Сначала было Слово

В связи с развернувшейся общественной дискуссией об избыточности иностранизмов в русском языке и необоснованном употребления ненормативной лексики в произведениях искусства, вниманию наших читателей предлагаются соображения по этому вопросу одного из соучредителей фонда В. Дормидонтова, изложенные во втором издании его книги «Двадцать этюдов о главном».

+ + +

Наиболее явственно степень культурности и ума человека заметна в манере его речи. В первой строке «Благовестия» Иоанна сказано: «Сначала было Слово», и именно от качества этого слова в значительной степени зависит, насколько дойдёт до сознания человека обращённая к нему мысль. Сейчас уже совершенно достоверно установлено, что подростки, не получившие в детстве достаточно речевой практики, страдают задержками в своём общем развитии.

Язык — не просто средство обмена информацией между людьми. Как выяснилось, языковое общение — жизнено необходимое условие существования человека. Ещё в 14 веке был проведён интересный эксперимент: шестерых новорождённых младенцев растили, обеспечив им всё необходимое, но совершенно не разговаривая с ними. Исследователей интересовало, заговорят ли они сами и на каком языке. В результате, ни один ребёнок не заговорил, развивались они без словесного общения очень плохо и, в конце концов, погибли.

Косноязычие — порок мышления, а не речи. Слова — «одежда мыслей», и небрежность языка почти всегда есть неизбежное следствие незрелости мысли. Путано и мудрёно люди говорят и пишут обычно о том, что сами не вполне понимают. Ложная идея нуждается в неясном её изложении, — иначе ошибочность сути сразу же становится очевидной.

Древнегреческий философ Аристотель считал, что главное достоинство речи — ясность выражения мысли. У истины простая речь. По-настоящему глубокие мысли всегда просты! Всё сложное не нужно, а нужное — просто.

Люди выдающегося ума всегда любили краткость. Многословие — такой же изъян речи, как и её псевдоучёность. Много говорить и многое сказать — это не одно и то же. Если краткость — сестра таланта, то многословие — враг ясности, к тому же оно легко переходит в пустословие. Побольше мыслей, поменьше слов! Как бы хорошо ни говорил человек, когда он говорит слишком много, он обязательно скажет глупость. Правда, у некоторых ораторов наблюдается несомненный талант даже в немногих словах высказать огромное количество глупостей. Редко приходится раскаиваться, что говорил мало, но почти всегда, когда говорил слишком много. Молчание — золото! (если, конечно, это не подлость).

Особо важна простота и ясность написанного и недопустимость многозначности его толкования в документах, определяющих взаимоотношения государства и общества, — что, сплошь и рядом, является причиной принятия неправедных судебных решений.

Всякому человеку нужно знать «правила игры» под названием «жизнь», необходимо чёткое представление о дозволенном и недозволенном в части трудовых отношений, имущественных прав, общественном поведении и пр. Закон должен быть прост, ясен и доступен пониманию любого среднего человека.

Неплохо бы нашим законодателям почаще вспоминать мудрый совет, данный по этому поводу, российской императрицей Екатериной II: «Законы должны быть написаны точно, ясно и языком, простым и понятным каждому. Они должны составлять дешёвую, общеупотребительную книгу, наподобие букваря, чтобы каждый знал о своих правах и обязанностях. Такую книгу полезно было бы читать и в школах».

Ещё в 1950—1960 годах «Уголовный кодекс» и «Комментарии» к нему нельзя было приобрести в свободной продаже (они продавались только по предъявлению удостоверения работающим в этой области специалистам). Как же люди могли избежать правонарушений, если население не знало, в чём они заключаются?!

Слово — носитель живой энергии, культуры и характера народа. Словарь, употребляемых нами слов, — это мы сами, лексика общества — это зеркало, отражающее его состояние.

Последнее время становится всё более очевидным, что засорённость нашего языка словами-паразитами начинает приобретать характер эпидемии. Сейчас излюбленными балластными вставками стали слова «как бы» и «короче». Причём грешит этим не только молодёжь, употребляющая их, к месту и не к месту, в каждой третьей фразе, но и профессиональные ораторы. Некоторые договорились уже до полной нелепости, используя совершенно абсурдное по смыслу словосочетание «на самом деле как бы…» (Так всё-таки «на самом деле» или «как бы»?) Одна выпускница гуманитарного института рассказывала мне о том, как она провела отпуск за границей, следующим образом: «Очень кайфово было! Чисто конкретно отдыхали, по-человечески!» А вот какую тираду выдал недавно в эфир ведущий одной из программ центрального радио: «Короче, на самом деле, это конкретно, такие фишки, как бы приколы. Ну, в общем, вы сами врубаетесь». Наверное, это как раз те случаи, когда можно сказать: «В наличии было два высших образования, не хватало только начального».

По подсчётам лингвистов, в среднем, каждое десятое слово в русском языке иностранного происхождения. У нас вообще не так уж много исконно славянских слов, гораздо меньше, чем в лексике других славянских народов. Даже имена наши, в большинстве своём, греческого, латинского, древнееврейского и даже арабского происхождения. Славянских имён крайне мало. Проникновение в любой язык, в том числе и русский, иностранизмов явление совершенно нормальное, и было бы нелепо против этого возражать. Но есть же элементарный здравый смысл, господа!

Никто, к примеру, не против использования термина «компьютер» вместо громоздкой словесной конструкции: «работающее по заданной программе, быстродействующее и обладающее памятью электронно-вычислительное устройство» или применения слова «дизайнер», когда надо сказать «специалист по художественному конструированию»; но зачем же простые и ясные русские слова заменять на причудливые заморские аналоги, ничуть не более выразительные, а порой и вовсе непонятные? Кому понадобилось, например, вместо привычных всем слов: «подросток, отбор, творчество и шик» внедрять в русскую речь совершенно чуждые нам: «тинейджер, кастинг, креатив и гламур»? Договорились даже до того, что кино снимает уже не «оператор», а «камермен». А новоиспечённое словечко «мерчендайзинг», которое даже и выговорить затруднительно, означает всего-навсего «раскладка товаров».

Порой «высокомудрие» некоторых речей оказывается смешнее откровенной глупости. Как вам, к примеру, понравится, вот такая фраза одного из депутатов Государственной Думы, произнесённая к тому же во время его выступления перед сельчанами в российской глубинке: «Попросту говоря, таков менталитет нашего электората»?

Почему вместо глагола «сказать» мы говорим теперь «озвучить», вместо «показать» — «визуализировать», вместо «проверить» — «тестировать», вместо «контролировать» мы говорим «осуществлять мониторинг», а понятие «определиться» теперь звучит не иначе, как «позиционироваться»? Несколько раз в день мы слышим по радио, как в рубрике, которая называется «Московский трафик», рассказывают о «пробках» на городских магистралях. Очень полезная информация! Спасибо! Но почему бы не сказать по-русски «Положение на дорогах», тем более что английское слово «traffic» означает «маршрут» и не вполне подходит сюда по смыслу? Неужели всё это только для того, чтобы произвести впечатление якобы образованных людей? Пустое занятие — умный слушатель сделает из этого совершенно противоположный вывод.

В.Г.Белинский писал: «Употреблять непонятное иностранное слово, когда есть равносильное ему русское, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус». И, тем не менее, ни чем так не восторгаются некоторые люди, как словами, не имеющими ясного смысла. Почему-то людям очень нравятся непонятные им слова; и чем более они загадочны, тем с большей охотой люди пользуются ими, делая вид, что понятия, в них заключающиеся, настолько элементарны и очевидны, что и говорить об этом не стоит. Однако попробуйте попросить у них растолковать вам значение этого слова, и вы убедитесь, что 9 из 10 не только не дадут вам ясного объяснения, но, похоже, что и сами весьма смутно представляют себе его смысл.

Самое печальное, что все эти сорные слова и показушная шелуха непроизвольно застревают в головах наших детей, лишая их возможности использовать богатейшие возможности родного языка и даже, под якобы благовидным предлогом, пренебрегать им. Думается, что это явление не случайное, отражающее глубинные противоречия в современном российском сознании. С одной стороны, мы порой такие кондовые патриоты и горой стоим за всё русское, с другой — стесняемся родных слов, своей сути; с одной стороны, в наличии поверхностное образование, малочтение, с другой — желание казаться культурными, европейски развитыми людьми.

Впрочем, предпосылки к этому появились, похоже, отнюдь не вчера. Вот руководство к действию, заявленное в одной из своих статей наркомом просвещения первого Советского правительства А.В.Луначарским: «Нужно бороться с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль». Активно поддерживал он также идею замещения русской азбуки «Кириллицы» иноземной «Латиницей», которую намеревались осуществить большевики (более того, собирались и само православие заменить католичеством).

Ещё в 1985 г. Национальное собрание Франции сочло необходимым рассмотреть закон, запрещающий использование в печати и публичных выступлениях иностранных слов, если таковые имеют соответствующие аналоги во французском языке (виновные должны были наказываться шестью днями принудительных работ или подвергаться штрафу в размере 20.000 франков). В Исландии, борясь с засильем иностранизмов, прибегли к ещё более радикальным мерам: было решено, все без исключения иностранные слова переводить на исландский язык. Неплохо бы и нам подумать об этом. А пока, может быть, попытаться выкроить в сетке телевизионных передач хотя бы час в сутки для занятий по повышению культуры речи наших людей? Даже телевидение острова Мадагаскар считает необходимым делать это, а мы такие грамотные, что нам вроде бы и не нужно.

Модное иностранничание — отнюдь не столь безобидная вещь. Мы часто недооцениваем психологическое значение языка, его объединительную сущность. Язык — не просто средство общения нации, это её душа. Он, конечно, живёт и меняется, но в этих языковых переменах существует свой порог безопасности. Иначе он становится чужеродным, отчуждается от наших чувств и души. Однажды мы уже были на грани этого. Тот образованный слой, который должен был создавать русскую литературную речь, лет полтораста не только не говорил на родном языке, но и думал по-французски. Даже Пушкин (Наше всё!) свои первые стихи писал на французском языке. В некоторых случаях ситуация доходила до абсурда: порой дворяне, приходившие на военную службу, настолько не владели русским языком, что не могли отдавать солдатам команды и вынуждены были на первых порах пользоваться услугами переводчика.

Сквернословие — признак скверномыслия, а огрубление языка всегда способствует последующему огрублению нравов. Последнее время в литературе, театре и кинематографе стало всё более входить в моду употребление ненормативной лексики. Некоторые деятели искусства в телевизионных диспутах вполне серьёзно утверждают, что без этого нам никак не обойтись; по их мнению, подобные фольклорные изыски надо всячески оберегать, дабы не утратить яркую эмоциональность народной речи. А ведь есть языки, в которых вообще нет бранных слов и выражений, тем более нецензурных. У малайцев, например, само сильное оскорбление и ругательство — это упрёк: «Как тебе не стыдно!?».

Вполне сознавая, что мат является органичной частью русского языка, и его употребление в определённых ситуациях и разумной мере неизбежно (непечатное слово всегда сильнее печатного), тем не менее, не могу согласиться, что матерщина нуждается в оправдании и даже защите. Это, как острая приправа к пище: используемая в меру и к должному блюду, она придаёт ему своеобразный вкус, но в чрезмерном количестве — вызывает отвращение. Когда же семилетние дети знают все нецензурные слова, влюблённые юноши и девушки, разговаривая друг с другом, пересыпают беседу отборным матом, а родители матерятся на своих малышей, надо ли ещё дополнительно популяризировать мат? Мы и без того матом давно уже не ругаемся, — мы им разговариваем!

Раньше говорили: «Первый блин комом», а теперь: «Во, бля, блин!». И этот «блин» успешно осваивается детишками, чуть ли не с трёх лет. Ссылки на некоторых уважаемых авторов, действительно изредка прибегавших к ненормативной лексике, не убедительны. Эти авторы были достаточно образованы, умели писать не только матом, знали, когда и в какой степени можно прибегнуть к нему, то есть обладали вкусом и чувством меры, что совершенно не свойственно некоторым нашим излишне раскрепощённым современникам, которые не в состоянии построить предложение из десяти слов, трижды не выматерившись при этом. Дай им волю, так они будут ругаться не через слово, а через букву; и подобная позиция деятелей культуры может лишь поддержать в них ощущение своей правоты.

Да и так ли уж необходимо нашим режиссёрам и литераторам прибегать к этому приёму? Не от творческой ли беспомощности это идёт? Сумел же Владимир Высоцкий, создав множество песен о жизни бомжей и уголовников, найти другие, не менее выразительные средства, не пользуясь матом. Л.Н.Толстой, хотя и любил иной раз прибегнуть к «крепкому словцу», ни в одном из своих произведений не употребил мат, а Ф.М.Достоевский, даже описывая в «Записках из мёртвого дома» каторгу, смог обойтись без употребления ненормативной лексики. Раньше даже уголовникам не позволялось оскорблять друг друга матерной бранью. Блатной мир 20-тых годов ещё соблюдал старые заветы: за оскорбление блатаря блатарём виновного загоняли под нары, били, а иногда могли и убить.

Особенно дико звучит мат в устах представительниц прекрасного пола, причём к нему частенько прибегают отнюдь не маргинальные особы. Среди, на вид вполне культурных и образованных, дам стало считаться даже пикантным ввернуть в беседе какое-нибудь матерное словцо. Неужели им не приходит в голову мысль, что подобное поведение будет тут же расценено мужским сословием как некий «аванс» и демонстрация доступности? Такой же будет реакция и на рассказывание женщинами похабных анекдотов, которое выглядит как откровенное приглашение к более свободному «общению». И на какое благородно-трепетное отношение со стороны мужчин можно после этого рассчитывать?

Я вовсе не предлагаю быть ханжами и вообще не рассказывать анекдоты, но чувствовать разницу между тонким, слегка игривым юмором и «казарменным остроумием» весьма желательно для обеих сторон.

Разумеется, чрезмерное сквернословие свойственно не только русскому народу. В других языках тоже предостаточно подобных слов и выражений. К примеру, в средневековой Франции ругались так много, что в 1397 г. королю пришлось выпустить специальный указ, запрещающий сквернословить под угрозой рассечения губы и отрезания языка. Может быть, со временем мы преодолеем в себе этот недостаток, если поймём, что лексика, нами употребляемая, — наша «визитная карточка», отражение нашей внутренней сути и слепок самого общества. Существует такая шутливая версия, что правительство Литвы, не будучи в состоянии победить матерщину, решило вообще запретить преподавание русского языка в школе.

Впрочем, что можно спросить с обыкновенных людей, если руководители самого высокого ранга (а кто пониже, тем более) считают вполне нормальным, смачно обматерить подчинённого при многих свидетелях, порой даже и в присутствии женщин. Почему-то это считается признаком демократичности такого начальника и близости его к народу.

Всё это благоприобретения, главным образом, послереволюционного времени. Можете вы представить себе какого-нибудь царского чиновника, ругающегося непотребными словами? А вот тов. Сталин, как пишет его дочь Светлана Аллилуева, рассказывал похабные анекдоты и прибегал к непристойным выражениям, не слишком стесняясь её присутствия.

Судя по предложениям законодателей и некоторым уже реально применяемым мерам, нас опять забрасывает в крайность. Запрещать к показу или прочтению уже существующие произведения искусства, где присутствует ненормативная лексика (особенно, если это было действительно продиктовано художественной необходимостью) — конечно, несусветная глупость (так же, как и удалять эпизоды с курением). Ведь это только привлекает к ним повышенное внимание. В то же время, ощутимо оштрафовать или дисквалифицировать (как в спорте) на определённый период авторов, которые слишком охотно и без крайней необходимости прибегают к запредельным выражениям, пожалуй, не помешало бы.

Конечно, сразу возникает вопрос: «А кто это будет решать?» Быть осмотрительным, в первую очередь, должен сам автор; ну, а если у него не хватает на это культуры и такта, указать ему на нарушение может профессиональная критика или жюри, в состав которого могли бы войти пользующиеся наибольшим доверием и уважением общества деятели культуры.

Впрочем, особо спорных ситуаций здесь не предвидится: в большинстве случаев, разобраться будет совсем не сложно. К примеру, кому понадобилось изуродовать замечательный фильм «Золотой телёнок» созданием второй, откровенно неудачной экранизации, да ещё и натолкать туда совершенно неуместной ненормативной лексики? Вот тут уж явно необходимо выписывать рецепт: «Наружно. Розги! Два раза в день».

http://vozvr.ru/tabid/248/ArticleId/2562/snachala-bylo-slovo.aspx