 |
| Новый Петербургъ | Игорь Фроянов | 11.03.2005 |
Ныне становится ясно, что Перестройка есть явление не только отечественной, но и мировой истории, что она есть (и это особенно важно отметить) феномен мировой политики в сфере решения задачи построения нового мирового порядка, т. е. создания глобальной всемирной системы, где нет ни национальных государств, ни государственных границ, где человечество представляет собою, по выражению Ф.М.Достоевского, «едино стадо», управляемое «мировым правительством».
История построения нового мирового порядка насчитывает, по меньшей мере, два столетия и уходит к временам Великой Французской революции. Именно тогда революционеры, в подавляющем большинстве члены масонских организаций, отрясая со своих ног прах «старого мира», провозгласили цель создания всемирной республики и единой Европы как ступени к этой глобальной республике. Мощным инструментом созидания нового мирового устройства должны были послужить революции в различных странах, причем все равно какие революции, будь то буржуазно-олигархические, буржуазно-демократические или даже социалистические. Ибо главное заключалось в том, что данные революции, хотя и разными путями, но вели к единой цели — мировому государству.
Однако Российская Империя с ее необозримой территорией, самобытной культурой и религией, общественным и политическим строем стала непреодолимой преградой перед архитекторами «мировой державы, охватывающей все человечество». Отсюда понятно их желание уничтожить Россию, расчленив ее на отдельные государства.
Идея расчленения России зрела, как и следовало ожидать, в масонских кругах Западной Европы. Еще в начале 1904 г. в масонском журнале «Акация», издаваемом в Париже, появилась статья Лимузена, брата довольно высокого градуса, «Вопрос об Эльзас-Лотарингии. Германия, Франция, Россия и масонство», где говорилось: «Подлинная политика Западной Европы должна бы состоять в расчленении этого колосса (России. — Авт.), пока он не стал слишком опасным. Следовало бы использовать возможную революцию для восстановления Польши в качестве защитного вала Европы, а остальную часть России разделить на три или четыре государства». Революция 1905−1907 гг., как известно, провалилась, и сентенции Лимузена не удалось осуществить на практике. И все же план уничтожения России через революцию, инициируемую со стороны, не покидал наших недругов.
Вскоре с этим планом выступил известный Парвус (Израиль Лазаревич Гельфанд) — масон, революционер и международный авантюрист. Будучи в Турции, Парвус 8 января 1915 г. посетил германского посла в Константинополе фон Вагенхейма и сделал следующее заявление: «Российская демократия может достигнуть своей цели только через окончательное свержение царизма и расчленение России на мелкие государства. С другой стороны, Германия не будет иметь полного успеха, если не удастся вызвать в России большую революцию. Но русская опасность не исчезнет и после войны до тех пор, пока Российское государство не будет расчленено на отдельные части. Интересы германского правительства и интересы русских революционеров, таким образом, идентичны».
Германское правительство заинтересовалось планом Парвуса, пригласив его в Берлин для беседы, куда он и прибыл 6 марта 1915 г. Парвус привез с собой пространный меморандум с характерным названием «Подготовка политической массовой забастовки в России». Там содержались подробные рекомендации, как вызвать беспорядки в России, подготовить революцию, чтобы свергнуть самодержавие и образовать временное революционное правительство.
Можно, конечно, сказать: Лимузен и Парвус — частные лица, за которыми в лучшем случае стояли братские ложи, а отнюдь не европейские государства. Но в том-то и дело, что наблюдается удивительное сходство между масонскими планами и политикой западных правительств. Приведенный пример с Германией весьма показателен. Но Германия тут не одинока. Взять Англию, так называемую союзницу России. Участвуя в Первой мировой войне на стороне России, она, как показано исследователями, вынашивала план расчленения нашей страны на ряд мелких государств (Эстония, Латвия, Финляндия, Грузия, Азербайджан и др.) с последующим подчинением их своему экономическому и политическому влиянию. Осуществление этого плана превращало Российскую Империю в государство времен поздней Московии второй половины XVII века. Еще более радикально хотели поступить с Россией правители Америки, отторгнув от нее не только Прибалтику, Белоруссию, Украину, Кавказ, Среднюю Азию, но и всю Сибирь с Дальним Востоком. А это погружало Россию во времена ранней Московии конца XV века.
Франция также не стояла в стороне от планов расчленения России. В декабре 1917 г. в Париже состоялась англо-французская конференция. Чтобы уяснить ее уровень, достаточно сказать об участии в ней премьер-министра Франции Ж.Клемансо. На конференции было подписано тайное соглашение, определявшее, помимо прочего, зоны влияния английского и французского правительств в России. К английской зоне относились казачьи области, кавказские территории, Армения и Грузия, Курдистан, а к французской — Бессарабия, Украина и Крым. Речь шла, собственно, о расчленении России.
Весьма характерен и Версальский мирный договор 1919 г., определявший послевоенное будущее Европы и мира. В этом будущем, как явствует из «мирного договора», исторической России не было места. Договор содержит Отдел XIV, названный с циничной откровенностью: «Россия и русские государства». Ст. 116 данного Отдела гласит: «Германия признает и обязуется уважать, как постоянную и неотчудимую (так в документе. — Авт.), независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 года…». Следовательно, хозяева западного мира приговорили Россию к расчленению и нисколько не сомневались в своей способности раздробить ее на независимые государства. В качестве одного из вариантов допускалась возможность образования подобных государств на всей территории «бывшей Российской империи». Запад, стало быть, намеревался покончить с Россией, стереть ее не только с политической, но и физической карты.
В соответствии с планами Запада действовало Временное правительство, взявшее курс на расчленение исторической России, что явствует из поздних признаний А.Ф. Керенского. На слова бравшего интервью у Керенского французского журналиста Р. Лютенью о том, что Временное правительство провозгласило автономию Финляндии, тот ответил: «Нет! Мы восстановили независимость Финляндии… Одновременно мы провозгласили и независимость Польши. Начал разрабатываться режим предоставления независимости для прибалтийских стран, для Украины… На Кавказе, в Туркменистане мы стали приглашать представителей местного населения для управления страной». Усилия Временного правительства, как видим, вдохновлялись политикой раздробления Российской Империи на самостоятельные мини-государства. Удержись оно у власти, — с исторической Россией было бы покончено не в исходе, а в начале XX века. Не понадобились бы тогда «мировому правительству» горбачевы, ельцины, кравчуки, шушкевичи и прочие политические негоцианты.
История, как часто бывает, распорядилась иначе. Октябрьская революция смела Временное правительство. Власть взяли большевики, являвшиеся принципиальными противниками децентрализации и распада России на отдельные независимые государства. За каких-то четыре года они восстановили в значительной мере территориальное единство и целостность России. Столь короткий срок, затраченный на возвращение утраченных страной территорий, свидетельствовал не только об умении новой власти решать масштабные проблемы, но и об искусственности самого территориального разделения исторической России, которая геополитически представляла собой органическое целое.
Следует заметить, что большевики возвращали отколотые от России территории отнюдь не из-за любви к ней. Опьяненные идеей мировой революции, они полагали, что России суждено стать неким подобием локомотива, который потянет за собой в эту революцию другие европейские государства, что ей предназначено быть вязанкой хвороста для возгорания мирового революционного пожара. Но исполнить подобную миссию могла лишь огромная по территории и населению страна. Вот в чем секрет восстановления большевиками границ Российской Империи.
Перспектива жертвенного заклания России на алтаре мировой революции сохранялась вплоть до победы Иосифа Сталина над певцом перманентной революции Львом Троцким и выдвижения Сталиным плана построения социализма в одной стране. Благодаря этому плану, который можно рассматривать как национализацию Октябрьской Социалистической революции, Советская Россия сосредоточилась в себе, повернувшись лицом к национальной истории и совершила за считанные годы гигантский скачок в своем экономическом и культурном развитии, что обеспечило ей победу в самой жестокой и кровопролитной из войн, известных ранее роду человеческому. И.В. Сталин воспользовался всеми выгодами и преимуществами этой победы, вернув России (СССР) утраченные ею ранее территории: Прибалтику, Западную Белоруссию, Западную Украину, Бессарабию и другие земли. Он осуществил (и это особенно важно подчеркнуть) то, о чем давно мечтали многие поколения русских интеллектуалов-почвенников, в частности Н.Я. Данилевский: Сталин создал в своеобразной форме содружества социалистических стран, нечто подобное «Всеславянскому союзу», что явилось колоссальным историческим успехом России, геополитическое положение которой улучшилось так, как никогда раньше за всю ее историю. С возникновением этого союза, с ликвидацией монополии США на атомную бомбу и оснащением Советской армии ядерным оружием (здесь тоже велика заслуга И.В. Сталина) Советская Россия стала несокрушимой державой, фактором мира и стабильности на нашей планете. Чем ответили на это западные правители? Они быстро сколотили НАТО и начали изнурительную холодную войну против Советского Союза, не жалея ни сил, ни средств.
Важнейшей частью холодной войны была разработка тайных операций, преследующих цель «обволакивания» высшей власти в СССР с последующим ее «перерождением». Внешне это находило выражение в сосредоточении вокруг советских руководителей специально подобранных групп консультантов, советников и помощников, исповедовавших в душе социал-демократические ценности западного типа, а на людях клявшихся в верности коммунистической идеологии. То были «диссиденты в системе» (Е.М. Примаков), олицетворявшие «оазисы творческой мысли» (Г.А. Арбатов). Многие из них вскоре заняли ответственные посты в аппарате ЦК КПСС, особенно в международном отделе и в отделе соцстран Центрального Комитета партии, а потом активно включились в Перестройку. Питомниками «внутрисистемных диссидентов» являлись такие учреждения, как редакция журнала «Проблемы мира и социализма» во главе с шеф-редактором Румянцевым в Праге, Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР и отпочковавшийся от него впоследствии Институт США и Канады АН СССР.
Эта «диссидентская свита» делала из руководителей партии и правительства своих «королей». Разумеется, подобное едва ли могло случиться, если бы у «диссидентов в системе» не было сильных покровителей. Как известно, к их числу относились О.В. Куусинен, Ю.В. Андропов и… Л.И. Брежнев. Нет сомнений, что два первых деятеля прекрасно знали, чем дышат их подопечные. Знал ли об этом Брежнев — вот в чем вопрос. Есть основания предполагать, что догадывался. «Мои социал-демократы», — благодушно говорил он, имея в виду Н.Н. Иноземцева, Г. А. Арбатова, А.Е. Бовина и пр. Стало быть, «борьба за душу Л.И. Брежнева» (Г.А. Арбатов) принесла желаемые плоды: генсек потерял способность различать, где свои, а где чужие, т. е. утратил, как сказали бы традиционалисты, классовое чутье. Произошло это вследствие отсутствия у него должной теоретической подготовки. Брежнев понимал свою теоретическую слабость. Г. А. Арбатов вспоминает, как однажды генсек, обнаружив в своей речи, написанной помощниками, цитату из Маркса, шутливо, но искренне сказал им: «Кто поверит, что Леня Брежнев читал Маркса?». Другое дело Куусинен и Андропов, теоретически вполне, так сказать, подкованные. Их расположенность к западноевропейской социал-демократии, возникшая, судя по всему, не без влияния извне, оказала существенное воздействие на смену вех в высшем эшелоне власти.
Теоретическая слепота и ограниченность политического мышления помешали Брежневу разглядеть подлинное лицо Андропова. И Юра, как любовно Брежнев называл Андропова, стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Из-за тяжелой болезни Андропов, в сущности, не смог ничего сделать. Но он сумел подготовить себе на смену Горбачева, собрать вокруг него энергичную команду, с помощью которой тот вошел в Кремль. Кто мог тогда подумать, что над Россией (СССР) занесен убийственный меч, а на кремлевском холме совьют себе гнездо измена и предательство?
Напротив, все были рады. Народу импонировал молодой и энергичный вождь, способный складно говорить без бумажки, мечтающий о социализме «с человеческим лицом», рассуждающий о загадочном «новом мышлении», завораживающий людей «общечеловеческими ценностями» и прочими, как теперь выяснилось, благоглупостями. Но в ту пору люди были в ожидании перемен к лучшему. И это понятно. Построенное Сталиным мобилизационное общество с его монопольной государственной собственностью, номенклатурной властью и управлением исчерпало свой исторический ресурс к концу 50-х гг. XX века. В предшествующее время оно было исторически обусловлено насущной потребностью индустриализации промышленности, модернизации сельскохозяйственного производства, необходимостью продолжения культурной революции, в конечном счете, задачей обеспечения внешней безопасности страны, ее территориальной целостности и независимости. Все это требовало огромных усилий и жертв со стороны народа. И он сознательно шел на эти жертвы, мирился с ними, веря в то, что настанут, наконец, и хорошие времена. Когда многое из запланированного первыми пятилетками было достигнуто, когда свершилась победа над смертельным врагом — германским фашизмом, — показавшая всему миру несокрушимость Советской Державы, когда мощь СССР в результате изобретения ракетно-ядерного оружия стала неодолимой, а война с ним — бессмысленной и гибельной для агрессора, тогда мобилизационное общество утратило историческую целесообразность и должно было подвергнуться реформированию. Соединение трудового населения с собственностью и властью — вот в чем состоял главный вызов времени. Это предполагало трансформацию собственности государства в собственность трудовых коллективов и ассоциаций, в собственность трудящегося индивида, а также смену номенклатурной власти народной властью. Иными словами, следовало совершить переход от государственного социализма к народному социализму.
Однако номенклатурщики в лице своих «сюзеренов» Хрущева и Брежнева на это не пошли. В результате страна потеряла реальную перспективу развития и вошла в стадию «застоя», или вяло текущего кризиса. Тем не менее СССР обладал еще запасом прочности и мог бы простоять сравнительно долго, если бы не горбачевская Перестройка. Кстати сказать, и сам кризис не являлся чем-то «летальным» для существующего строя, будучи, по верному наблюдению А.А. Зиновьева, закономерным явлением, подобно кризисам в условиях капитализма. Выход из «коммунистического кризиса» возможен, но только с помощью средств, присущих коммунистической системе. Горбачев располагал достаточными средствами, чтобы вывести СССР из кризиса и реформировать советское общество на путях его обновления и совершенствования. Но у него был другой замысел, преследующий цель капитализации экономики страны, ликвидации общественно-политического строя, сложившегося в СССР, а также расчленения Советского Союза (исторической России) на отдельные государства, к чему так упорно стремился Запад на протяжении последнего XX столетия. Перестройка являлась тем орудием, посредством которого осуществлялись эти черные дела.
Нередко говорят, будто Горбачев, проводя Перестройку, не имел какой-либо осмысленной концепции или продуманного плана, но действовал вслепую, наугад, методом проб и ошибок, провалив в итоге благое дело. Такого рода рассуждения исходят из принимаемой на веру идеи о благих побуждениях Горбачева, стремившегося реформировать существующую систему, обновить и усовершенствовать ее, вдохнуть в нее новую жизнь. Однако не следует идеализировать «прораба» Перестройки, ибо он пришел, чтобы разрушать, а не созидать. Если под этим углом зрения смотреть на дела Горбачева, то все содеянное им выстраивается в определенный порядок и приобретает обдуманную последовательность.
Готовя Перестройку, Горбачев должен был, конечно, подумать о кадрах, способных проводить его политику. Ближайшей задачей для него стала перетряска кадрового состава номенклатурных работников, подбор и расстановка на ответственные места доверенных лиц. Примером для подражания здесь ему служил Андропов, который ввел в высшее руководство страны новых людей, произвел значительную замену секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов. Горбачев старательно проводил ту же линию. К началу 1987 г. ему удалось сменить 70% членов Политбюро, 60% секретарей областных партийных организаций, 40% членов ЦК КПСС. Что касается Центрального Комитета, то Горбачев произвел в нем прямо-таки фантастическую чистку, отправив в апреле 1989 г. на пенсию 110 членов ЦК КПСС, т. е. более трети состава этого высшего партийного органа. Генсек произвел перетряску и Совета Министров: из 115 членов правительства, назначенных до 1985 г., через три года осталось только 22, а в 1989 г. — 10. Кадровая метла, которой так лихо размахивал кремлевский дворник, навела страх на тех, кто не одобрял политику Перестройки, и боязнь лишиться номенклатурной кормушки сомкнула их уста. Так, «перебор людишек», по терминологии наших предков, позволил Горбачеву беспрепятственно вести свою разрушительную работу.
Перестройка началась с декларированного 23 апреля 1985 г. Пленумом ЦК КПСС курса на «ускорение» социально-экономического развития страны. Провозглашенный курс не имел точно выверенных расчетов и должного финансового обеспечения, а потому заранее был обречен на провал. В этой связи следует напомнить, что курс на «ускорение» предусматривал опережающее (в 1,7 раза) развитие машиностроения по отношению ко всей промышленности. Причем, однако, забывалось, что для решения данной задачи необходимо было вдвое быстрее машиностроения развивать производство оборудования для самого машиностроения, справиться с чем советская экономика тогда явно не могла. Следовательно, объявленный курс имел не столько экономический, сколько общественно-психологический смысл, создающий обманчивое ощущение движения, или имитацию социальной динамики.
Общества, находящиеся в состоянии ожидания перемен к лучшему, легко поддаются подобным иллюзиям и на некоторый срок теряют способность реальной оценки происходящего. Требуется какое-то время для общественного прозрения. А пока с людьми, пребывающими в одурманенном состоянии, можно творить все, что угодно.
Провозгласив курс на «ускорение» экономического и социального развития в рамках существующего строя, Горбачев одновременно включил механизм распада этого строя. Речь идет об антиалкогольной кампании, начатой в мае 1985 г. под благовидным предлогом борьбы с пьянством. В действительности же антиалкогольная кампания обернулась укреплением теневой экономики и обогащением криминальных элементов, которые в ближайшей перспективе должны были послужить Горбачеву в качестве социальной опоры капиталистической реформации.
Антиалкогольная кампания, помимо усиления теневиков и криминальных групп, имела еще и политический эффект, дестабилизирующий власть. Вызвав массовое недовольство, направленное против партийных и советских чиновников, эта кампания, будучи специально подтянута к моменту выборов народных депутатов СССР (весна 1989 г.), пробила брешь во власть демократам. Именно так оценил политические последствия антиалкогольной кампании А.А. Собчак, один из наиболее ярых демократов, который, характеризуя народную реакцию на развернутую государством борьбу с пьянством, не без удовольствия говорил: «В стране растет недовольство. Пока еще не режимом, но уже точно — властями. Через три года эти люди проголосуют против коммунистических чиновников на выборах народных депутатов СССР».
Объективный анализ первых начинаний Горбачева, относящихся к «ускорению» и антиалкогольной борьбе, убеждает в том, что их тщательно замаскированной целью являлось разрушение существующей системы — с одной стороны, и усиление теневого капитала — с другой. Иными словами, был намечен стратегический курс на буржуазную реставрацию.
Последующие шаги Горбачева делали этот курс все более очевидным. В экономической сфере наиболее показательными в данном отношении стали госприемка, перевод государственных предприятий на хозрасчет и создание кооперативов.
Госприемка произведенной на заводах и фабриках продукции, введенная с февраля 1987 г. в масштабах всей страны, должна была якобы повысить качество выпускаемых изделий. Но на практике (и это легко было предвидеть) госприемка привела к скоплению на складах колоссального количества забракованной, не дошедшей до потребителя продукции, исчисляемой порою 80−90%. В результате из-за отсутствия комплектующих изделий останавливались целые смежные производства. Экономике страны был нанесен огромный, причем сознательный урон.
Спешное формирование корпуса независимых директоров на основе перевода предприятий на полный хозяйственный расчет обнажает тайный замысел «архитекторов» и «прорабов» Перестройки, стремившихся укрепить социальную опору буржуазного переустройства советского общества посредством создания достаточно мощного социального слоя людей, заинтересованных в приватизации, а значит, и в упразднении режима. Именно «красные менеджеры», или советские директора, стали главными агентами приватизации и разрушителями снизу партийно-государственных институтов.
Аналогичная роль отводилась кооператорам. Закон о кооперации, принятый на сессии Верховного Совета СССР в мае 1988 г., породил множество кооперативов, ставших очагами первоначального накопления, школой частнособственнического хозяйствования и мелкобуржуазной морали, разъедавших жизненную ткань советского общества. Вовсе не случайно то, что Горбачев дал ход кооперативному движению после нескольких лет «борьбы» с пьянством. Создание кооперативов позволило приступить к отмыванию «грязных денег», масса которых заметно увеличилась в годы антиалкогольной кампании. Едва ли стоит сомневаться в том, что творцы Перестройки это хорошо понимали. Кооперативы, следовательно, вводились и для того, чтобы стать каналом легализации капиталов теневого и криминального свойства.
Итак, начав свои «реформы» с «преобразований» в области социально-экономической, Горбачев к 1987−1988 гг. сделал здесь максимум возможного: расшатал и подорвал экономику страны, вызвал острый товарный дефицит, создал благоприятные условия для роста теневого бизнеса и мафиозных структур, помог отмыть огромные суммы «грязных денег», укрепил индивидуальный сектор, «подкормил» частную собственность и сформировал многочисленную группу потенциальных «приватизаторов». Он, таким образом, успешно завершил первый подготовительный этап, связанный с усилением базисных структур, необходимых для проведения последующих мер по переводу экономики СССР на капиталистический путь развития. Продвигаться дальше в этом направлении было не только затруднительно, но и небезопасно, поскольку оставались действующими старая политическая система и коммунистическая идеология, стоящие на страже советского строя. Вот почему Горбачев переключается в своей разрушительной работе на идеологическую и политическую сферы. События показали, что здесь он ставил перед собой и своими «подельниками» (удачный термин А.Н.Яковлева) следующие задачи: ослабление государственной власти, уничтожение партии (в худшем случае ее перерождение в социал-демократическую партию) и Советов, поношение армии и КГБ с целью отбить охоту у военных и чекистов участвовать в политике, разжигание межнациональной розни, а также противопоставление и взаимное отталкивание Центра и союзных республик с последующим распадом СССР, обработка общественного сознания с целью вытравливания из него не только коммунистической идеологии, но и национального самосознания. Парадокс заключался в том, что осуществить все это планировалось, используя партию. «У нас был единственный путь — подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии. Мы сделали свое дело», — однажды заявил окающий «прораб» Перестройки Александр Яковлев, выдав секрет политической кухни «героев» борьбы с собственной страной. Перед нами один из примеров, свидетельствующих о том, что разработанный на Западе принцип «взорвать Россию (СССР) изнутри» нашел ретивых исполнителей в верхнем эшелоне власти самой России.
Начало крушению в СССР коммунистической идеологии и политической системы положила XIX Всесоюзная конференция КПСС (28 июня — 1 июля 1988 г.). Эта конференция — позорнейшее событие в истории КПСС. Она продемонстрировала полное безволие партии, ставшей ширмой для «граждан мира», засевших в Кремле и на Старой площади. Из всех принятых конференцией резолюций самыми роковыми для КПСС были резолюция «О демократизации советского общества и реформе политической системы» и резолюция «О гласности». Не случайно подготовку проектов этих резолюций взяли в свои руки Горбачев и Яковлев, возглавив соответствующие комиссии. Но составленные ими документы, касаясь формально в первую очередь партии, имели отнюдь не только внутрипартийное значение. Они затрагивали общество в целом, диктуя ему и идеологические и политические принципы жизни, опрокидывающие установившийся порядок вещей. Взять, к примеру, резолюцию «О гласности».
В ней сквозь шелуху трескучих слов проглядывают ложь и лицемерие. Авторы резолюции, среди которых первой скрипкой был Александр Яковлев, утверждают, будто «обстановка гласности» первых трех лет Перестройки пробудила «мощные патриотические силы к активной целеустремленной работе на благо страны, социализма». Нельзя отрицать того, что «обстановка гласности» первых лет Перестройки развязала языки, прежде болтавшие на кухнях. Но она мобилизовала (и это очень важно подчеркнуть) не патриотические, а темные, сатанинские силы, враждебные стране и русскому народу. Именно они захватили печать, телевидение, радио, установили свою монополию на гласность и, обманув доверчивую Россию, повели ее на «Голгофу». Вот этот идеологический разбой и легализовала партийная конференция в резолюции «О гласности». Она, можно сказать, санкционировала ведущуюся против русского народа информационную войну.
Резолюция XIX партийной конференции «О демократизации советского общества и реформе политической системы» знаменовала собой сдачу партией властных функций под благовидным предлогом обеспечения «полновластия Советов народных депутатов». Демократы, управляемые «прорабами» Перестройки, выбросили лозунг «Вся власть Советам!». Но Советы им нужны были как прошлогодний снег. Лишить КПСС власти, а потом и вовсе ее ликвидировать — вот к чему они стремились, и, как оказалось, небезуспешно. Свое отношение к Советам весьма наглядно показал и Горбачев, добившись учреждения института президентства. Спрыгнув с «советской тележки» в президентское кресло и уступив место Председателя Верховного Совета СССР А.И. Лукьянову, «главный прораб» Перестройки тем самым продемонстрировал, что все заигрывания с советской властью есть обман, что советская власть обречена, хотя окончательным ликвидатором ее стал не он, а Борис Ельцин.
Горбачев подготовил почву и для ликвидации СССР как единого государства. Это была специальная многоходовая операция. Важное место отводилось в ней деформации исторического сознания русского народа, искажению его исторической памяти. Достигалось это разными способами, в том числе посредством очернительства русской истории. «Поборники» исторической «правды» вдруг обнаружили, что русский народ ленивый и консервативный, покорный и послушный властям, что историю России характеризует «тысячелетняя парадигма рабства» (А.Н. Яковлев) и демократия у нас лишь зарождается (Ю.Н. Афанасьев). Из многовековой истории России наибольшему поношению подверглась советская эпоха с ее коммунистической идеологией, породившей якобы за 70 лет «столько чудовищ, сколько старая частнособственническая цивилизация не сумела породить за три века» (А.С. Ципко). Даже великая победа советского народа в войне с фашистской Германией стала предметом разного рода вопросов и ухмылок. Эти грязные наветы и намеки, конечно же, давили на историческую память русского народа, притупляли его государственный инстинкт, что позволило творцам Перестройки, заметно ослабившим правящие функции КПСС, перевести в активную фазу развал государственности в СССР и, следовательно, распад Советского Союза.
Прежде всего, они старались надломить одну из несущих опор государства — армию. Началась широкомасштабная кампания по шельмованию и дискредитации Советской армии в глазах общественности, рассчитанная на то, чтобы парализовать ее какие-либо действия по защите политического и государственного строя в стране. Армию несколько раз «подставляли», обрушив на нее затем шквал критики, вызывавшей растерянность в армейских кругах и нежелание вмешиваться в происходящее. В результате советское государство оказалось беззащитным перед лицом внутренних врагов, осуществлявших волю врагов внешних.
С целью расшатывания устоев Советского Союза сознательно обострялись, а затем намеренно не пресекались должным образом межнациональные конфликты и противоречия (Нагорный Карабах, Сумгаит). Провоцировались столкновения с кровавым исходом в некоторых столицах союзных республик, вызывающие отторжение национальных окраин от Центра (Тбилиси, Баку, Вильнюс). В то же самое время расширялись права и властные полномочия правящих элит на местах. Создавались, таким образом, благоприятнейшие условия для работы зарубежных спецслужб, подталкивавших союзные республики к сепаратизму и выходу из СССР. Начался парад суверенитетов. Горбачев бездействовал и тем самым поощрял набиравший силу процесс гибели великой державы. Больше того, он попытался подвести юридическую основу под этот процесс, устроив опереточные посиделки в Ново-Огареве, где в спешном порядке был подготовлен новый союзный договор, конфедеративный по своей сути. Однако конфедерация для исторической России (СССР) — последний шаг на пути к ее расчленению и уничтожению.
Это продемонстрировал и сам Горбачев, предоставив в начале сентября 1991 г. независимость прибалтийским республикам в нарушение процедуры, установленной Конституцией СССР и инициированной совсем недавно не кем иным, как Горбачевым. И когда говорят, что Горбачев не причастен к развалу СССР, что во всем де виноват полупьяный Ельцин с хитрецами Кравчуком и Шушкевичем, то это — ложь, призванная оправдать главного виновника русской трагедии конца XX — начала XXI века. Ельцин шел по пути, указанному Горбачевым. Ельцин стоит по отношению к Горбачеву не в оппозиции, а в исторической преемственности. И какое бы личное отвращение они друг к другу ни испытывали — перед людьми, перед историей им придется держать ответ вместе.
