 |
| Религия и СМИ | Светлана Галанинская | 09.10.2014 |
5 октября во временном деревянном храме архангела Гавриила на Ходынском поле пройдет первая литургия. А это значит, что шайка элитных антиклерикалов Москвы в очередной раз посрамлена. Битва за возможность построить этот храм шла не один год, и наш портал освещал ход противостояния ходынской общины о. Василия и кочующей из района в район группы борцов с московским храмостроительством.
И хотя общине еще предстоит борьба за строительство постоянного каменного храмового комплекса во имя преподобного Сергия Радонежского, первый успех очевиден.
Ситуация с постройкой храмов в густонаселенных окраинных районах столицы по-прежнему вызывает много вопросов. Тот факт, что горожане порой имеют один, а то и вообще ни одного храма на район отнюдь не облегчает процесс строительства. А ведь храм нужен никак не меньше спортивных секций, культурных и досугово-развлекательных центров, с которыми обычно не возникает проблем в силу их коммерческой окупаемости. Принятие на муниципальном уровне «Программы 200 храмов» почти не сдвинуло ситуацию с мертвой точки.
Любая попытка построить храм в Москве неизбежно наталкивается на крикливые протесты небольшой антиклерикальной группы, поддерживаемой политиками (обычно это «яблочники», иногда КПРФ). Правда, большая часть членов таких атеистических «ультрас» — гастролеры. Каждый «местный» в их среде ценится на вес золота, таких принято всячески обхаживать… Но статистические подсчеты в таких случаях обычно не ведутся.
Одна из последних «горячих точек», по поводу которой случился конфликт верующих и храмоборцев — небольшой деревянный храм Архангела Гавриила в Хорошевском районе. Едва началось строительство, группа воинствующих атеистов принялась распространять «информацию» о том, что за высоким забором «возводится незаконное строение». И это несмотря на то, что место — далеко не из самых дачных. Здание находится в конце аллеи, а вокруг — сплошной бетон. Окраина района: добираться не очень удобно. Но и этого верующим слишком много?
Свое мнение порталу высказывает один из старожилов района, известный пианист, композитор, дирижер и общественный деятель Олег Казьмин:
«Согласно начальному плану там и воскресная школа должна была быть. Отец Василий хотел и спортзал рядом устроить, и мемориальный комплекс, посвященный летчикам. Но эти планы уже превратились в несбыточные мечты.».
На ум приходит история с храмом, который строил покойный иерей Даниил Сысоев. Все было сделано очень быстро и наполовину построенное здание никто не рискнул сносить. Уж больно свежи в памяти «подвиги» атеистов 1920-х и 1960-х. Исторический взгляд у общественности, слава Богу, еще не до конца замылился. Но в Хорошевском районе такой темп точно невозможен: были проблемы с бюджетом. А любое промедление в строительстве грозит его полной остановкой.
Так уж вышло, что для московских храмостроителей период от публичных слушаний до установки куполов — очень длинный путь. С большим количеством незаслуженных «штрафных кругов» и мытарств, которые верующим приходится преодолевать. В чем причина? В тотальной коммерциализации столичных инфраструктурных проектов. Храмы — объекты некоммерческой застройки и не могут конкурировать с ТЦ и фитнес-клубами. Поэтому особого интереса у бюрократии, сидящей «на районе», они, как правило, не вызывают. Этим и пользуются антиклерикалы, подводящие храмовые проекты «под статью» о незаконном строительстве.
Олег Казьмин рассказывает: «Они, как роботы, говорят одно и то же в разных уголках Москвы, независимо от местных условий. Повторяют, что колокольный звон вызывает трещины в стенах (и как только все колокольни до сих пор не рухнули!). Пугают: дети, мол, будут гулять и могут увидеть покойника, которого несут на отпевание, а покойник-то уже разложился… И прочую чепуху несут. Но некоторые чиновники в это верят».
Олег — известный далеко не только в Москве музыкант, член французского авторского общества SACEM, как принято выражаться, «представитель культурной общественности». К его мнению есть смысл прислушаться, ведь храм — не только религиозный, но и культурный объект. Но для местных антиклерикалов это не аргумент. Спрашиваю, велика ли антиклерикальная группа, от которой столько проблем. «Небольшая, всего 11 человек. Но они почему-то говорят от имени всех», — отвечает мой собеседник. Понятно, что эта узурпация — путь к разрушению самой идеи гражданского общества. Но в нашей стране данная идея, как и другие из демократической обоймы, никогда не использовалась по назначению. Чаще всего «гражданская инициатива» — это лишь способ замаскировать чьи-то привилегии.
Олег Казьмин продолжает: «Когда жителям обещали построить здесь ультрасовременные квартиры, их по сути обманули. Теперь обещают „ультрасовременный парк“. Но некоторые верят: ну, надо же во что-то верить… Вот поэтому летное поле вдруг стало едва ли не собственностью этого десятка людей. Причем выступали они за всю Москву. Но когда приезжали поддержать строительство храма люди из других районов, начинали возмущаться: „Это не местные! Причем здесь они?!“ Хотя здесь, на летном поле, историческое место. Приехать поддержать храм, связанный с исторической памятью страны, могут люди хоть с другого конца России. Это уникальное место и для экскурсий, и для паломничества».
Проблема остается. Она не районная, а столичная. Решения по объектам религиозного назначении часто принимаются не в том порядке, в каком это делается при утверждении светских объектов (в рамках тех или иных сегментов градостроительного плана). Эта по сути дискриминационная практика становится едва ли не рутинной, и сломать ее может только широкое общественное движение в поддержку храмов — там и тогда, где и когда оно возникает…
Позволим себе некоторое обобщение. Одной из идей постсоветской России стала идея религиозной свободы. Миф о наступлении эры религиозной свободы, как и миф о «ползучей клерикализации» (то же самое — но вид сбоку) активно распространяются СМИ, находящимися на содержании у олигархических кланов и компрадорской бюрократии. Но это всего лишь «информационная картинка». А какова реальность?
Возникает впечатление, что не Церковь и государство разделены, как им положено по конституции, а верующие отделены от остального общества и принудительно отселены в какое-то правовое гетто. Признаки этой «внутренней депортации» буквально бросаются в глаза. Например, РПЦ по закону имеет статус общественной организации, а значит, подобно остальным, ее члены наделены правом высказывать те или иные мнения (кроме экстремистских, запрещенных УК) и участвовать в общественно-политических дискуссиях. Но в этом праве представителям Церкви то и дело отказывают под предлогом непонятной «клерикализации». Хотя откуда же ей взяться, если Церковь до сих пор вне политики?
Другой пример. Одним из ярких проявлений «религиозной свободы» стало стремление политика Михаила Прохорова протолкнуть к рассмотрению законопроект так называемого «Религиозного кодекса», которым предусмотрена дополнительная регламентация социального поведения для людей с религиозными взглядами (но не для атеистов, агностиков и прочих).
Третий пример касается законного строительства храмов. Те же самые люди, которые предают расстреливаемых мирных жителей Новороссии, инициируя подковерные договоренности с фашистами, проповедуют и социал-расизм в самой России. Их цель — расколоть общество и разделить людей на две категории — правовую и неправовую. Это трудно назвать иначе как негласной внутренней (в пределах территории страны) депортацией. В число тех, кого закон, по их мнению, защищать якобы не должен, входят и верующие, уже сегодня по факту лишенные части гражданских прав.
