Без осмысления нет политики

Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

Вопрос: В России появилось много независимых исследовательских центров, которые проводят исследования во внешнеполитической сфере. Насколько успешно они работают?

Лукьянов: Работают они странно. Большое количество не переходит в большое качество. Очень многие, так называемые, центры и институты с красивыми названиями в реальности состоят из их президентов и, в лучшем случае, технических аппаратов. Насколько я понимаю, довольно мало структур, реально работающих в сфере исследований, мониторинга и анализа. С другой стороны, очень много подобных центров, созданных исключительно для того, чтобы какой-то персонаж, возглавляющий данное учреждение, мог использовать звучный титул для самопрезентации. Этот человек может быть вполне здравомыслящим и профессиональным экспертом, но за ним не стоит никакой структуры.

Это главная проблема российской политики, и не только внешней. Отсутствует интеллектуальная среда, в которой варится идейная «каша» — из нее, в конце концов, вызревают основания для какой-то политики и концепций. С этим у нас в стране всегда было плохо. Понятно, что в советское время ничего независимого в принципе быть не могло, а то что было — было встроено в систему, то есть было бюрократизировано и играло по заданным правилам. Здесь трудно было ожидать каких-то интеллектуальных прорывов. Был какой-то момент «открывания окон» в конце 1980-х — начале 1990-х, связанный не столько с тем, что появилась тьма новых идей (новых идей появилось очень мало, и за них все ухватились), а с тем, что посыпались все перегородки и создалось впечатление свободного циркулирования мысли, чего, к сожалению, по-моему не было. В силу объективных причин не было настоящего интеллектуального осмысления России, ее места в мире и путей развития в мире.

Сейчас сложилась экстремально неблагоприятная ситуация, когда нет никакой связи между механизмом принятия решений высшим руководством страны и немногочисленным экспертным сообществом. Было неприятно, когда президент Буш перед саммитом в Братиславе заявил, что хотел бы обсудить с президентом Путиным, как в России принимаются решения. Вообще-то это не дело президента США, но он правильно указал, где стоит искать причины многих российских проблем.

С одной стороны, сейчас мы переживаем очередной переломный момент, когда необходимо четко сформулировать место России в глобальной политике и мире, а с другой стороны — нет ни ресурсов, ни воли для того, чтобы это сделать. В результате, остаются либо попытки реагирования на происходящее, что опасно в условиях стремительных изменений, происходящих в мире, либо, что еще хуже, выволакиваются на свет божий какие-то идеи и концепции даже не «холодной войны», а 19 века — с их разделами, переделами и прочими играми великих держав. Я не склонен идеализировать мировую политику, которая как была циничной три века назад, так и осталась циничной ныне. Но совершенно очевидно, что законы ее функционирования не такие, как 150 лет назад. А у нас, в силу закрытости и отсутствия интеллектуальной работы, получается, что проще всего обернуться назад, взять оттуда какое-то лекало и попытаться наложить его на современность.

К чему это приводит мы видим. Несмотря на то, что для России ситуация во внешней политике еще полтора года назад была очень благоприятной, то сейчас она крайне ухудшилась. Надо думать, что делать дальше. Понятно, что Россия на данный момент не может быть великой державой в том смысле, который в это понятие вкладывали ранее. Возникает большой вопрос и о ее роли в качестве региональной сверхдержавы после известных событий в Украине и Грузии. Соответственно, необходимо переосмысление.

Вопрос: Один российский политолог утверждает, что американские специалисты по России практически не используют в своих работах российские академические источники. Это, в свою очередь, приводит к необъективным выводам…

Лукьянов: Безусловно, отчасти это правда. И это касается не только Америки, но и всех стран мира. Качество экспертизы далеко неоднородно. Условно говоря, из ста аналитических центров в деле разбираются двадцать. И это нормально, потому что существует некая среда, в которой все варится и уже из нее концентрируется нечто, «сухой остаток». Вот этот самый «сухой остаток» — профессионально состоятелен. В США есть тенденция к тому, чтобы смотреть на весь мир сквозь свою призму и не стараться различать национальные особенности. Это касается не только России, но и других стран.

Я недавно поймал себя на мысли, что все ключевые игроки международной политики постоянно говорят о том, что их никто правильно не понимает. Американцы совершенно искренне верят, что в Европе живут какие-то странные люди, не понимающие как важно то, что делает президент Буш, который расширяет демократию на Ближнем Востоке, борется с иранской ядерной программой и т. д. В Евросоюзе не понимают, как могут в Америке не понимать пагубности курса Вашингтона по многим направлениям и как в России могут не понимать, что Евросоюз не занимается геополитическими играми на постсоветском пространстве, а просто способствует укреплению и расширению демократии. В России не понимают, как США могут не понимать, что действия президента Путина очень важны для укрепления страны, для борьбы с международным терроризмом и пр. Я уж не беру Китай, который вообще никто не понимает — на него все рукой махнули, что Китай, похоже, устраивает. Получается, что взаимопонимания нет, несмотря на окончание «холодной войны» и на бурное развитие многосторонних связей.

То есть, по-прежнему, разные части мира живут в разных мирах и даже в разных временных периодах. Евросоюз — продвинутый, руководствуется исключительно гуманитарными ценностями. Это ведь поистине революционное событие, когда страны, еще недавно бывшие империями, отказываются от национального суверенитета. Пять лет назад я не мог представить, что французы откажутся от франка, а немцы — от марки! Евросоюз живет в каком-то мире будущего, в котором все хорошо. США живут в мире реальном, где очень важную роль играет военная сила, идеология, экономика, технологии и т. д. А Россия, к сожалению, живет в частично вчерашнем мире, руководствуясь концепциями полярности, многополярности, биполярности, бесполярности… Она считает, что ее все окружают, что она находится в кольце врагов и т. д. Вопрос не в том, что хорошо это или плохо. Проблема в том, что неадекватные оценки ситуации приводят к принятию неадекватных политических решений.

Вопрос: Внешней политикой в России занимаются юристы, экономисты, журналисты, чиновники, политтехнологи… Откуда приходят люди в сферу политического анализа в России? Кто готовит кадры?

Лукьянов: Политикой и анализом занимаются все подряд. Профессионалов мало. Со времен перестройки принято критиковать Министерство Иностранных Дел, которое не успевает, которое косное и т. д. Но, как бы то ни было, там работает много профессионалов. Люди занимаются отдельными странами, они их знают и досконально чувствуют нюансы. Но мы видим, что многими сферами внешней политики занимается отнюдь не МИД, а, например, Администрация Президента. Украина — показательный пример. Это важнейшее для России направление: а кто им занимался? Мы знаем, что занимались политтехнологи и получилось то, что получилось.

Откуда берутся эти люди? Остаются, безусловно, институты типа МГИМО — это «кузница» кадров нашей внешнеполитической элиты. МГИМО успешно развивается. В мрачном состоянии пребывает академическая наука — институты, существовавшие с советских времен, давно перестали выполнять предназначенные для них функции. Конечно, исходя из мировой реальности, стоило бы посмотреть, какие институты нужны, а какие нет. В СССР действовали Институты Африки, Латинской Америки, США и Канады… Но в России нет государственного академического института, который бы изучал постсоветские страны. Это странно. Есть всего лишь один небольшой частный институт. В рамках реформы структуры Академии Наук возможно что-то изменится, но если честно, большой надежды нет.

Проблема еще и в том, что многие люди, которые едут учиться за границу, не возвращаются на родину, потому что не видят для себя перспектив на государственной службе. Работать дипломатом в России достаточно престижно, но финансово невыгодно. Стимулов для того, чтобы привлекать молодых образованных дипломатов не так много, а следовательно — чего ожидать от внешней политики?

Вопрос: Что происходит в странах бывшего СССР, у которых не было своего МГИМО?

Лукьянов: В Киеве не было МГИМО, но там был факультет Института международных отношений и в этом плане Украина — вполне развитая страна. Что касается остальных, то в некоторых странах баланс смещается в сторону людей, которые получили образование на Западе. К сожалению для России, это объективный процесс, потому что Россия целенаправленно не занималась привлечением молодых представителей будущей элиты из этих стран.

Европейские и американские институты предоставляют стипендии, выделяют гранты — особенно в Европе это развито. Из Украины, Молдавии, Казахстана люди едут учиться, и многие из них впоследствии возвращаются домой. Кажется, в Казахстане даже есть особое условие для отъезжающих на учебу — вернуться и поработать на благо родины. Я боюсь, что пройдет еще лет десять, и чиновники, скажем, Грузии по-русски говорить не будут. Я уже сталкивался с молодыми грузинскими дипломатами, которым было легче говорить по-английски, чем по-русски. С этого и начинается переориентация внешней политики.

Вопрос: Как сложится ситуация через 10−15 лет?

Лукьянов: Я не мастер прогнозировать, но в случае с Россией ситуация очевидна — все будет зависеть исключительно от ее внутреннего развития. Потому что крупнейшие, как модно говорить, вызовы России исходят не извне, а изнутри. Такой вызов, как демографические проблемы и депопуляция, будет оказывать грандиозное воздействие на роль России в мире. Если ничего не будет предприниматься, то через 10−15 лет вопрос о контроле России над Дальним Востоком встанет острейшим образом. Не потому, что там начнется экспансия китайцев, а потому что обнаружится огромная малонаселенная территория, которую не известно как контролировать.

С другой стороны России мы видим проблему Калининграда — чем дальше, тем больше понятно, что Калининград «уплывает». И дело не в амбициях Германии. Просто, когда небольшая территория становится анклавом внутри чужеродной и быстро развивающейся среды, то удержать ее сложно. Если ничего не будет сделано кардинально, то через 10 лет местное население скажет: «России мы не нужны! Давайте что-то делать сами».

Ситуация на Кавказе очень сложная. Чечня «выплескивается» во все стороны, мы видим нарастающее количество инцидентов в соседних республиках. Сам президент Путин открытым текстом сказал после Беслана, что существует угроза территориальной целостности России. В любом случае, России надо решать свои внутренние проблемы, потому что без этого никакой роли в международной политике она играть не будет.