 |
| Православие.Ru | Галина Руденкова | 29.09.2014 |
о. Иоанн Варламов
С отцом Иоанном мы познакомились при драматических обстоятельствах. Вырвавшись из охваченных холерой краев, преодолев некоторые кордоны, наконец мы вернулись в родной Ленинград. Прямо с поезда поехали на Смоленское кладбище, в любимую нами церковь Смоленской иконы Божией Матери. Из алтаря вышел высокого роста, богатырского сложения, с необычайно добрым лицом священник, который стал служить заказанный нами благодарственный молебен. На руках у меня был маленький сын, а старшие стояли у Смоленской иконы Божией Матери, прижавшись к бабушке.
Батюшка служил неторопливо, ревностно. Благодарственные молитвы в его устах звучали благостно. После молебна, оглядев наше небольшое общество, батюшка приятно удивился: «Как хорошо, что у вас много детей. Отдайте нам вот эту девочку, — сказал он, указав на восьмилетнюю Наташу. — У меня только одна дочурка. Вот была бы у нее такая подружка». Моя мама, как всегда, не растерялась и заметила: «Да, детей у нас много, но лишних нет». Отец Иоанн ласково улыбнулся и пригласил нас к себе в гости. Так началась дружба с замечательным русским священником, служителем Церкви Христовой, ревностным пастырем.
Мама, пожилая православная женщина, с моими детьми часто ездила в старенький уютный домик в Парголово. Матушка отца Иоанна Валентина Алексеевна неоднократно рассказывала маме, что в далекие времена мать отца Иоанна бывала у отца Иоанна Кронштадтского; тот сказал ей, что у нее будет сын, и хорошо бы, чтобы он стал священником.
Впоследствии родился мальчик, мать его воспитывала в истинно христианском духе. Когда сын подрос, он, следуя советам матери, поступил в духовную семинарию, а затем окончил и академию. Несколько лет он служил псаломщиком в Преображенском соборе, и всех удивляло то обстоятельство, что у него был академический значок у ворота подрясника, а он до сих пор был простым чтецом.
Но Господь не спешит, потому что никогда не опаздывает. Со временем отец Иоанн встретил замечательную спутницу жизни, которая делила с ним все тяготы служения, насмешки окружающих, так что нам иногда в предместьях Парголова приходилось называть его не отец Иоанн, а Иван Иванович.
Матушка гостеприимно принимала всю нашу компанию в их пригородном доме, а батюшка допоздна трудился в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, куда был переведен со Смоленского кладбища. По воскресеньям мы тоже приезжали в Троицкий собор на исповедь и Причастие, а по пути домой мы все вместе заходили в кафе гостиницы, где с удовольствием поедали необыкновенно вкусное мороженое с горячим кофе.
Батюшка был большим тружеником и бессребреником. Навещал тяжело больных, утешал их, исповедовал и причащал.
Как-то раз одна очень больная старушка позвонила в собор, попросила батюшку приехать и причастить ее. Он не заставил себя долго ждать. С другого конца города с несколькими пересадками приехал к болящей, причастил ее; та смущенно стала просить батюшку взять у нее самовар: она одинока, помрет — и всё растащат соседи, а денег у нее, чтобы компенсировать батюшкины разъезды, нет. Отец Иоанн долго смотрел на красивый старинный самовар — в его пригородном домике никогда такого предмета не было. Однако он представил себе, как уходит с пузатым самоваром под мышкой от нищей больной, внутри стало не по себе, и праведный пастырь вежливо отказался от подарка и уехал ни с чем.
Мне очень хотелось, чтобы мои друзья со своими детьми тоже вошли в этот гостеприимный дом. Как-то я сказала батюшке, что у меня очень близкие мне семьи хотели бы познакомиться с ним. Отец Иоанн добродушно улыбнулся и говорит: «Пусть все приезжают на Светлой пасхальной седмице!» Когда я добралась со своим выводком, в саду дома уже кипела работа: дядя Володя с тетей Женей и сыновьями собирали на стол. Тетя Женя — специалист по деревенским застольям — командовала, какое топливо нужно для самоваров, а он, заполненный сосновыми шишками, уже кипел; Марья Алексеевна — мать двоих девочек — сапогом старательно раздувала его. На стол выставлялось бесчисленное количество ярких пасхальных яиц, куличи, конфеты, зефиры и прочие сладости. Кинокамера дяди Сережи работала без устали.
Обед был обильным и вкусным, Валентина Алексеевна щедро угощала многочисленных гостей, а затем с дядей Сережей все пошли в лес собирать подснежники. Дети играли в свои незатейливые игры, а вечером тихо сидели в доме, слушая беседу дяди Сережи о смысле пасхальных дней. Один только маленький Владик (ныне диакон Владимир) слез с колен дяди Сережи, забрался под стол и заявил: «Беседа — это не игра». Однако сидел тихо, не нарушая тишины, и не мешал старшим детям слушать.
Дядя Сережа — Сергей Андреевич, талантливый математик, профессор Ленинградского, затем Санкт-Петербургского университета, — был замечательным устроителем детских игр и затей, путешествий за город, катания на лодках, посещения музеев, в частности музея в Горном институте, посещений храмов (подальше от центра города) для Литургии, исповеди и Причастия.
Батюшка пришел только под вечер, увидел стоящий на крыльце самовар и очень удивился: так он похож был на тот, который хотела ему подарить больная старушка и который он очень желал иметь в своем доме. Оказывается, Женя со всем семейством — мужем и сыновьями Сережей и Андреем — жила в том же доме, где жила та болящая, которую посетил батюшка. Женя обихаживала ее, покупала ей необходимые продукты, угощала ее своими пирогами, печь которые она была большая искусница. Женя откровенно делилась с нами своими кулинарными секретами, и, когда мы у них отмечали наши общие большие праздники, прежде всего церковные, аромат пекущихся пирогов заполнял все пролеты их нового дома аж до девятого этажа.
В очередное посещение Женей старой соседки та посетовала, что один знакомый батюшка отказался принять ее подарок, и упросила Женю взять этот самовар себе. Надобности в нем никакой не было: их большой потомственный самовар покоился на лоджии, второму там места не было. И они решили в знак знакомства с батюшкой привезти сей презент в Парголово. Вот так-то бывает: если Господь захочет — так тому и быть. Батюшка проявил присущее ему благородство и бескорыстие. Господь послал ему желаемое другим путем.
О. Иоанн Варламов
Удивляли великое трудолюбие и молитвенность отца Иоанна. Он часто служил в соборе ранние Литургии, а так как из Парголова приехать ко времени было невозможно, то батюшка оставался в соборе с вечера. Записок в соборе всегда было очень много, особенно в праздники. Одна пожилая служительница рассказывала, что отец Иоанн в нижнем храме всю ночь читал записки и вырезал частички из просфор, которые в большом мешке уносили в храм для раздачи. После бессонной ночи лицо отца Иоанна было каким-то просветленным. Ни тени усталости не было заметно. Он благостно служил Литургию и еще долго трудился в храме, выполняя всевозможные обязанности.
По субботам и воскресеньям в нижнем храме собора проходило массовое крещение младенцев и взрослых, до 30 человек с трудом умещалось в небольшом храмовом пространстве. Все удивлялись, что во время крещения у отца Иоанна никогда не плакали дети. Крещение проходило тихо, чинно и молитвенно.
В конце учебного года все семьи моих близких друзей собирались в крестильной наверху, что справа от входа. Многие из нас, в частности дети, разъезжались в разные грады и веси на отдых. Служили общий молебен о путешествующих. Дети внимательно слушали евангельское чтение о Луке и Клеопе. На завершающей молитве все стояли на коленях.
Мой старший сын-школьник с духовым оркестром уехал в Анапу. Во время купания в море заметили, что его нет среди детей. Когда его нашли, практически не было никаких признаков жизни, все мероприятия по его спасению, проведенные на берегу, не принесли успеха, его срочно перевезли в больницу. На удивление всех врачей в реанимационном отделении он вернулся к жизни. О таком случае столь позднего восстановления жизнедеятельности организма и прежде всего головного мозга никто из врачей даже не слышал. Видимо, Господь не посрамил соборную молитву и ревность священника и многочисленных молящихся детей и взрослых. По молитвам отца Иоанна его кончина была отложена на несколько лет.
У Марии Алексеевны, моей очень близкой подруги, опытного педиатра, племянник Володя серьезно заболел: проявилась тяжелая форма несахарного диабета. Неутолимая жажда сопровождалась обильным питьем. Организм поглощал большое количество жидкости, выделение же ее было скудным и на определенном этапе прекратилось. Развились тяжелые отеки конечностей, лица, но самое опасное состояние наступило, когда развился отек легких. Володя стал задыхаться. Он был срочно госпитализирован в стационар, но введение мочегонных средств не давало никакого результата, а только усугубляло ситуацию, так как препараты сами по себе обладали некоторой долей токсичности. Юноша погибал, его состояние было критическим. Больные с анурией (прекращением мочевыделения) погибают в полном сознании. Володя попросил увезти его домой. Единственной надеждой была молитва. Пригласили отца Иоанна, он исповедовал и причастил больного, посоветовал обратиться к знакомому православному врачу. Врач приняла рискованное решение — промыть бронхи сложным составом препаратов. Началось выделение мокроты в огромных количествах, а затем наладился и диурез (мочевыделение). Володя стал быстро поправляться, продолжил учебу в институте и больше 30 лет проработал адвокатом. У постели Володи постоянно находилась сестра Марии Алексеевны Лариса Алексеевна, она-то и напомнила мне на днях эту историю.
Храм Смоленской иконы Божией Матери
Хочу поведать еще одну историю, которая началась в ранние послевоенные годы. После открытия храма Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище в церкви было много всякого народа. В притворе часто стояла молодая рослая женщина в высоких военных сапогах с маленькой, очень красивой девочкой на руках. Женщину мы называли тетей Дусей, так как сами были невелики (мне было лет 11), а вот отчества ее я не знала. Дочка тети Дуси Галя выросла красавицей, вся в мать. Русская красота девочки поражала окружающих. Со временем она закончила Педиатрический институт, вышла замуж за священника, а тетя Дуся помогала воспитывать внуков.
Как-то Ларису Алексеевну попросили приехать в больницу, сменить Галю, где в тяжелейшем состоянии находилась ее мать, Евдокия. Совершенно непонятная болезнь выражалась в появлении огромных волдырей на всем теле. Эти кожные элементы вскрывались, в больших количествах выделялась сукровичная жидкость, местами под вскрывшимися волдырями обнажались подкожные участки и образовывались струпья. Постоянно приходилось менять повязки. Состояние больной катастрофически ухудшалось. Лечащий врач объявил о близкой кончине больной, и Лариса срочно вызвала Галю. Та увезла маму домой, ибо лучше ей отойти в мир иной в родных стенах. Ларису попросили приготовить погребальную одежду. Лариса, закончившая в свое время Лесотехническую академию, никогда не занималась шитьем. Всю ночь она разрабатывала размеры изделия, примеряла их на Марию Алексеевну, и к утру платье для погребения было готово. Утром тетя Дуся была жива, в сознании. Пригласили отца Иоанна исповедовать и причастить ее перед смертью. Батюшка, как всегда, вскоре приехал, исповедал и причастил больную. Она сразу же почувствовала облегчение. В течение недели тело ее полностью очистилось от струпьев и волдырей, и после этого она прожила еще 15 лет, а погребальное платье бережно хранила в своем гардеробе.
Я пишу это не по слухам или рассказам. Всё это случалось с моими очень близкими людьми, это была наша общая боль и наша общая радость.
Хочу поведать еще одну историю, которая произошла с нашими знакомыми по храму. Одно время в церкви Спаса Нерукотворного диаконом служил глава большого семейства отец Александр. Он с детства страдал пороком сердца, состояние его с годами ухудшалось, он сетовал на то, что не мог на руки взять маленького сынишку. Всё труднее становилось служить, он уже с трудом выносил Евангелие и поэтому решился на операцию по замене сердечных клапанов. В то время эта методика была еще не столь совершенной, да и неизвестно, как бы прижились искусственные клапаны в его истерзанном болезнью сердце.
Все наши друзья вместе с детьми собрались в пономарке Троицкого собора на молебен. Маленькая дочка отца диакона Лидочка смотрела на образ Богоматери и тихо шептала: «Пусть поправится наш папа». Отец Иоанн пришел в темном облачении, четко читал молитвы и, когда произносил слова об исцелении: «..на одре болезни лежащаго и смертною раною уязвленнаго», у многих появились слезы на глазах. Операция прошла успешно, и на довольно долгий срок отец Александр вернулся к служению. Дивны дела Твоя, Господи!
Был в нашем обществе отец пятерых детей, Дмитрий Дмитриевич, муж очень верующей женщины Лидии. Мать Лиды была воспитанницей Смольного института, помощницей мамы дяди Сережи. В тяжелые времена полного отсутствия в магазинах необходимых продуктов наши многодетные семьи испытывали большие трудности. Многодетный отец очень хорошо понимал наши сложности. Будучи интендантом воинской части, он, с разрешения начальства, привозил нам залежавшиеся продукты, иногда даже свежее сливочное масло. Мы любили нашего Дмитрия Дмитриевича, или, как его называли дети (а потом и взрослые), Дим Димыча.
Как-то Лидочка, его жена, звонит мне из г. Ломоносова, где они жили, и сообщает, что Дмитрий Дмитриевич смертельно болен: у него рак легкого. Больно отозвалась в наших сердцах эта весть, да вовсе не потому, что он был нашим «интендантом». Мы готовы были отдать свой паек ему и его семье. Мы любили его как нашего общего друга, замечательного человека и примерного отца.
В это время он находился на обследовании в Военно-медицинской академии, в отделении кафедры профессора Колесникова. Проведенная бронхоскопия показала, что в области бронха второго порядка средней доли правого легкого «пролонгирующая опухоль». Гистологическое исследование взятого кусочка опухоли показало: бронхогенный рак. Я внимательно просмотрела срез, любезно предоставленный мне техником-гистологом, которая часто нам помогала в экспериментальной лаборатории НИИ, где я работала. Бэлла была профессионалом высокого класса, сомнений не было, диагноз был точным. Этот препарат и протокол бронхоскопии до сих пор хранятся в моем личном архиве.
Подобного рода обследования в Военно-медицинской академии в течение последних месяцев на тот период не было, так что спутать с другими больными было невозможно. Кроме того, во время бронхоскопии в кабинете были курсанты академии, так что свидетелей было предостаточно.
Военно-медицинская академия к этому времени закрывалась на летние каникулы, и Дмитрия Дмитриевича хотели переводить в Военный госпиталь в город Ломоносов. При выписке, учитывая серьезность случая, когда потеря времени смерти подобна, нам посоветовали срочно его перевести в Туберкулезный институт на Лиговский проспект. Там был накоплен большой опыт удаления различных опухолевых образований. Пользуясь биопсией, на операционном столе фтизиохирурги на ходу перестраивались на более радикальную операцию в случае надобности.
Перед переводом Дмитрия Дмитриевича в институт дядя Сережа решил, что больного надо причастить. Пригласили отца Иоанна. Перевод был назначен на следующий день, и причастить следовало немедля. Но в это же самое время Валентина Алексеевна, матушка отца Иоанна, с маленькой Ирочкой уезжала на Украину с большим грузом продуктов, ибо те края не отличались обилием съестного. Батюшка был озадачен, но в последний момент решил ехать к больному, благословив жену и дочку со словами: «Господь поможет».
Дмитрий Дмитриевич не был человеком воцерковленным, этому, вероятно, мешало его положение военного человека. Но он верил в Господа и надеялся на Его милость. Исповедь и причастие длились около часа. Выходивший священник вытирал слезы: лицо больного было одухотворенным, со слезами на глазах.
В Туберкулезном институте при просмотре документов решили повторить бронхоскопию, чтобы определить место поражения и объем вмешательства. Бронхоскопию проводила очень опытный специалист высокого класса Ирина Рэбане. Процедура продолжалась долго, Ирина вышла усталая и озадаченная. Неоднократные попытки найти опухоль, которая четко была обозначена в протоколе Военно-медицинской академии, не удалось. Бронх второго порядка средней доли правого легкого был абсолютно чист, сориентироваться, что удалять, не представлялось возможным.
Решили подождать два месяца, рассчитывая на то, что за это время опухоль проявит себя. Дмитрий Дмитриевич на время вернулся в семью. Повторное обследование показало: опухоли нет. Тем не менее, военные специалисты решили довести дело до конца и приняли решение о проведении диагностической торакотомии.
При вскрытии грудной клетки мы увидели, что узкое пространство между верхней и нижней долями легкого было заполнено мягкой бесформенной массой, которая не напоминала ни здоровые, ни раковые клетки. Образование, которое мы извлекли из торакального пространства (пространства грудной клетки), не имело клеточного строения. Средняя доля легкого превратилась в неживое вещество, в инородное тело.
Препарат был запущен в многодневную обработку, потом тщательно изучался на кафедре профессора Колесникова, приглашались специалисты из Онкологического института. Опухоль исчезла самым загадочным образом. Для нас это не было загадкой. Это было исцеление после глубокой молитвы праведного пастыря и по вере болящего.
В моей практике был случай временного выхода больной из глубокой комы перед смертью, когда отец Иоанн по первому слову приехал к умирающей прихожанке храма Смоленской иконы Божией Матери. На Малом проспекте Васильевского острова жили две сестры с дочерьми. У одной из них произошло обширное кровоизлияние в мозг, она впала в глубокую кому, в которой находилась около недели. Мы наладили искусственное питание, правильный уход. В конце недели после инсульта все-таки решили пригласить отца Иоанна. На причастие мы не надеялись, так прошло много дней коматозного состояния, и активизировать мозговую деятельность не представлялось возможным. Отец Иоанн, как всегда, приехал вскоре, начал читать молитву на исход души. К нашему удивлению, больная открыла глаза. Батюшка благоговейно ее причастил, она глазами поблагодарила его и через несколько часов скончалась.
Этот случай опровергает расхожее представление о таких больных как об «овощах», будто бы лишенных всего человеческого и якобы становящихся подходящим объектом для эвтаназии. Как медик и православный человек, должна констатировать, что эвтаназия — страшное и непростительное преступление. Перед Богом и людьми.
Отец Иоанн с удивительной любовью и благоговением относился к усопшим. Не могу не вспомнить, как он проводил в последний путь мою маму. Она 4,5 года лежала в параличе после инсульта. Я и дети старательно ухаживали за ней, она несколько раз соборовалась и регулярно причащалась. Последний инсульт оказался очень тяжелым, она впала в кому и через несколько часов скончалась. Отец Иоанн не застал ее живой, он бережно перенес ее на стол в большую комнату, сотворил заупокойные молитвы, благословил ее, поцеловал в лоб и попрощался как с родным близким человеком. Сколько же милосердия было проявлено к уже ушедшему в мир иной, умершему человеку.
Отец Иоанн отличался незлобием и терпением. Вот один из примеров, являющих его мирный дух. Старенький домик отца Иоанна продолжал разрушаться, провалился потолок в ванной комнате. Неоднократно он обращался к властям с просьбой разрешить вступить ему в кооператив, на что чиновники неоднократно равнодушно отказывали ему. Один «чинуша» даже посмел назвать его «асоциальным элементам», так как он-де не состоит на государственной службе.
Однако через несколько месяцев пришло приглашение вступить в кооператив. Друзья срочно стали собирать деньги на первый взнос, батюшка залез в большие долги, и, как только он всё выплатил и ему оформили документы на кооперативную квартиру, ему объявили, что дом его идет под снос и на месте его жилища планируется проложить дорогу. За снесенный дом ему так ничего и не заплатили, а по закону этой семье должны были предоставить новое бесплатное жилье. Но, очевидно, чиновники решали свои административные или материальные проблемы за счет того, кто был для них «асоциальным элементом», а для нас — пастырем Божиим. При этом мы ни разу не слышали, чтобы батюшка роптал или негодовал по поводу столь явного и циничного беззакония.
Потом мы ездили на его новую квартиру на Светлановском проспекте. Подаренный самовар нашел свое место на балконе. Однажды мы по старой памяти раскочегарили его, и с девятого этажа повалил густой дым. Бдительные соседи немедленно навернули 01, примчались отважные пожарные, но, видя, что тушить и заливать нечего, ограничились внушением. Штраф выписывать не стали.
В 1996 году отец Иоанн был перемещен из Александро-Невской Лавры во Всеволожск, где стал настоятелем скромной станционной церкви. Последние двенадцать лет он трудился там — как и прежде, скромно, смиренно и удивительно благодатно. До сих пор его тепло вспоминают всеволожцы, хотя со времени кончины батюшки прошло уже шесть лет. Отец Иоанн отошел ко Господу на Преображение Господне — в этот светоносный день он переселился в обитель вечного света. Жизнь отца Иоанна — замечательного священнослужителя и очень скромного человека — достойна подражания. Светлая память о дорогом батюшке навсегда сохранится в наших сердцах и памяти наших детей.
