Русская линия | 12.03.2005 |
— Это, что телефон такой у вас отец Александр? — интересуется батюшка, указывая на портативный диктофон с краю стола.
— Нет, батюшка, это магнитофон. Он записывает нашу беседу, а потом мы ее напечатаем в епархиальной газете.
— Вы уж меня там, пожалуйста, сильно не расписывайте…
Я оставил нашу беседу, как она есть, почти ничего не меняя и не редактируя, сохраняя по-возможности, все милые особенности простоватой речи отца Николая.
— Отец Николай, сколько Вы здесь, в Алексине?
— Здесь будет, так, значит, в 2001 было сорок… - Сорок четвертый год… Первый храм у меня был на моей родине, село Павловка Любимского района. Я там намеревался служить. Все уделал. Им, власти, это было не по губе, во время гонения Хрущева, в 60-м году…
— Вы, с какого года?
— С тридцатого.
— А рукоположены в каком году?
— В пятьдесят седьмом. Двадцать седьмой мне год был… И сразу в Любимский район на свою родину. Три годика там послужили. Напала власть на меня тогда, что храм стоял в прекрасном состоянии, а им не по мысли. Там дорога, а тогда приехал секретарь райкома, — колхоз плохой был, — приехал секретарь райкома и говорит, «почему у вашего попа все в порядке, а у вас ни одна ферма не готова к зимовке?» И сразу на меня значит, начали щели искать… Написали на меня сначала в район, из района, Мария Ивановна Сигова была секретарь, уполномоченному, Абарыков Алексей Васильевич был…
— Помните еще?
— А как же, регистрацию я получал у него на три прихода.
— И куда Вас с Любима перебросили?
— В Смоленское, под Ярославлем, от моста железнодорожного, поселок Смоленское… Я вторым священником был с отцом Прокопием Новиковым. Мы служили двое, он настоятелем, я вторым. Потом, когда тут отец Василий отказался, и вот меня значит сюда…
— А чего он отказался?
— Ну, он ушел как по старости… Да не так по возрасту, как он побоялся, что обратно гонения начинаются… А он первое гонение ушел с поста пастыря, еще до войны. Первый раз он служил в Михалеве здесь, ушел в счетоводы. Счетоводом поработал, потом опять в Филипповском служил, восстановился. А в Филипповском послужил, обратно отказался. В деревне Плечеве жил, был и пожарником, и, последнее время, был сторожем на скотном. А потом тут, когда после войны ослаба вышла, в 46−47 год, он снова значит вышел на сцену.
Так он ничего был, только что вишь… трусоват, да… А потом когда он уходил, еще крепкий был, тут тоже начиналось гонение при Хрущеве. Я говорю, — «что отец Василий, вы бы еще могли послужить?
— Кто теперь служит, видишь ли, дескать, опять начинается"…
— А Вы как пережили эти гонения?
— Хотели у нас храм закрыть. Здесь была школа восьмилетняя. Директор школы вопияла день и ночь, что мешает церковь школе, работе клуба, и значит, этих всех депутатов мутила она. Мне один депутат, такой хороший был мужик, говорит: «один разговор, только церковь закрыть"… Приезжала два раза секретарь райисполкома, тогда в ведении райисполкома была церковь. Ну, если бы она была негодна, может быть нас и закрыли, но она была женщина хорошая, порядочная. Потом меня вызывают на беседу к уполномоченному, в Ярославль. Уже Абарыков ушел за штат, после него был Виктор Алексеевич Вагин. Я пришел тогда, ну, конечно, не без робости поехал. — К ним, как все равно на мытарства идешь… Пришел.
Он:
— Соков?
— Да.
— Я, говорит, на днях был в Переславле, вот некоторые товарищи, они говорят, что вы, дескать, хотите отказаться, но сомневаетесь, как не будет вам работы.
А я прямо сказал:
— Виктор Алексеевич, я никаких товарищей не видел, не с кем я беседы не имел, и отказываться я не думаю.
Он значит так, карандашом стукает по столу. Помолчал, помолчал, только потом говорит:
— Ну, раз у вас для этого почва не созрела, у меня к вам вопросов нет.
Я говорю:
— Большое вам спасибо Виктор Алексеевич, я говорю, извините, что Вас потревожил…
А тут потом Хрущева этого прогнали, значит, кончилось, началась эра Брежнева, тут уже стало легче… А и здешние приезжали, тоже, мол, откажись, мы машину дадим мол, будешь шофером работать. Директор приезжал, что мы вам квартиру дадим…
— Не было горько, что вокруг все давят?
— Нет, твердый был. Да общественность была здесь еще хорошая. Народу было много, поддерживал… Староста была верующая, Мария Димитриевна, старая девица. Правда, первого старосту мне пришлось снять. Воровал, пьяница был. Я тогда сказал, — «Ребята! — были все тогда в церковном совете мужики такие не глупые, — мне придется уходить, не дело это, тащит, я говорю"… И они тогда взялись его ловить, за руку поймали его, и значит, он ушел.
После Марии Дмитриевны, вот Еликонида была…
— А Еликонида, что за бабка была? Расскажите.
— Ну, она хорошая была. Человек был верующий, честный кристально, работящий, я с ней жил вот считайте, лет сорок почти. Она и мне помогала, и певчим…
— Не притесняла Вас, или матушку?
— Нет, нет… (Здесь матушка Нина вставляет слово, — «Нет, мы дружно жили»). Батюшка продолжает: нет, мы жили дружно… - Другой раз она вспылит, и сразу прощения просит… Хорошая была, я ее уважал, жили мы с ней просто хорошо.
— К кому-то из старцев ездили, с кем-то встречались?
— А к старцам я все в Троице-Сергиеву Лавру ездил. Отец был Кирилл Павлов, вот его я любил… Старцы помогали, быть твердым велели, не отступать от своих идеалов, значит…
— Жалобы писали на Вас?
— Нет, нет… здесь, что храм существует, никто не жаловался ни на кого.
— А всякими поборами в Фонд Мира и прочими вещами мучили?
— Да, и пугали бывало… дескать, если не будете платить, то не разрешим в церкви покрасить, или отремонтировать. Раньше, чтобы крышу покрасить, надо взять разрешение… Обязательно надо съездить, а если поглядят, — не плотишь, — то скажут: «нет, дорогой, надо сначала поплатиться"…
— Хватало средств?
— Не хватало, все равно отчисляли…
— Батюшка, а как с людьми беседовали, какая проповедь была?
— Проповедь говорили на прочтенное Евангелие, так… или на апостольское чтение, на тему праздников… Я это и сегодня говорю так, на это дело. Например, о Втором Славном Пришествии Христове было сказано в минувшее воскресенье. В субботу значит, от чего суббота, — «Суббота от чего, я вот говорю, поминается Славное Второе Пришествие, на которое предстанут вместе живые и умершие, поэтому Святая Церковь и поминает, чтобы Милосердный и Праведный Судья сподобил бы их деснаго стояния"…
— Батюшка, не было чувства, что Вы, священник, чужой среди людей?
— Нет, я всегда заодно с ними. Все было из единодушья.
— А какой должен быть на Ваш взгляд священник служащий на селе?
— Конечно, должен быть хорошим, трезвым самое главное, любящим свое дело, свою службу, — вот самое главное и основное.
— Вот, скажем, поставили Вас перед будущими священниками, где-нибудь в семинарии, и какое бы слово Вы им сказали?
— Да, я бы что сказал, я бы сказал: «Уважаемые, дорогие пастыри, пасите верно стадо Христово и готовьте дать ответ Праведному Судии», как сказал Святитель Филипп, когда его изгнали уже, из сана низринули, он так сказал последнее слово батюшкам…
— Вы думаете о том, что скажете Господу, Праведному Судие?
— Ну, я думаю, что Господь уж не без милости, на Его милость только и надеюсь, что Господь и наше переживание учтет всё…
— Как Вы считаете, трудно Вам было все эти годы? Трудная была жизнь священника?
— Да, трудно было другой раз, очень даже…
— А чем спасались?
— Да так вот, на службе спасался… Все забываешь, служишь, утешение получаешь, продолжаешь и дальше…
— Любите служить?
— Люблю! И вот сейчас бы охота на посту послужить Преждеосвященные Литургии, — не с кем! Вот прошлый год, только две Преждеосвященные отслужил, а раньше при Еликониде, Царствие ей Небесное, я служил все. Грустно… Я очень скорбею, что сейчас все так запустело везде… Цветущие деревни превратились в бурьян… Еще и за мою жизнь здесь деревень сколько было, а сейчас один бурьян… Очень грустно. Есть намерение заплакать, но ничего не сделаешь…
Беседовал священник Александр Шантаев
http://rusk.ru/st.php?idar=6668
|