСКВЫ

МОСКОВСКАЯ ЦЕРКОВЬ СВВ. МАРФЫ И МАРИИ ПРИ МАРФО-МАРИИНСКОЙ ОБИТЕЛИ

В Москве во имя св. Марфы и Марии освящена маленькая больничная церковь при одноименной обители на Большой Ордынке в Замоскворечье, основанной незадолго до революции св. Елизаветой Федоровной, родной сестрой св. императрицы Александры Федоровны. Обитель, чудом пережившая годы советской власти, отмечает свой престольный праздник в день святых жен-мироносиц.
Святые Марфа и Мария, родные сестры св. праведного Лазаря, чудесно воскрешенного Господом, — свидетельницы земной жизни Господа Иисуса Христа. Обе они уверовали до Воскресения Спасителя. Их дом посещал Когда их дом посетил Господь с учениками, Марфа принялась заботиться об угощении гостей, а Мария села у ног Спасителя внимать Его Слову, чем удостоилась Его одобрения. После Воскресения Христова они пережили начавшиеся гонения на Церковь и изгнание праведного Лазаря из Иерусалима. Сестры помогали своему брату в проповеди Евангелия в разных странах и удостоились от Господа мирной кончины. Когда и где это случилось, неизвестно.
Освящение обители во имя свв. Марфы и Марии имело символический смысл: обитель предназначалась образно служить домом Лазаря, в котором пребывал Спаситель. Настоятельница часто повторяла мысль, что Марфа тоже проявила любовь к Господу в гостеприимстве и заботе о ближних, посетивших ее дом, и не могла быть осуждена за это Господом, а была лишь наставлена Им от излишней суетности и хлопотливости, затмевающих духовную жажду души. И посвящение обители символизировало духовное единство труда и молитвы: сестры призывались едино воплотить служение Марии в учении и Марфы в заботе о ближнем. Сама идея обители наставляла их быть не от мира сего, но жить и действовать среди мира, чтобы преображать его.
Основательницей и первой настоятельницей московской Марфо-Мариинской обители была великая княгиня св. Елизавета Федоровна, недавно причисленная Православной Церковью к лику святых российских новомучениц. Внучка знаменитой английской королевы Виктории и старшая сестра принцессы Алисы Гессенской, последней русской императрицы Александры Федоровны, она родилась 1 ноября 1864 года и получила глубокое христианское воспитание. Родители укореняли в ней любовь к ближнему, страждущему, щедро занимались благотворительностью, и дети посещали вместе с матерью госпитали и приюты. Девочку назвали Елизаветой в честь ее предка, Елизаветы Тюрингенской, которая имела на нее огромное влияние в юности. Позднее, когда св. Елизавета приняла православие в России, она была наречена во крещении Елизаветой в честь св. Елизаветы Праведной, матери св. Иоанна Предтечи.
У принцессы Эллы было много поклонников, но они не интересовали ее, — а к ней сватался даже будущий германский кайзер Вильгельм. Уже в детстве ее считали «не от мира сего», а когда родной брат поинтересовался, что она больше всего хочет в жизни, услышал в ответ: «Быть совершенной женщиной, а это самое трудное, так как надо уметь все прощать». В 12 лет девочка осталась без матери и нашла утешение в молитве. Уже тогда он поняла, что жизнь на земле — крестный путь.
В1884 году молоденькая принцесса приехала в Россию и стала женой великого князя Сергея Александровича, сына убиенного императора Александра II и родного дяди наследника престола, будущего государя Николая II. Личность эта была противоречивой и сложной, до сих пор вызывающая у историков неоднозначные оценки. Некоторое время Сергей Александрович занимал пост московского генерал-губернатора и после Ходынской катастрофы, в которой, как считали еще при его жизни, он был отчасти виновен, ушел в отставку. И современники, близко знавшие этих супругов, вспоминали, что редко можно было встретить больший контраст. Обязательные постоянные выезды, балы и прочие атрибуты жизни большого света тяготили великую княгиню. Она любила одиночество, прогулки на природе и раздумывала о переходе в православие, которое казалось ей гораздо ближе и роднее душе, чем протестантская вера. Вскоре случилось Чудо.
В 1888 году государь поручил вел. князю Сергею Александровичу представлять императорскую семью на освящении храма св. Марии Магдалины в Гефсиманском саду, который был построен Романовыми в память императрицы Марии Александровны, супруги Александра II. Св. Елизавета Федоровна узрела в этом Промысел и просила Бога, чтобы на Святой Земле, у Гроба Господня Он Сам открыл ей Свою Волю. Красота и Величие Святой Земли потрясла св. Елизавету, а храм находится у самой Елеонской горы. «Как я хотела бы быть похороненной здесь», — молвила княгиня. И подарила храму Евангелие, потир и воздухи. Посещение Святой Земли укрепило княгиню в решении принять Православие — против воли ее отца, не давшего ей благословения, и только бабушка, королева Виктория ободряла ее. 25 апреля 1891 года, в Лазареву субботу над св. Елизаветой было совершенно Таинство Миропомазания.
А далее последовало два важнейших события, ставших роковыми в ее судьбе. В тот же год ее супруг был назначен московским генерал-губернатором. А в 1894 году состоялась свадьба ее младшей сестры Алисы Гессенской и Николая II. Великая княгиня стала заниматься благотворительностью и помогать беспризорным, больным и беднякам. Когда в 1904 году началась русско-японская война, она отправляла на фронт санитарные поезда, продовольствие, обмундирование, лекарства, подарки и даже походные церкви с иконами и утварью, а в Москве открыла госпиталь для раненых и комитеты по призрению вдов и сирот военнослужащих. Именно в то время великокняжеская чета начала покровительствовать Иверской общине в Замоскворечье, где готовили сестер милосердия. Благотворительность стала главной вехой на пути св. Елизаветы в монашество.
Война вызвала серьезные политические волнения в России. Сергей Александрович был сторонником жестких мер и подал в отставку. Супруги переселились в село Нескучное, в роскошный Александринский дворец на Большой Калужской, ныне занимаемый Академией Наук. Но уже 18 февраля 1905 года великий князь был убит на Сенатской площади в Кремле бомбой, брошенной эсером-террористом Каляевым, в честь которого при советской власти переименовали в Каляевскую Долгоруковскую улицу близ Новослободской. (По горькому совпадению эта улица названа в честь предшественника Сергея Александровича на посту московского генерал-губернатора В. Долгорукова). Княгиня навестила убийцу в тюрьме. Каляев рассказал ей, как прежде несколько раз не решался бросить бомбу в карету ее мужа, когда она сама ехала в ней рядом. «И Вы не сообразили того, что Вы убили меня вместе с ним?» — с горечью молвила Елизавета Федоровна. Потом она сказала, что принесла ему прощение от Сергея Александровича и просила убийцу покаяться, оставив в камере Евангелие и маленькую иконку в надежде на чудо. Император Николай II отклонил ее прошение о помиловании Каляева. А на месте гибели мужа она установила памятный крест по проекту В. Васнецова с Евангельской строфой «Отче, отпусти им, не ведят бо что творят». 1 мая 1918 года его собственноручно сбросил веревкой с постамента Ленин на первых праздничных мероприятиях в «красной столице», которой Москва стала с марта того года. Теперь точную копию этого креста можно видеть в московском Новоспасском монастыре, где в 1995 году захоронили останки великого князя Сергея Александровича.
После смерти мужа Елизавета Федоровна, полностью удалившись от светской и дворцовой жизни, разделила драгоценности на три части: первая была возвращена казне, вторая отдана ближайшим родственникам, третья пошла на благотворительность, и главным образом, на создание Марфо-Мариинской обители. Большой участок с роскошным садом княгиня приобрела на деньги от фамильных драгоценностей и от проданного особняка на Фонтанке в северной столице.
«Обитель труда и милосердия» стала беспримерным явлением в истории православной Москвы. По замыслу основательницы, ее сестры совмещали молитву и рукоделие с помощью мирянам, а неимущие люди могли найти себе здесь и утешение, и реальную помощь, прежде всего квалифицированную лечебную — хорошие московские врачи работали в местной бесплатной больнице, и на специальных курсах при обители, обучали сестер основам медицины. Особо они готовились ухаживать за смертельно больными, не утешая их надеждой на мнимое выздоровление, а помогая приготовить душу к переходу в Вечность. Кроме того, сестры милосердия служили в больнице при Обители, в детских приютах, лазаретах, помогали нуждающимся и бедным многодетным семьям — на это настоятельница собирала благотворительные пожертвования со всей России и никогда не отказывалась от помощи мирян.
В обитель же принимались православные девушки и женщины от 21 до 45 лет. Сестры не давали монашеских обетов, не облачались в черное, могли выходить в мир, спокойно покинуть обители и выйти замуж (Павел Корин, трудившийся над росписью соборного храма обители, сам был женат на ее бывшей воспитаннице), а могли и постричься в монашество. Иногда считают, что св. Елизавета изначально хотела возродить древний институт диаконисс.
Духовные власти долго не могли примириться с такой оригинальной идеей обители, где главная цель заключалась в оказании практической помощи бедным мирянам. Замысел св. Елизаветы все-таки реализовался потому, что она была родной сестрой самой императрицы. Ее так и прозвали «высокой матушкой», имея в виду не только сан, но и рост княгини.
В обители на Ордынке были устроены две церкви, часовня, бесплатные больница, аптека, амбулатория, столовая, воскресная школа, приют для девочек-сирот и библиотека. На наружной стене обители висел ящик, куда бросали записки с просьбами о помощи, и этих просьб поступало до 12 тысяч в год. Настоятельница собиралась открыть отделения обители по всем губерниям России, устроить загородный скит для ушедших на покой сестер, а в самой Москве организовать во всех частях детские приюты, богадельню, и построить дом с дешевыми квартирами для рабочих.
Священником обители великая княгиня пригласила о. Митрофана Серебрянского, служившего в русско-японскую войну полковым священником, а потом перешедшего в обычный приходской храм города Орла. Приглашение последовало после того, как Елизавета Федоровна прочла его мемуары о войне. Есть предание, что о. Митрофан, поначалу согласившись на приглашение княгини, потом решил отказаться, дабы не оставлять своих прихожан, и собрался послать ей телеграмму. Вдруг его правая рука онемела и отнялась — священник понял, что он не сможет теперь служить в своем храме и воспринял случившееся как Указующую Волю Провидения. В молитве он обещал Богу согласиться на приглашение московской настоятельницы, и через два часа рука его уже действовала. Однако в долгих хлопотах и прощаниях ему никак не удавалось уехать из Орла, и священник почувствовал, что и сам не в силах покинуть родной край. Его рука вновь отнялась, и тогда он поехал в Москву молиться Иверской: в знаменитой московской часовне он пообещал перед чудотворным образом, что переедет в Москву, моля вернуть ему руку. Когда он приложился к иконе, пальцы его задвигались, и он тут же поехал в Замоскворечье и сообщил настоятельнице, что согласен.
22 мая 1908 года, в праздник Вознесения Господня на Большой Ордынке состоялась закладка соборного храма во имя Покрова, который строился до 1912 года архитектором А. Щусевым в стиле модерн с элементами древнего новгородско-псковского зодчества. Расписывать храм Елизавета Федоровна пригласила выдающихся художников Михаила Нестерова, его ученика Павла Корина, и известного скульптора С.Коненкова. Нестеров создал здесь известные свои композиции «Путь к Христу», изображавшую 25 фигур, «Христос у Марфы и Марии», «Утро Воскресения», а также подкупольное изображение Бога Сафаофа и лик Спаса над порталом. В Покровском храме была устроена потайная лестница, ведущая в подземную усыпальницу — ее расписывал Корин на сюжет «Путь праведников ко Господу». Там настоятельница завещала себя похоронить: после того, как сердцем избрала Россию своей второй родиной, она решила изменить свою волю и пожелала обрести покой не в палестинской церкви св. Марии Магдалины, а в Москве, в стенах своей обители. В память же о благодатном посещении в молодости Святой Земли, на фасаде Покровской церкви был изображен вид Иерусалима, с ротондой Гроба Господня и куполом церкви Марии Магдалины. 12 колоколов храмовой звонницы были намеренно подобраны под «Ростовский звон», то есть звучали наподобие знаменитых колоколов Ростова Великого. Один дореволюционный краевед отмечал приземистый облик соборной церкви, «к земле привязывающей», «земной, трудовой характер храма», словно воплощающий замысле всей обители. Внешне очень маленький, почти миниатюрный храм был рассчитан на тысячу человек и предполагался одновременно лекционным залом. Слева от ворот под сосенками поставили синеглавую часовню, где сестры читали псалтырь по умершим сестрам и благотворителям обители, и где ночами часто молилась сама настоятельница.
Осенью 1909 года был освящен второй, больничный храм обители во имя свв. Марфы и Марии, — по замыслу настоятельницы он был устроен так, чтобы тяжелобольные, не вставая с кровати, прямо из палат сквозь открытые двери могли видеть богослужение. А на следующий год, когда обитель открылась, св. Елизавета приняла в его стенах монашеский постриг, — посвящал ее в монашество св. митрополит Владимир, будущий новомученик Российский, убитый в Киеве в январе 1918 года. В апреле 1910 года на всенощном бдении по особому составленному Святейшим Синодом чину совершилось посвящение 17 насельниц вместе со святой Елизаветой в звание крестовых сестер, а наутро за литургией св. Елизавета была возведена в сан настоятельницы обители. Епископ Трифон, обращаясь ко св. Елисавете, сказал: «Эта одежда скроет Вас от мира, и мир будет скрыт от Вас, но она в то же время будет свидетельницей Вашей благотворной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его».
Настоятельница вела жизнь подвижницы, проводя время в молитвах и в уходе за тяжелобольными, иногда даже ассистируя врачам на операции и собственноручно делала перевязки. По свидетельствам пациентов, от самой «Великой Матушки» исходила какая-то целительная сила, которая благотворно влияла на них и помогала выздороветь — здесь исцелялись многие из тех, кому уже отказывали в помощи врачи, и обитель последней их надеждой оставалась. Сама же настоятельница всегда обращала больных к главному средству — церковным Таинствам исповеди и Причастия.
«У нее никогда не было слова „не могу“, и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители», — вспоминала потом одна из сестер. Настоятельница с сестрами активно выходили в мир и лечили проказы общества: помогали сиротам, неизлечимым больным, беднякам, обитателям Хитровки, которых княгиня уговаривала отдать детей ей на воспитание. Она организовала общежитие для мальчиков, которые потом составили артель посыльных, а для девушек — дом работниц с дешевой или бесплатной квартирой, где они уберегались от голода и влияния улицы. Устраивала Рождественские елки для бедных детей с подарками и теплой одеждой, изготовленной руками сестер. Открыла приют для неизлечимо больных туберкулезом. Чахоточные женщины обнимали княгиню, не сознавая опасности для нее этих объятий, а она никогда не уклонялась от них. Помогала настоятельница и духовенству, особенно сельскому, где не было средств построить или обновить храм, священникам-миссионерам на Крайнем Севере и на других окраинах России, русским паломникам, отправлявшихся посетить Святую Землю. На ее средства был построен русский православный храм в итальянском городе Бари, где находится гробница св. Николая Чудотворца.
Посещая больницы, приюты, богадельни, раненых, беспризорных, нищих, принимая у себя тысячи просивших у нее помощи и благотворителей, она успевала заниматься самыми обычными, простыми делами. Однажды ее попросили выделить сестер для переборки картошки, так как никто не хотел заниматься этим скучным делом — и тогда она сама принялась перебирать картошку. Увидев это, сестры устыдились и взялись за дело. Настоятельница не обременяла сестер, как себя, и заботилась об их хорошем питании, ночном сне, ежегодном отпуске на природе или для поездки на богомолье.
Жизнь и подвиг св. Елизаветы Федоровны сопровождали чудесные знамения. Одна монахиня вспоминала, как в юности привиделся ей сон: преп. Онуфрий Великий подвел ее к трем святым. Она узнала преп. Сергия Радонежского, а двух других, женщину и мужчину, видела впервые. Преподобный Онуфрий молвил ей, что она нужна в Марфо-Мариинской обители. Проснувшись, девушка узнала, где в России находится Марфо-Мариинская обитель и написала письмо настоятельнице с просьбой принять ее. Войдя в келью св. Елизаветы, она узнала в ней ту святую, которую видела во сне. А подойдя к о. Митрофану на благословение, узнала в нем третьего человека, стоявшего рядом с преп. Сергием. Спустя 6 лет, в праздник преподобного Сергия 18 июля 1918 года, св. Елизавета Федоровна приняла мученическую смерть, а после ее гибели о. Митрофан принял постриг под именем Сергий в честь великого русского святого.
И самому отцу Митрофану было чудесное откровение во сне, случившееся незадолго до Февральской революции. Яркое, цветное сновидение представляло четыре картины, следующие одна за другой: сначала явилась красивая церковь, которую внезапно охватило пламя. Затем — изображение императрицы Александры Федоровны в черной рамке, из которой вдруг стали распускаться большие белые лилии, полностью закрывая портрет. Потом священник увидел св. Архистратига Михаила с огненным мечом в руке и после того — коленопреклоненного св. Серафима Саровского, стоявшего на камне с молитвенно воздетыми руками. О. Митрофан в сильном смятении никак не мог истолковать увиденное и наутро, перед Литургией, рассказал о своем чудесном сне св. Елизавете. Она ответила, что понимает его смысл: первая картина означает, что за грехи и неверие в России будет губительная революция и начнутся гонения на Церковь. Вторая знаменует мученическую кончину императрицы и всей Царской семьи. Две последующие показывают, что после того страну ждут страшные бедствия, но по молитвам прославленного при последнем Романове святого Серафима Саровского, всех святых праведников нашего отечества и заступничеством Божией Матери Россия будет помилована.
Отношения сестер осложнились из-за Распутина. Св. Елизавета Федоровна боялась за своих родных в бурлящей предреволюционной России, напоминая им о судьбе Людовика XVI. И сама чудотворная Державная икона посетила Марфо-Мариинскую обитель: вскоре после ее обретения в день отречения Николая II икону передали на некоторое время в обитель, где перед ней совершались соборные моления, а затем вернули в Коломенское.
В годы I Мировой войны в России обострились антигерманские настроения, и по Москве полетел клеветнический слух, что Елизавета Федоровна — немецкая шпионка и что она прячет у себя родного брата, будто бы прибывшего в Россию для «сепаратных переговоров». Обер-полицмейстер посоветовал настоятельнице прикрыть свободный вход в обитель, но она отказалась. 1 марта 1917 года на Ордынку приехал грузовик с вооруженными людьми, чтобы арестовать великую княгиню и отвезти ее в здание городской думы. Настоятельница предложила им самим поискать в обители оружие и родственных «германских князей» и пригласила пятерых следовать за нею. Те вернулись успокоенные: «Это монастырь и больше ничего», но после их ухода настоятельница молвила сестрам: «Очевидно, мы недостойны еще мученического венца».
До трагического апреля 1918 года св. Елизавете Федоровне неоднократно предлагали переехать из обители в Кремль, или вообще покинуть Россию — и члены Временного правительства, немедленно после обыска в обители приехавшие извиняться за своих лихих бойцов, и шведский министр, который упрашивал настоятельницу по поручению влюбленного в нее в юности кайзера Вильгельма, и даже германский посол граф Мирбах, когда германское правительство после заключения Брест-Литовского мира в марте 1918 года добилось разрешения советской власти (!) на эмиграцию великой княгини. Она несколько раз могла спасти свою жизнь. И отказалась, сказав, что хочет разделить судьбу своей второй родины и не оставит в такое время сестер: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!» Говорят, что за всю историю Марфо-Мариинской обители никогда не бывало в ней столько народу на богослужении, сколько перед Октябрем. А сразу же после Октябрьской революции игумен Алексеевского скита Пермской епархии, о. Серафим приглашал великую княгиню ехать с ним в Алапаевск, где надежные люди в скитах помогли бы ей укрыться. Она отказалась и попросила его «Если меня убьют, то прошу вас, похороните меня по-христиански». На следующий год ей было суждено принять в Алапаевске мученическую смерть.
После революции обитель не трогали и даже помогали с продовольствием и медикаментами. Чтобы не давать повода провокациям, настоятельница и сестры почти не выходили из стен, и каждый день служили Литургию. Постепенно власти подбирались к этому христианскому островку: сначала прислали опросные листы для проживающих и излечивающихся, потом арестовали несколько человек из больницы, потом объявили о решении перевести сирот в детский дом. А в апреле 1918 года, в Светлый Вторник после Пасхи, в обители служил Литургию и молебен св. Патриарх Тихон, давший св. Елизавете последнее благословение. Сразу после его отъезда настоятельница была арестована — ей даже не дали просимых двух часов на сборы, выделив только «полчаса». Простившись с сестрами, под вооруженной охраной латышских стрелков, она уехала в машине в сопровождении двух сестер — любимой келейницы Варвары Яковлевы и Екатерины Янышевой. Перед тем, как сесть в автомобиль, настоятельница осенила всех крестным знамением.
Их сразу же отправили по железной дороге в Пермь. Патриарх пытался ей помочь, но родственная связь с императорской семьей была смертным приговором для Елизаветы Федоровны. Великую княгиню привезли в уездный город Алапаевск Пермской губернии и поселили в школе вместе с вел. князем Сергеем Михайловичем, его секретарем Феодором Михайловичем Ремезом, тремя братьями — Иоанном, Константином и Игорем (сыновьями вел. кн. Константина Константиновича) и князем Владимиром Палеем. Сестрам, последовавшим за настоятельницей, предложили покинуть узников, угрожая мучениями. Обе они хотели разделить с ней участь, но оставили только старшую по возрасту, келейницу Варвару, одну из первых насельниц обители, которой было около 35 лет.
На следующий день после мученической гибели царской семьи в Екатеринбурге, 18 июля 1918 года узников Алапаевска тайно отвезли на подводах к заброшенной шахте «Нижняя Селимская» в полутора километрах от города, и прикладами сбросили вниз на глубину 70 метров, застрелив только оказавшего сопротивление великого князя. Первой столкнули великую княгиню, и как показали потом сами убийцы, ее последними словами были те же евангельские строфы, что были выбиты на памятном кресте в Кремле: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят!"…» Шахту забросали гранатами, но из глубины донеслось пение: «Спаси, Господи, люди Твоя». Тогда отверстие завалили хворостом и подожгли, но пение продолжалось, чекисты бежали от места преступления, и двое потом сошли с ума. Один крестьянин, ехавший мимо, услышал это пение, и по преданию, погнал лошадей к линии близкого белого фронта. Потом, в октябре, когда армия Колчака заняла Екатеринбург, тела Алапаевских мучеников были извлечены из шахты. Оказалось, что великая княгиня упала на выступ, на глубине 15 м., ее тело было нетронуто тлением, на груди лежала икона Спасителя, а рядом — две неразорвавшиеся гранаты. Подле нее нашли тело великого князя Иоанна с перевязанной головой, — перевязку ему сделала умиравшая княгиня. Пальцы ее, как и сестры Варвары, и князя были сложены для крестного знамения. 18 октября совершилось отпевание убиенных. В связи с наступлением Красной армии тела мучеников были переправлены в Китай и упокоены в подклете русской церкви в Харбине. Перевозом останков занимался тот же отец Серафим, который когда-то уговаривал настоятельницу перебраться к нему в Алапаевск. В 1921 году останки св. Елизаветы и сестры Варвары перевезли в Иерусалим, — их упокоили в усыпальнице храма св. Марии Магдалины, где великая княгиня в молодости так хотела быть похоронена.
Ее московская обитель просуществовала до 1926 года, а потом еще два года там действовала поликлиника, где работали бывшие сестры под руководством княжны Голицыной. После ее ареста одни насельницы были высланы в Туркестан, а другие создали маленькое огородное хозяйство в Тверской области и выживали там под руководством о. Митрофана Серебрянского. После закрытия в соборном храме обители открылся городской кинотеатр, потом дом санитарного просвещения, а в Марфо-Мариинской церкви — амбулатория им. профессора Ф.Рейна. Ее храмовую икону святых жен-мироносиц передали в соседнюю замосквореченскую церковь Николы в Кузнецах, а на территории бывшей обители установили статую Сталина. После войны в бывшем Покровском храме разместились Государственные реставрационные мастерские, переведенные сюда из Никольского храма на Берсеневке. Вплоть до недавнего времени эта организация под именем Художественно- реставрационный центр им. И.Э.Грабаря занимала помещения замосквореченской обители. А в Марфо-Мариинском храме еще в 1980-х годах работала лаборатория Всесоюзного института минерального сырья и кабинет лечебной физкультуры с оборудованным в помещении бывшего храма спортивным залом.
В 1981 г. Русская Православная Церковь Заграницей причислила Елизавету Федоровну и сестру Варвару к лику святых. Перед тем были вскрыты их могилы — благоухающее нетленное тело св. Елизаветы источало аромат меда и жасмина. 2 мая 1982 года, в праздник святых жен-мироносиц, св. мощи новомучениц перенесли из усыпальницы в сам храм св. Марии Магдалины, и за богослужением употреблялись святой потир, Евангелие и воздухи, преподнесенные когда-то этому храму великой княгиней Елизаветой Федоровной.
А спустя ровно 10 лет постановлением Правительства Москвы Марфо-Мариинская обитель была возвращена Православной Церкви. Еще в августе 1990 года Патриарх Алексий II освятил во дворе бывшей обители памятник с надписью «Великой княгине Елизавете Федоровне с покаянием», выполненный скульптором В.Клыковым. И в апреле 1992 года Елизавета Федоровна и сестра Варвара были причислены Русской Православной Церковью к лику святых новомучениц. Память их совершается 18 июля и в день Собора новомучеников и исповедников Российских. В храмах обители возобновились богослужение и восстановлено сестричество в дореволюционных традициях — теперь сестры трудятся в НИИ Скорой помощи им. Склифосовского, в обители раздается теплая одежда, питание, действует патронажная служба. По легенде, каждую полночь здесь слышится глубокий вздох и по обители со свечой в руке проходит ее великая настоятельница.