Исповедь не должна быть формальной

Духовная жизнь православного христианина при всех разговорах о «духовности» остаётся в угнетенном состоянии

В последние полтора десятилетия широкое хождение приобрело хитроумное слово «духовность», под которым каждый понимает все, что считает нужным. Распространение этого выражения ущемило в правах куда более важное и ясное понятие — духовная жизнь мирянина Русской Православной Церкви, которая преимущественно состоит из молитвы и участия в церковных таинствах. Однако эти составляющие духовной жизни за последние полтора десятилетия, по-моему, ни разу не были предметом рассмотрения на Архиерейских Соборах. Не слышали мы, чтобы они обсуждались и Синодом, хотя во всём этом неясности для мирянина, как, впрочем, и для священника, остается немало.

Я уверен, что в любом обычном приходе мало кто толком знает как, когда и почему следует молиться. Когда следует заказывать молебен, кому и как. Когда нужно попросить помолиться священника, своих близких, а когда требуется и своя сугубая молитва. Яркий пример — в течение последних десяти лет Россия ведет реальную войну в Чечне, на которой гибнут наши солдаты, но никакой организованной молитвенной поддержки наша армия не получает. Появились также новые молитвенные практики, которые требуют своего упорядочения, осмысления и архиерейского благословения. К примеру, частое чтение разнообразных акафистов вместо прежней практики чтения канонов по той или иной молитвенной нужде.

Ещё больше неясности в вопросе участия в таинствах. В нашей Церкви издавна сложилась традиция редкого причащения мирян. Это было обусловлено историческими, географическими и прочими условиями. Практика была такая: православные христиане в подавляющем большинстве редко причащались, самые благочестивые делали это несколько раз в году, а большинство народа и того реже. В связи с существовавшей практикой редко приступать к Святым Христовым Тайнам, формально никак не связанные между собой два таинства — исповеди, которая в основном определяет духовную жизнь, и евхаристии — совместились, оказались прочно связаны между собой. Если причащаться всего несколько раз в году, то и исповедь можно подгадать под эти самые случаи.

Ныне практика изменилась коренным образом. Изменились и сами прихожане: если в прежние века основными носителями православной веры, церковной жизни в России были жители деревень, то сейчас ими стали горожане. Изменилась и практика участия в таинствах. Значительная часть постоянных прихожан наших храмов причащается часто, многие каждую неделю. При этом продолжается их формальное участие в исповеди. Причем, в исповеди одновременно участвуют как те, кто причащается еженедельно, так и те, кто заходит в храм время от времени, хотя суть их действий фактически различна. Для первых это скорее получение благословения на причастие или беседа с духовником, исповедание помыслов, для вторых — реальная и, возможно, первая исповедь. Как правило, всё это в одной очереди и в ходе литургии.

Такая практика становится пагубной и для тех, и для других. Для благочестивых христиан таинство исповеди, таким образом, превращается в формальность, во время которой они получают благословение на причащение, те же, кто приходит в храм изредка, видя это, поддаются общему настрою и исповедуются формально. В результате одна из важнейших составляющих нравственной жизни православного христианина, а именно покаяние, очищение совести, оказывается в угнетенном состоянии. Две совершенно разных по своей сути вещи — благословение на причащение и таинство исповеди — сливаются, заменяются одна другой и в значительной мере теряют смысл.

Может быть, в связи с изменившейся практикой духовной жизни, пора, наконец, изменить ситуацию и отделить эти два таинства? Кроме того, сейчас практически повсеместно исповедь совмещается с литургией, такая практика еще более лишает смысла таинство покаяния как отдельного богослужения. Только в пятницу первой седмицы Великого поста и в среду Страстной седмицы, когда происходит общая исповедь, то есть исповедуется едва ли не весь приход, исповедь становится настоящим отдельным таинством.

Здесь уместно напомнить, что против совмещения таинства исповеди и литургии категорически восставал священномученик Серафим Чичагов, будучи архипастырем в Ленинграде. В те тяжкие 30-е годы он запрещал духовенству совершать таинство исповеди во время литургии. Тем не менее, эта практика в советское время стала едва ли не повсеместной. И сейчас мы часто сталкиваемся с ней в своих храмах. С этим надо что-то делать! Возможно, правильнее было бы ввести такой порядок, когда священник перед литургией даёт благословение на причастие. В таком случае, те люди, которые регулярно исповедуются и ему прекрасно известны, могли бы получить благословение без формальной исповеди, а люди, пришедшие в храм случайно и имеющие на своей совести тяжкие грехи, не приступали бы к Святым Христовым Таинствам, но получали бы от священника приглашение придти на исповедь в другое, не связанное с литургией, время. Кстати, исповедь, проходящая в специально установленные дни, помогла бы и благочестивым христианам упорядочить свою духовную жизнь.

Когда во время литургии в храме стоит огромная очередь на исповедь, и священники, и миряне торопятся, им не до покаянных слов, а литургия становится для нас не богослужением, а гонкой со временем. Неизвестно, в каком богослужении ты участвуешь, идет литургия и одновременно совершается таинство покаяния, молитвы читаются и там и сям. Какие слушать?

Порой доходит до курьезных вещей, которые, по сути, становятся кощунством. Мне не раз приходилось наблюдать, как священник сам ходит по храму и стремится накрыть епитрахилью всех кто ему попадется под руку…

Нередко бывает так, что человек едва ли не случайно зашел в церковь, где ему кто-то подсказал встать в очередь, затем подойти к священнику, а тот ему говорит: вот здесь наклони голову, а сейчас поцелуй крест и Евангелие… Так случайного человека подталкивают к принятию Святых Христовых Таин. В случае упорядочения этой практики такого безобразия не происходило бы. К тому же подобное причастие может повредить самому случайно причастившемуся. Во всяком случае, это не может быть оправдано никакими рассуждениями о немощи православных христиан.

Изменить сложившуюся практику можно уже сейчас, не принимая никаких особенных мер. Достаточно правящему архиерею потребовать от настоятелей приходов установить обязательные дни, когда тот или иной священник (к примеру, раз в неделю) будет исповедовать прихожан вне богослужебных часов. Таким образом, если все священники прихода в течение недели будут исповедовать, постепенно, может быть, вернется и старинная практика, когда право исповеди верующих имели далеко не все, а наиболее опытные из иереев. Кто это будет, покажет сама практика, — вероятно верующие станут ходить с большей охотой к одному из духовников. Таким образом, сам собой может разрешиться и вопрос младостарчества, а духовничество будет хоть как-то контролироваться духовными властями.