Каноны и духовно-нравственная жизнь

Содержание:

1. «Не надеетесь на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения…»
2. Когда ждать повышения нравственности в народе?
3. «Врачу, исцелися сам».
4. Митрополит Кирилл: «Все это случилось нам за то, что не храним правил святых наших и преподобных отцов»
5. Каков поп, таков и приход.
6. Духовные проблемы и традиции города и деревни.
7. Нам нужны современные Стоглав и Домострой.

---

1. «Не надеетесь на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения…»

Русский народ ныне переживает глубокий кризис. Констатация этого факта давно стала общим местом при любой попытке анализа современного состояния российского государства и общества. В зависимости от мировоззрения истоки этого кризиса принято искать либо в перестройке и крахе коммунистической власти, либо в смерти Сталина, либо в революции 1917 года, либо в позднем освобождении крестьян от крепостной зависимости. А некоторые ведут отсчет кризиса от реформ Петра Великого или церковного раскола при Патриархе Никоне. Анализ такого рода, конечно, весьма занимателен, но на поверку малопродуктивен, поскольку даже если бы и удалось точно установить начало кризиса, связав его с каким-то конкретным событием русской истории, восстановить прежние, что называется, докризисные общественно-политические отношения все равно невозможно. Это понимают здравомыслящие политики и эксперты. Конечно, можно помечтать, к примеру, что вот, мол, народ покается и Царь вернется, тогда все станет по-старому, хотя не ясно по какому старому…

Тем не менее, выход из кризиса принято связывать с изменением в конфигурации и качестве власти. Проекты предлагаются самые различные — от либеральной, то есть, притянутой за уши к современному либеральному веку, империи, до установления Православной неограниченной монархии по типу средневековой Византийской империи. Однако возникает законное сомнение, что при новой конфигурации власти изменится положение, ведь во власти останутся те же самые люди, что и сейчас.

Наиболее дальновидные говорят: нужна смена элиты. Очевидно, что это возможно только посредством революции. Сверху ли, как при Иване Грозном (опричники — первые госчиновники) или Петре Великом (ему даже столицу пришлось перенести и бороды брить, чтобы сменить эту пресловутую элиту), снизу ли, как во время революции 1917 года и гражданской войны, но кардинальная смена элит происходит только путем революции. А кто у нас хочет и сможет выдержать революцию?! Перестройку-то и ту едва пережили. Духовных сил на революцию у народа нет! И, слава Богу, что нет.

Но ведь и нынешнее состояние ужасно: гражданские власти насквозь продажны, армия «снабжает» своим же оружием своих врагов и с ними же воюет, а так называемые правоохранительные органы состоят поголовно из преступников, которые беспредельничают так, что в пору просить от них защиты у бандитов. Мы уничтожаем своих детей в утробе матери в немыслимых количествах, брак и семья едва сдерживают, и то, только меньшую часть общества, от полного нравственного хаоса, а взаимная злоба становится едва ли не нормой общения. Ни на кого нельзя положиться, верность и воздержание днем с огнем не сыщешь.

А мы все ждем что-то от власти, она, зловредная, во всем виновата. Вот, мы ее преобразуем, и тогда все пойдет у нас правильно. Но преобразование-то должно быть не внешним, а внутренним. Сначала содержание, а уж оно потом подберет себе и адекватную форму.

Хорошо об этом как-то сказал приснопамятный митрополит Иоанн (Снычев): к власти должны прийти добрые люди. Но откуда им взяться-то, этим добрым людям? Известно откуда — из православных! Но соответствуем ли мы, православные этим требованиям. Христос сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Иоан. 13:35). Благодать Христова в нашей Церкви пребывает, но пребывает ли любовь среди верующих? Можем ли мы сказать о себе, что мы люди доброй воли?

2. Когда ждать повышения нравственности в народе?

Есть и другая, более трезвая точка зрения на причины нынешнего кризиса. Святейший Патриарх Алексий II, другие церковные деятели неустанно повторяют, что все наши беды идут от бездуховности современного российского общества. Правда, не всегда бывает понятно, что имеется в виду под духовностью, и как ее возродить. Тем не менее, все согласны, что духовность, так или иначе, связана с церковной жизнью людей, а эта жизнь в течение многих десятилетий для большинства русских сводилась только к крашенным яйцам на Пасху. В церковных таинствах участвовали единицы, действующих храмов осталось ничтожно мало.

Очевидно, что первое, что надо было сделать для возрождения церковной жизни, — восстановить достаточное количество православных храмов и напомнить народу о его корнях, да просто вновь, повторяя то, что произошло 1000 лет назад, покрестить русский народ. И хоть немного возродить православные традиции, вернуть былое влияние Православной Церкви. Как-то, лет 10 назад, за дружественной трапезой с большими московскими начальниками, в ответ на их сетования о падении нравственности в народе, сказал один влиятельный архимандрит (ныне уже епископ): «Вы нам помогите храмы восстановить, а уж нравственность мы вам поднимем, можете не сомневаться». Ну, власть и откликнулась.

Много в этом плане сделано? Много. А осталось сделать? Еще больше. Удалось ли восстановить значение Церкви, какое она имела…? Когда? При Александре Невском, или митрополитах Петре и Алексии, или Иване Грозном, или патриархе Никоне, или в синодальный период? На сегодняшний день любое сравнение, кроме советского времени будет не в нашу пользу. То есть, есть что восстанавливать. Правда, каков тот уровень, который уж точно будет достаточным и даст результат, никто в точности не знает. При этом конечно все, кроме безбожников, согласны с тем, что восстановлена только малая часть из того, что нужно восстанавливать.

Но обществу, да и власти, хотелось бы увидеть какие-то, пусть маленькие, результаты уже сейчас. А их-то и нет. Количество абортов если и уменьшилось, то немного. А во всем остальном? Стыдно и говорить.

Полгода назад глава всякой власти в российском государстве и душа российского общества Президент В.В.Путин принял у себя сразу весь наш епископат, который собрался в Москве по случаю Архиерейского собора. И как бы спросил, «как там у вас с молитвенным делом, товарищи? Какие есть трудности, так сказать, узкие места. Говорите мол, мы поможем». Ему сказали, и поблагодарили за невмешательство в дела Церкви, но никаких сроков возрождения духовности не сообщили. Да и опрометчиво бы это было. Сами не знаем, когда нравственность, наконец, повышаться начнет.

3. «Врачу, исцелися сам».

Очевидно, что никто кроме Русской Православной Церкви не сможет исцелить наше общество от нравственных недугов, накопленных за прошедшее столетие. Но для того, чтобы врачевать, надо бы самим здоровыми быть. А здоровы ли нравственно пастыри и паства нашей Церкви?

Год назад, придя на службу в свой приходской храм, я обнаружил на доске объявлений образец прошения архиерею о церковном разводе. Причем образца заявления о вступлении в брак на доске не было. Я долго стоял, смотрел на это объявление и думал, а что же я тут делаю? Конечно, я пришел за утешением, в надежде получить его от благодати Божьей. Но ведь это Церковь, здесь должно жениться, а не разводится (по старому разведенный — распутнный). Через некоторое время появился и второй образец — на этот раз прошения об отпевании самоубийцы.

Так что же у нас с Церкви делается, чем, с нравственной точки зрения, церковное общество отличается от нецерковного? Народ приходит в храмы и находит в них утешение, дарованное Богом, но мы то сами, ученики Христовы, никакого нравственного примера обществу, которое так нуждается в нем, не даем. Как так получилось, что верующие, то есть соль земли русской, утратили нравственную высоту, к которой призывает нас Христос?

Думается, что объяснение лежит на поверхности. За последние полтора десятилетия в Церковь пришло множество советских неофитов. И пришли мы не малыми детьми, а со своим жизненным багажом и своими представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. Более того, мы с удивлением обнаружили, что в Церкви, в общем, очень похожие нравственные законы, и от нас никто собственно не ждет нравственной перестройки кроме греха безбожия. И мы, ничтоже сумняшеся, вместо того, чтобы свои советские представления о нравственности заменить на евангельские, принесли их в Церковь и стали считать их церковными. И от нас в Церкви никто не потребовал оставить советское и взять православное. Вот и брак получился в Церкви советский. Правильный советский человек должен жить в честном браке, а если не получилось почему-то, то можно развестись и еще раз жениться. Предосудительно только одновременно с двумя жить. Также и в остальном.

У меня есть знакомая пара, православные любовники. Она в разводе, у нее двое детей, он не разводится по меркантильным соображениям, но с женой давно не живет. Мои знакомые живут хоть и отдельно, даже в разных городах, но он содержит свою сожительницу, заботится о ней, хотя вместе им удается провести не больше недели в месяц. Свою связь они не считают нужным скрывать от окружающих, для ее детей он как бы второй папа. Они оба верующие, православные, и случается вместе приступают к Христовым Тайнам. Они дружат с заслуженным священником, он их окормляет уже десять лет, столько, сколько длится их связь. И никто не знает во грехе они живут или в добродетели, люди-то хорошие и верующие к тому же. Соль земли, так сказать. Стоит ли удивляться нравственной деградации русского народа?!

Как-то я рассказал об этом случае в присутствии епископа, опытного протоиерея и молодого иеродиакона, и спросил, как с ними должно поступать, допускать их к общению, или нет. Иеродиакон ответил сразу, мол, согласно такому-то правилу, они подлежат отлучению и пр. Протоиерей тактично молчал, а епископ помрачнел и после затянувшейся паузы раздраженно сказал, что не знает, как поступить.

Есть пример и посерьезней. Молодой человек, прихожанин кафедрального собора, сошелся со своей сокурсницей. Но на исповеди не каялся в этом, потому что «не знал, что надо». Когда об этом узнал крестный, он потребовал немедленно жениться или прекратить связь. Молодой человек поступил иначе: он вместе со своей подружкой пошел посоветоваться в храм. Батюшка их выслушал, отпустил грех и причастил, благословив на брак в каком-то там будущем. Через месяца три оказалось, что у них будет ребенок. И что же? Молодой человек хотел тут же жениться, но мать и старшая сестра (работает судьей) будущей матери потребовали делать аборт. А когда он пытался запугать подружку отлучением от причастия, то она ответила, что никто ее отлучать не будет, она у девчонок узнавала. И сделала аборт.

Если так может быть у людей церковных, то что ждать от нецерковных?

Или другими словами, никак не излечить нравственные болезни российского общества, пока не излечатся от них православные верующие — прихожане храмов Русской Православной Церкви.

И вывод напрашивается сам собой. Начаться возрождение нашего народа должно с «соли земли» — православных христиан.

А как это может произойти? Обратимся к истории, и поищем исторических прецедентов.

4. Митрополит Кирилл: «Все это случилось нам за то, что не храним правил святых наших и преподобных отцов»

Государственные и политические кризисы той или иной силы случались в нашей истории и раньше. Всегда в их основании лежали те или иные нравственные болезни в православном народе. А врачевание нравственных недугов не отличалось особой оригинальностью и сводилось к возрождению канонической жизни Церкви.

Страшное разорение от Батыева нашествия коснулось не только государственной и материальной стороны жизни. Источники свидетельствуют о глубокой подавленности народа и, в связи с этим, — моральной деградации в первые десятилетия после Батыя.

В 1274 году митрополит Кирилл собрал первый после нашествия архиерейский собор. Впервые знакомясь с деяниями этого собора, я был немало удивлен, так как предполагал увидеть в них отражение новых церковно-государственных отношений и позиции Церкви в новых условиях. Так сказать, социальную концепцию Церкви для русского общества того времени. Отнюдь. Оказывается, собравшиеся архиереи занимались собственно тем, чем им положено заниматься — восстановлением пошатнувшейся канонической жизни Церкви. Из-за небрежения священников широко распространилась неканоническая практика крещения обливанием вместо полного погружения. Казалось бы, и что такого? Ведь и крещение обливанием действенно, но собор усмотрел в этом, безобидном, на первый взгляд, допущении, опасность для правильной духовной жизни, для Православия. Диаконы, случалось, стали совершать проскомидию — Собор категорически потребовал прекратить такую практику. Опять появились случаи симонии — Собор напомнил об апостольских анафемах за поставление за деньги. И то, что во диаконы следует посвящать не ранее чем в 25 лет, а в священники — в 30 лет. И также в отношении многих других отступлений в богослужебной практике.

Но самое удивительное, что собравшимся архиереям (и в какое время!) оказалась небезразличным и то, как православные постятся. Собор потребовал строгого соблюдения всего Великого поста, обличив появившейся дурной обычай начинать праздновать Пасху сразу по завершении Четыредесятницы — на Страстной седмице (?!). Коснулся собор и запрещения языческих обычаев кулачных боев и других рецидивов языческих культов.

Но важнейшие соборные постановления касались восстановления каноничности. Мы, нынешние чада Русской Православной Церкви, привыкли кичиться каноничностью нашей Церкви. А на поверку, заглянем в каноны, насколько наша современная церковная жизнь отличается от той, которую требуют от нас церковные правила? С самого начала христианской жизни, с крещения, православные повсеместно сталкиваются с грубым нарушениям церковных правил. Крестят у нас в Церкви вместо требуемого канонам погружения — обливанием, то есть НЕПРАВОСЛАВНО. И все это знают. А ведь повсеместное крещение обливанием кроме всего прочего это подрыв канонического будущего нашей Церкви: каноны ограничивают для крещенного обливанием рукоположение во иерея.

Совершенно забыты каноны-епитимьи за нравственные преступления. Современная духовная практика, по уверению многих опытных священников-духовников, не может следовать древним православным канонам, требующим строгих наказаний за нравственные преступления. Обычно это объясняют духовной немощью православных современников, которым совершенно не по силам выдержать суровые наказания святых отцов. Но, фактически отказавшись от применения излишне строгих законов, никто не удосужился ввести более мягкие, которые отвечали бы состоянию духа современных православных. И получилось, что канон в отношении нравственных преступлений в Русской Православной Церкви не смягчен, а ОТМЕНЁН. Если и совесть немощна, и наказание ее не останавливает, то откуда взяться нравственному росту? И наивно его ожидать.

Без епископа нет Церкви. 14-е Апостольское правило запрещает «оставлять свою епархию и во иную переходить», уподобляя взаимоотношения Епископа и паствы супружеским. При поставлении епископ как бы венчается со своею паствою, и в дальнейшем их отношения подобны супружеским: паства послушается епископу, а он блюдет паству, окормляя ее. Тем не менее, могут существовать причины перемещения епископа на другую кафедру ради пользы Церкви. Но причины эти, во-первых, исключительные, во-вторых, именно ради пользы Церкви. В советское время архиереев перемещали якобы ради пользы советского государства. Так ли уж необходимы эти перемещения сейчас? Не лучше бы было, если бы архиерей определенно знал, что ничто не может разлучить его с паствой, и бояться он должен не московского начальства, а исключительно Бога и… нарушения канонов, за которые он может быть запрещен в служении. С другой стороны невозможность карьерного роста освободит епископов от лишних искушений. Это касается и епископского служения на столичной, патриаршей кафедре. Формально никакой действующий архиерей не может бросить свою паству, чтобы принять попечение о пастве московской. Строгое следование канонам в этом частном случае прекратит всевозможные инсинуации и политические интриги вокруг имен наиболее влиятельных архиереев нашей Церкви, якобы претендующих на патриарший престол.

5. Каков поп, таков и приход.

Во все времена духовенство Русской Православной Церкви пользовалось глубоким почитанием и доверием народа, в частности, из-за безупречной нравственной жизни. И сейчас вряд ли ошибусь, если скажу, что священники Русской Православной Церкви являют собой лучшую часть нашего народа.

При Царе-батюшке, да и в советское время, за этим следили не только власти духовные, но и гражданские. Ныне нравственная жизнь клира совершенно отдана на совесть духовенства, потому что архиерей один на несколько сотен храмов, а в больших городах вообще все кошки серы. Вот и стали появляться тревожные тенденции в отношении нравственного здоровья духовенства. Дело дошло до громких публичных скандалов. Здесь вопросов больше чем ответов.

Во-первых, у нас появилось совершенно новое явление — разведенные священники и дьяконы, так сказать «вынужденно» целибатные. В течение всего существования нашей Церкви до Собора 1917−1918гг. одной из самых больных проблем РПЦ были вдовые священники. Им запрещалось служить. А если дети малые, да и сам немощен? Хоть по миру иди с детишками. Казалось бы, решить эту проблему наши предки могли запросто: пусть себе служит и вдовый, какая, мол, разница? Но забота о высоком нравственном авторитете пастыря, который является залогом здоровой нравственной жизни народа, не позволяла идти на какие-либо компромиссы в этом отношении. Да и народ бы, наверное, не принял вдовых пастырей. Чему может научить семейных верующих разведенный священник? Тому, кто свою родную семью не сумел сохранить, как можно доверить приход, семью духовную? С другой стороны, совеменные верующие знают целый ряд замечательных священников-целибатов.

Во-вторых, в выборе и рукоположении священника никоим образом не участвует паства, хотя таковое участие закреплено в богослужебном каноне рукоположения: на вопрос первенствующего епископа о достоинстве поставляемого пастыря, лик должен дать свое согласия, трижды возгласив «Аксиос»! То есть, паства ОБЯЗАНА оценивать достоинство кандидата на пастырство. Несколько лет назад в Питере был прецедент такого рода, правда очень неудачный: группа бурсаков-хулиганов решила «забаллотировать» таким образом насолившего им однокурсника — ставленника во священники. Но ведь проблема-та есть! Не случайно появился в чине рукоположения этот возглас.

В-третьих, по букве и духу канонов, священник должен всю жизнь служить в том храме, в котором он был рукоположен. Ныне почти всегда священника рукополагают в кафедральном соборе и будущая паства лишена радости лицезреть в яве благословение Божие в пастырском служении своего будущего духовного наставника. А это значительно прибавило ему авторитета среди пасомых. Сейчас священника присылают из епархии, и, чаще всего, даже не представляют верующим. Паства не знает чем и как живет священник. В моем приходе уже без малого 10 лет настоятелем служит священник, о котором прихожане вообще ничего не знают: ни где живет, ни с кем живет. Даже телефон его никому не известен. Также священника могут и убрать с прихода, даже не объяснив прихожанам почему. В результате авторитет духовенства падает. «Приходящий» священник не становится реальным батюшкой своим прихожанам. Стоит ли удивляться, что у духовенства так ограничено влияние на свою паству?

Конечно активизация приходской жизни, о которой все мечтают, во многом зависит от духовенства. Но этому же способствует и соблюдение православных канонов и действующего церковного Устава. И приходская жизнь, и паства, и батюшки только выиграют, если рукополагать будущего священника будут в храме, где ему предстоит служить, а перемещение духовенства станет совершенно исключительным событием.

6. Духовные проблемы и традиции города и деревни.

Если в прошлом верующие в большинстве своем жили в деревне, то сейчас положение кардинально изменилось — деревня опустела, а большинство верующих живет в городах. В связи с этим и с другими обстоятельствами изменилась и духовная практика, и традиционная жизнь в нашей Церкви. И это изменение коснулось всех сторон жизни православных, начиная от участия в таинствах, и заканчивая традициями постного стола. Но самое-то главное, наши нынешние прихожане — на сто процентов неофиты, только нащупывающие правильную духовную и бытовую жизнь в православии. Также и наше духовенство в подавляющем большинстве вступили в церковную жизнь уже будучи взрослыми людьми. В таких условиях запросто могут развиться новые, нигде и никогда ранее неслыханные «традиции».

К примеру, верующие Русской Православной Церкви традиционно весьма редко приступали к Христовым Тайнам. Известно, что в Церковь людей ведут разные мотивы. Кто-то искал утешения в скорби, кто-то ходил в церковь по привычке, следуя традиционной жизни дореволюционной деревни, и лишь малая часть искала «прежде всего Царства Божия и правды Его» (Матф.6:33). Но даже и эти избранные причащались всего несколько раз в году. Отчасти это было связано с нашими необъятными просторами и небольшим количеством храмов (во всяком случае, до второй половины 19 века), отчасти с особенным благоговением и «мытаревым» чувством своего недостоинства, так присущим русскому народу. Неудивительно, что при этом исповедь старались приурочить к причащению, и верующие одновременно и исповедовали свои грехи в таинстве покаяния и получали благословение на причастие. Для совершения таинства покаяния по возможности назначали наиболее опытных батюшек, как правило, из монашествующих. Их называли игуменами. Такая же практика существовала и в Греции, откуда собственно и перешла к нам. Насколько мне известно, и в современной Греции сохраняется такое положение: исповедуют верующих только специально назначенные для этого опытные духовники.

Ныне ситуация кардинально изменилась. Значительная часть постоянных прихожан приступает к Христовым Тайнам каждую неделю. В связи с этим, советы из прошлого, из того времени, когда причастие было особенным и редким событием в жизни христианина, не всегда могут помочь. Архиереи никогда о таких вещах не заговаривают вообще, ни соборно, ни индивидуально. Непосредственно окормляют народ священники и они же, конечно, дают советы, и зачастую — разные. Установившейся традиции исповеди у нас нет, или она принимает болезненные формы младостарчества.

В условиях массового участия православного народа в причастии, исповедь стала формальностью. Исповедь есть, а покаяния — нет. Нет и настоящего духовного окормления. Никто из даже опытных прихожан не объяснит неофиту, в чем отличие покаяния в отдельном, совершенном особенным образом и осознанном грехе, от покаяния в, так сказать, «греховном фоне», сопровождающим нас длительное время: чревоугодии, курении, нарушении молитвенного правила и т. п. А уж советы, как молиться, напрямую зависят от того, какую последнюю книжку по этому вопросу прочитал наш духовник. Своего-то, накопленного поколениями, духовного опыта нет. Вот и шарахаемся мы все от одной крайности к другой, теряя на ходу надежду встать хоть когда-нибудь на правильный путь духовной жизни.

Пару лет назад на эту тему мне удалось побеседовать с афонским насельником отцом Доримедонтом, переводчиком книг старца Паисия. Батюшка очень расстраивался о современном угнетенном состоянии духовной покаянной жизни русского православного христианина. Я спросил, а как же ее организовать? Батюшка с воодушевлением ответил:

— Исповедать народ должны только опытные духовники.

— А где же их взять? В нашем 100-тысячном городе все священники моложе 50-ти лет, а в священном сане больше 10 лет только два настоятеля, которые не исповедуют.

— И что, неужели нет такого, кто более опытен в духовной жизни?

— Конечно, есть два-три священника, которых народ особенно уважает за духовную трезвость и добрые советы.

— Так вот, они и должны исповедать народ.

— Это как? У нас в прошедшее воскресенье за ранней литургией причащались сто человек. Сколько за поздней — не знаю, но предполагаю, что не менее трехсот. И это только в нашем храме, а в городе их пять. Как же могут два-три духовника каждую неделю исповедать такую массу народа? Это не реально. Или Вы предлагаете отказывать народу в причащении Тела и Плоти Христовой?

— Нет, отказывать, если нет прещений, нельзя.

— Значит, надо благословлять причащаться без исповеди? Так это же кочетковские обновленцы у себя устраивали!

Они много чего у себя устраивали. Но это не значит, что нам теперь заказано делать что-то, что они делали. А вот упорядочить анархически развивающуюся духовную жизнь давно настало время!

7. Нам нужны современные Стоглав и Домострой.

Православная церковная жизнь вся сплетена из традиций. Отними у православных традицию и что останется? Мы моментально напридумываем множество новых традиций, и каждый будет считать, что его — самая православная. Так в свое время сделали протестанты и, отказавшись от падшей католической традиции, сами впали во множество ересей и при всем своем многообразии продолжают плодить все новые и новые «традиции».

Мы не протестанты и держимся Восточной Греко-кафолической православной веры. Вера эта реализована в традициях Православной Церкви, огражденной от заблуждений догматами и канонами. По большому счету, традиция — это мировоззрение, руководство для жизни. Не случайно, возрождению православной жизни после татаро-монгольского ига русский народ в основном обязан установлению православной традиции. А правильнее сказать — Стоглавому собору и книге «Домострой»!

Весьма поучительна история их появления. Вопрос становления православной традиции очень остро встал в середине 15 века. Началось строительство нового православного государства на Руси, и вопрос стоял именно так: а какое оно должно быть, это государство? Каков в нем должен быть народ? Вера, ясно, православная. А что это значит в обычной жизни? Да и стремиться спастись во Христе вдруг все жители не станут. А жить-то как-то надо уже сейчас, не ждать же, пока все сограждане будут искать прежде всего Царства Небесного (Матф.6:33). Вот и обратился молодой государь Иоанн Васильевич к Освященному Собору с вопросами, что значит жить православно? Вопросы были простые и непростые, но ответить на них было ой как не легко.

Архиереям того времени во главе со святителем Макарием пришлось проделать громадный труд для того, чтобы в результате получился свод правил, определивший жизнь и русского государства и русского общества на многие годы. Тогда же, близким Царю человеком священником Сильвестром, был создан и сборник правил бытовой и семейной жизни — небезызвестный Домострой. Эти два сборника и легли в основу русской православной традиции. С тех пор православным принято считать того, кто в своей жизни придерживается традиций, почерпнутых из Стоглава и Домостроя. И эта новая, но коренящаяся в традициях Православной Византии и Святой Руси, традиция Московского государства настолько прижилась в русском народе, что любое малое отступление от нее рассматривалось как едва ли не предательство Православия. Таковым и считали раскольники через сто лет введение троеперстия.

Если правила, скрупулезно разработанные лучшими канонистами, в некоторых случаях оказались недостаточно основательными или излишне категоричными, что и привело, возможно, к старообрядческому расколу, то можно представить какими неисчислимыми бедами грозит нынешнее никем и никак не управляемое «народное творчество» в области традиций! И попробуй их потом поправить в сторону настоящего православия! Традиции имеют обыкновение глубоко укореняться, а в маловерующем народе заменять собой догматы и каноны и вообще любой здравый смысл. А это, как раз и есть наш случай.

Особенно важны традиции не в обрядовой и бытовой жизни, а в духовной и нравственной. Нынешние «нравственные» традиции нашего народа, если они укоренятся, безусловно погубят нашу Родину при любых правительствах и системах власти. Так что вопрос традиции становится главным вопросом нашей жизни. Пропагандировавшийся в 70−80-годы моральный кодекс строителя коммунизма худо-бедно, но предлагал обществу систему моральных ценностей. Правда, явное несоответствие самих пропагандистов предлагаемой морали и привело к быстрому падению в глазах народа коммунистических идеалов. После краха коммунизма народ, наконец, смог вернуться в свои православные «пенаты». Это было видно хотя бы потому, как вдруг, без всякого понуждения и даже проповеди, русский народ пошел креститься в начале 90-х. Тогда же общество с энтузиазмом искало себе новых нравственных правил в православной духовности, но нечеткость, аморфность самого этого понятия помешала его восприятию. Так толком и не поняли в народе, что такое хорошо и что такое плохо в Православии.

Народу необходимо дать четкие и ясные моральные принципы, основанные на православном вероучении. А чтобы они ожили в народной среде, ими для начала должны научиться руководствоваться православные верующие, те, кого принято называть воцерковленными, и от кого православную традицию сможет воспринять и весь русский народ. Насущной необходимостью становится для нас появление современных, но стоящих на православном фундаменте, Стоглава и Домостроя!