 |
| Православие.Ru | Елена Лебедева | 10.10.2003 |
И ранний звон колоколов,
Предтеча утренних трудов,
Ее с постели подымает,
Садится Таня у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
Теперь на месте дома разбит сквер с бюстом Чаплыгина, в честь которого названа одна из улиц между Покровкой и Большим Харитоньевским.
Интересно и то, что в пушкинские времена имени «Харитоньевского» у этих переулков еще не было. Так повелось, что почти все старомосковские названия переулков в Огородной слободе произошли от имен местных домовладельцев — Большой Козловский, Фокин, Гусятников… И Большой Харитоньевский тогда назывался «Хомутовским», или просто «Хомутовкой" — по имени домовладельца XVIII века, сержанта Хомутова. Малый Харитоньевский именовался «Мальцовым» и «Урусовым», тоже по домовладельцам, но чаще — «Заборовским», по местному Заборовскому подворью кремлевского Чудова монастыря.
И поскольку раньше в Москве было принято указывать адрес, в первую очередь называя местную церковь, в приходе которой находился дом, то Пушкин последовал этому правилу в «Евгении Онегине»:
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился…
Иногда даже считается, что именно с легкой руки Пушкина за этим переулком имя Харитоньевский утвердилось официально, ибо он действительно был назван так в середине XIX столетия.
Обращение поэта к этой местности не случайно — когда-то он сам был прихожанином Харитоньевской церкви и здесь, в старых московских Огородниках прошло его ранее детство. Все в этих краях соприкасалось с Пушкиным. Еще до его рождения, в 1797 году, бабушка Ольга Васильевна после смерти мужа приобрела усадьбу в Малом Харитоньевском, 7. Маленький Пушкин часто гостил здесь у родственников, которые прожили в Огородниках до 1808 года, а в 1812 году эта усадьба сгорела.
Главная пушкинская страница в летописи Огородной слободы — разумеется, знаменитый дом в Большом Харитоньевском, 21. «Палаты Волковых» или московский дворец Юсуповых — выдающаяся достопримечательность прихода старого Харитония. В 1801 году родители поэта сняли тут несохранившийся деревянный флигель (или среднюю часть дома) — здесь и прошли первые три года жизни Пушкина.
Настоящий, чудом сохранившийся старинный московский терем переносит нас в допетровскую Москву. Когда-то его окружал роскошный сад с прудом. Великолепное красное крыльцо со львами вело в богатые расписные хоромы, а над парадным входом находился образ святых князей Бориса и Глеба: по старинному русскому обычаю полагалось всегда молиться на пороге дома, перед тем как войти в него или покинуть.
История этого дома — целая легенда. По старинному московскому преданию, здесь в далекие средневековые времена стоял Охотничий дворец Ивана Грозного, соединенный подземным ходом с Кремлем: в те времена близ будущего «Харитония» рос густой лес, и царь любил охотиться, нередко оставаясь и на ночевки, или же вовсе отбывая на это развлечение на несколько дней. А его излюбленные подземные ходы иногда объясняют тем, что царь был подозрительным и боялся покушения, поэтому и обманывал потенциальных заговорщиков, появляясь и исчезая неожиданно. Феликс Юсупов, последний из этого рода, рассказывал семейное предание, будто и сам дворец построили зодчие Барма и Постник, легендарные архитекторы собора Василий Блаженного. Может быть, и поэтому московский дом такой красивый, завораживающий… Ведь утверждали, что какая-то часть дворца Грозного уцелела при дальнейшей перестройке здания и составила его ядро. А в 1891 году в его стенах обнаружили и «непременные» замурованные скелеты, что еще больше убедило в причастности здания ко времени Грозного, о чем гласили легенды.
Долгое время историки считали, что первым достоверно известным владельцем роскошных теремов «у Харитония» был секретарь светлейшего Меншикова дьяк Алексей Волков. Теперь же установлено, что им был сам П.П.Шафиров, вице-канцлер, барон и дипломат, один из ближайших сподвижников Петра Великого — не исключено, что за заслуги царь и пожаловал его роскошным жилищем близ Мясницкой.
Однако уже в самом конце петровской эпохи Шафиров попал в немилость по обвинению в казнокрадстве, нетерпимым Петром, и в 1723 году его московский дом отдали графу П. Толстому, который стоял во главе страшной Тайной канцелярии и вел следствие по делу царевича Алексея. Вскоре он тоже оказался в опале, сосланный в Соловки за политические интриги против Меншикова, и в 1727 году палаты действительно оказались во владении верного секретаря светлейшего князя, Алексея Волкова — но ненадолго, всего на полгода. После падения Меншикова, в ноябре 1727 года Петр II передал их другому петровскому сподвижнику, боевому генералу, князю Григорию Дмитриевичу Юсупову, который в свою очередь производил следствие над опальным Меншиковым. С тех пор и вплоть до Октябрьской революции московский дом в Огородной слободе оставался владением рода Юсуповых.
Основатель этой знаменитой династии, знатный татарин Юсуф был правителем Ногайской Орды, образовавшейся после распада Золотой Орды на мелкие «удельные» княжества. В 1563 году он вместе с сыновьями переселился на постоянное жительство в Москву, в подданство русского царя — Иван Грозный щедро одарил его поместными землями. И только спустя сто лет, правнук Юсуфа, Абдул-Мурза, принял христианское крещение — до того их род исповедовал ислам — и был наречен Дмитрием Юсуповым. Потомки его стали прихожанами московской церкви святого Харитония.
Сын его Григорий, пожалованный теремами в Огородной слободе и положивший начало легендарному богатству Юсуповых, сравнимого лишь с шереметевским, недолго владел своим новым московским домом. Он умер в 1730 году и был погребен в московском Богоявленском монастыре в Китай-городе.
Когда здесь поселились Пушкины, владельцем дома был внук его первого хозяина, Николай Борисович Юсупов. Своей славой он был во многом обязан маленькому постояльцу — именно ему поэт, находясь уже в зрелом возрасте, посвятил стихотворение «К вельможе», оживляя в памяти далекие воспоминания московского детства:
Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры, и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине,
Что ими в праздности ты дышишь благородной.
Действительно, владелец Архангельского был «просвещеннейшим человеком» своего времени, покровительствовал талантам и оставил после себя великолепную библиотеку и коллекцию картин, в которой имелись полотна Рембрандта и Рубенса. Он много путешествовал по Европе, завел знакомство с Вольтером и Бомарше, «модными» при екатерининском дворе. Юсупов сумел удержаться «на плаву» в бурных волнах политической жизни России конца XVIII — начала XIX столетий и оставаться государственным деятелем и при Екатерине II, и при Павле I, и при Александре I — столь несовместимых и взаимоисключающих персонах русской истории. Действительный тайный советник, сенатор, посол, министр, член Государственного совета, Главноуправляющий московской экспедицией кремлевского строения и мастерской Оружейной палаты — все это были титулы и посты Юсупова.
В его хлебосольный дом «у Харитония» съезжались ученые и актеры, художники и знатные вельможи на балы, спектакли и литературные вечера. В том же переулке напротив своих теремов Юсупов даже выстроил каменный трехэтажный дом, предназначенный для светских приемов. Вокруг этого дома был разбит знаменитый «Юсупов сад», получивший от восторженных современников титул «миниатюрного Версаля». Мраморные статуи, беседки, фонтаны, гроты, творения садовников поражали воображение москвичей. Арина Родионовна водила сюда гулять маленького Пушкина:
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня дерев прохлада;
Все это погибло в огне 1812 года. Но знакомство с Николаем Юсуповым и его семейством Пушкин сохранил на всю жизнь. Последний раз они встречались в феврале 1831 года вскоре после свадьбы Пушкина и незадолго до смерти Юсупова. Тогда князь приехал на праздничный вечер, один из первых, устроенных молодой семьей на арбатской квартире.
А в 1833 году наследник Юсупова передал городу одно из своих владений, стоявшее напротив «теремов», под приют для бедных. Через несколько лет здание было окончательно выкуплено в казну, и в нем открылся «Работный дом», в который полиция приводила со всего города нищих, бездомных, бродяг. Особая комиссия рассматривала их дела — и большинство этапировались на родину, а часть оставалась на принудительные работы, в том числе по разбору городских свалок, а также в устроенных мастерских.
Последний владелец «теремов» у Харитония, князь Феликс Юсупов, тот самый, который участвовал в убийстве Г. Распутина, решил обновить свое родовое московское владение и повелел обнести дом в Харитоньевском красивой чугунной решеткой: ее выполнили в мастерских Строгановского училища по образцу старинной решетки XVII века у церкви Николая «Мокрого» в Ярославле. Богатый был человек и со вкусом. И долго, долго по Москве ходили слухи о юсуповских сокровищах, спрятанных в тайниках, которые усиленно разыскивали большевики. Говорят, что один действительно был найден — кроме брошей, чарок и колье, там еще обнаружили подлинную скрипку Страдивари.
В советское время история Юсуповских палат получила неожиданное продолжение: здесь открылась Всесоюзная Академия сельскохозяйственных наук — печально знаменитая ВАСХНИЛ, председателем которой с 1929 и по 1938 год был академик Николай Вавилов.
Не только с Пушкиным была связана эта тихая, уютная местность старой Москвы. Рядом с теремами Юсуповых стоял двор канцлера А.П. Бестужева-Рюмина, и по соседству — резиденция московского обер-полицмейстера, который потом переехал в знаменитый дом Кологривова на Тверской бульвар (кстати, тоже соприкоснувшийся с Пушкиным — по преданию, именно там на балу он впервые встретил красавицу Натали.)
На углу Большого Харитоньевского и Большого Козловского переулка, в старинных московских палатах, когда-то принадлежавших дьяку Ратманову, в сентябре 1817 года родился писатель А.В.Сухово-Кобылин. Как уже упоминалось, его отец, тридцать лет владевший этим домом, был старостой церкви Харитония и мог оказаться очевидцем знаменательного события, совершившегося в этом храме 6 июня 1826 года — поэт Е.А.Баратынский венчался в нем с Анастасией Энгельгардт.
В приходе Харитоньевской церкви, по соседству с Сухово-Кобылиными, в том же Большом Козловском переулке, 12, жил другой известный русский поэт Иван Дмитриев. Он устроили себе здесь маленький, но прекрасный сад — к этому, видимо, как-то особенно располагала местность — и читал под двумя роскошными липами, которым даже дал имена «Филемон» и «Бавкида». Часто к нему наведывались гости — Карамзин, Жуковский, Василий Пушкин.
Как весело бывало,
Когда своим друзьям
С коньяком чай душистый
Хозяин разливал.
Вспоминал Жуковский после гибели этого дома в 1812 году. Тогда его хозяин продал участок земли и переехал на Спиридоновку.
В Большом Харитоньевском прошли детские годы живописца Павла Федотова, оставившего России художественные сатиры на холстах. Его отец был военным в екатерининское время, и пока служил, семья жила бедно, но без нужды. И на своих полотнах художник, как и Пушкин, тоже изобразил детские впечатления, полученные в Москве «у Харитония» — все это, «кроме офицеров, гвардейских солдат и нарядных дам», он видел своими глазами.
На месте знаменитого Дворца бракосочетаний в Малом Харитоньевском, 10, построенном, кстати, в 1909 году архитектором С.Ф.Воскресенским для торговца железом А. Рериха, раньше стоял неприметный деревянный домик. В нем прошли последние годы жизни великого русского историка Тимофея Грановского — на его открытые публичные лекции по средневековой истории в Московский университет сходился когда-то весь город.
В 1960 году Малый Харитоньевский переулок был переименован в улицу Грибоедова, поскольку писатель часто останавливался поблизости у своего друга Бегичева, на Мясницкой, 42. Большой Харитоньевский так и не был переименован, несмотря на советские десятилетия. И хотя авторитетный московский историк Сытин считал, что никакой другой переулок старой Москвы, более чем Б. Харитоньевский, не достоин носить имя Пушкина, его, к счастью, тогда не услышали. И старомосковский переулок сохранил свое историческое имя, чему непременно был бы рад и сам Пушкин.
Храму не повезло. Он был разрушен в 1935 году, иконостас передали в Покровскую церковь Троице-Сергиевой Лавры, а на его месте воздвигли новый символ советского просвещения — типовое здание школы, которое красоты этой местности не прибавило…
