Уникальный уголок столицы

О Преображенском

Преображенское — одно из самых моих любимых мест в Москве. В далёком 1973-м году я впервые побывал здесь. В этом году, после значительного перерыва, на Пасху я вновь посетил этот неповторимый оазис. Священник местного православного Никольского храма провёл безплатную экскурсию. Затем я побывал на пасхальной вечерне у старообрядцев-безпоповцев.

Но, обо всём по порядку. Несколько десятков желающих познакомиться с Преображенским собралось у памятника первому русскому солдату Бухвостову (имеется в виду рядовой Преображенского полка, учреждённого Петром Первым). Напротив памятника через дорогу растут стены Петропавловского храма, разрушенного в 1964 году по указу Хрущёва (мимо храма проходила правительственная трасса, по которой часто ездил генсек, — вид храма его раздражал, к тому же он напоминал ему о ненавистном митрополите Николае (Ярушевиче), дерзнувшем обличать коммунистические власти за гонения на Церковь). У поклонного креста на месте храма (его разрушили под предлогом строительства станции метро, построили же станцию в несколько другом месте) я неоднократно совершал Богослужения по старому обряду. Подумалось: в надёжных руках возрождение храма. Его куратор — о. Владимир Волгин, настоятель храма на Софийской набережной — он определённо доведёт начатое дело до конца.

Первым пунктом нашей экскурсии было огромное здание благотворительной больницы Преображенского богадельного дома — так он назывался в царское время (монастыри старообрядцам открывать запрещалось). С этой больницы всё и начиналось. Вначале она была доступна для всех, не только для старообрядцев. Находившиеся в ней вносили большие вклады, благодаря чему Преображенское, как и Рогожское, кладбище, учреждённое в 70-е годы при Екатерине Великой, процветало. Кстати, до конца 19-го века на Преображенском кладбище хоронили только старообрядцев. Сейчас в этом мрачноватом строении располагается тубдиспансер. Основателем Преображенского богадельного дома был Илья Ковылин — бывший член Синодальной Церкви, принявший крещение от безпоповцев (дело было зимой, в пруду; после этого Ковылин полгода болел). Ковылин был необычным человеком. Он смог найти общий язык с власть имущими. Его друзьями были генерал-губернаторы, которым он преподносил богатые подарки и щедро угощал. На обратном пути из Петербурга, где он успел оформить учреждение богадельного дома, Ковылин простудился и вскоре умер.

Входим на территорию женской половины богадельного дома — когда-то перед входом на её территорию были колоны и даже скульптуры львов. В центре территории — Крестовоздвиженская часовня. Вокруг неё несколько корпусов, моленных, над которыми возвышаются небольшие купола с крестами. Все в хорошем состоянии, все отреставрированы, кроме одной, которая пока ещё занята полицейским учреждением. Было время, когда в этих корпусах проживало до 10 000 человек, в том числе около сотни детей (они жили в детском корпусе). Серьёзные проблемы у насельников Преображенского возникли в правление императора Николая Первого. Однажды нагрянувшая ревизия обнаружила здесь литературу с критикой императора и даже картину, где он был нарисован с рогами, хвостом и тремя шестёрками (эта картинам потом долго находилась на складе в полицейском участке). Многих обитателей богадельного дома после этой ревизии выслали в разные места. В женской и особенно мужской половине осталось совсем немного людей. В 1866 году на мужской половине богадельного дома открывается единоверческий монастырь. Ещё раньше Никольская часовня (1790 год) была передана единоверцам. Сохранилось письмо на имя императора, подписанное несколькими десятками видных купцов-безпоповцев (Гучков и др.) с просьбой о присоединении к Православной Церкви на правах единоверия. Что ими двигало? Безпоповцы говорят, что их заставили. Может быть, они хотели узаконить брачные отношения через такой переход? Как бы то ни было, часовня перешла к единоверцам, безпоповцы продолжали молиться в молельных.

Часовня имела свою звонницу. В часовню вели два хода — отдельно для мужчин и отдельно для женщин. По-видимому, внутри храма была перегородка, отделявшая мужчин от женщин. К храму был пристроен алтарь, впоследствии была выстроена колокольня (вновь звонить на ней стали только с лета прошлого года). В своё время на колокольне висел пожертвованный колокол весом в 5 тонн. Сейчас на колокольне располагается 9 колоколов, самый крупный из них весит 700 кг. Хотят приобрести трёхтонный колокол, что будет стоить около трёх миллионов рублей. Часовня стала храмом, она довольно вместительна (её строителя Ковылина обвиняли, что он построил целый собор — впору архиерею служить, а поскольку священство не признавалось, и не так много было обитателей мужской половины богадельни — отсюда смущение). Освящал храм митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) (1857 г.). Служил он при этом в старинном облачении. Сохранилась его проповедь, произнесённая после освящения.

Первыми насельниками монастыря стали перешедшие от старообрядцев-поповцев насельники белокриницкого монастыря: Онуфрий, Пафнутий и др. Все они, включая епископа, были приняты как простые иноки. Первым настоятелем обители стал приглашённый митрополитом Филаретом архимандрит Тарасий. Пробыл он здесь недолго — он был уже в солидном возрасте и посему умирать отправился в родной Нижегородский край. В это же время к Православной Церкви присоединился инок Павел. До этого он 10 лет возглавлял иноческое общежитие в Войново (Восточная Пруссия). Здесь у него было несколько десятков иноков. С детства он прилежал молитве и любил читать духовные книги, прежде всего, Священное Писание и творения св. Иоанна Златоуста. В монастыре Павла Прусского постоянно читалась молитва о даровании священства. Изучая книги, Павел пришёл к двум выводам: первый, что Православная Церковь сохранила законную иерархию; второй, что изменение обрядов не означает изменение веры. В обители была огромная библиотека. Павел прекрасно знал церковный устав. Часто приезжал он в Россию, где посещал разные старообрядческие общины. Большое впечатление на него произвела встреча с митрополитом Филаретом. Владыка поразил его своим благоговением к святыне, молитвенностью и общительностью. Уже после смерти митрополита, в феврале 1868 года, викарным епископом Дмитровским Леонидом инок Павел был присоединён к Православной Церкви. Вместе с ним присоединилась полтора десятка насельников его обители. Павел стремился присоединиться как можно скорее, т.к. был слаб здоровьем. Вскоре он был рукоположен в священный сан и стал настоятелем монастыря на Преображенке. В этом качестве он прослужил 27 лет. Шесть лет в течение всего лета разъезжал о. Павел по разным старообрядческим общинам. Синод выделял ему на эти миссионерские поездки 500 рублей в год. Миссионерские усилия о. Павла поддерживал знаменитый миссионер митрополит Иннокентий (Вениаминов). Приезжая в какую-либо старообрядческую общину, архимандрит Павел говорил: «Меня Сам Господь Иисус Христос послал к вам». Имелось в виду, что он приехал по благословению местного архиерея, который является преемником апостолов. Главное, о чём он говорил во время этих посещений — законность иерархии Российской Православной Церкви и что врата адовы не могут одолеть Церкви. Умер о. Павел в апреле 1896 года. Погребли его за левым алтарём Никольского храма. Безпоповцы утверждают, что Павел Прусский на смертном одре покаялся и вернулся к ним. Это сомнительно хотя бы потому, что к месту его захоронения они относились подчёркнуто пренебрежительно. Недавно внутри храма ближе к левому алтарю была установлена мемориальная доска, воспроизводящая надпись на могиле о. Павла: годы его жизни: январь 1821 — апрель 1896 г. г., и длинный текст о величии Таинства Тела и Крови Христовых. Пропев здесь старинным распевом пасхальный тропарь, я совершил краткую заупокойную молитву по старому чину.

После революции монастырь был закрыт. Монахов частично разогнали, а частично призвали в армию. Монастырские корпуса были заняты под общежития завода «Радио». Впрочем, Никольский храм не закрывался. Священники, служившие в нём, перешли к обновленцам. Появляется перегородка, отделившая основную часть храма с Успенским алтарём от трапезной части. Немногие единоверцы продолжали некоторое время молиться там без священников. Либо они не смогли долго продержаться, не имея священников, либо их разогнали коммунисты. Как бы то ни было, в 1930-м году эта часть храма была передана в пользование поморской общине (до этого поморцы подвизались в Токмаковом переулке до закрытия здесь их храма). Возможно, что их пустили за деньги обновленцы — такое предположение высказал наш экскурсовод. Вошли они сюда во время Великого поста. Иконы привезли из закрытого храма в Токмаковом переулке, а также из Покровско-Монинской общины.

Не исключено, что, находясь в подчинении обновленческому ВЦУ, службы в храме продолжали служить по старым книгам. В конце 30-х — в начале 40-х годов в храме даже служил обновленческий епископ (он был женатым, умер в 1942 году и похоронен на Преображенском кладбище). Никольский храм на Преображенском, наряду с храмом Воскресения в Сокольниках и храмом преподобного Пимена Великого были последними обновленческими храмами в столице. Обновленческий епископ Сергий Ларин служил в храме в годы войны молебны за победу Советской армии. В Московский Патриархат он был принят в качестве простого монаха.

Правый придел храма был устроен в тридцатых годах и посвящён Успению Богородицы вместо главного, который оказался на половине поморцев. Иконы в его иконостасе более поздние, живописные (этот диссонанс бросается в глаза). Главный алтарь превратился в подсобное помещение, где безпоповские причетники хранили книги, вешали кафтаны и сарафаны (в юности мне там довелось побывать и даже потрезвонить в колокола). Престол был сдвинут, на него клали разные вещи. Сейчас, как я услышал, на нём горит лампадка и в самом алтаре поморцы совершают крещения. Рассказывали, что однажды родственники умершего поморца по ошибке принесли покойника в православную половину храма. Когда священник открыл царские врата и стал выходить из алтаря для совершения отпевания, они, спохватившись, чуть ли не подмышки подхватили своего покойника и поспешили покинуть храм.

В Никольском храме трижды служил и проповедовал митрополит Николай (Ярушевич).

К храму с востока примыкает участок, на котором возвышается пять корпусов — не все они старинные. В последнее время перед развалом Союза в них располагалась автобаза. Рассказывали, что поморская община долго пыталась вернуть себе эти корпуса, обращались даже к казакам с этой целью. Те, добившись освобождения зданий, забрали их себе и стали сдавать в аренду. Создали свою общину, устроили в одном из корпусов часовню со звонницей, открыли даже музей памяти Ковылина и богадельню. На восточной стороне от Никольского храма были могилы. Памятники на них не сохранились. Остался только один — некой Александре Ивановне — купчихе из среды единоверцев (+ 1921 год). Рассказывали, что памятник на её могиле большевики не стали разрушать, т.к. она помогала революционерам.

Надвратный храм бывшего Преображенского монастыря в настоящее время занимает иконописная мастерская «Александрия». В глубине кладбища находится ещё одна часовня, принадлежавшая филиповцам — наиболее фанатичному согласию в безпоповстве (в 80-е годы я её ещё застал). В настоящее время она, как и находящееся рядом маленькая часовня, в которой хранится очень почитаемый крест 15-го века, принадлежит федосеевцам (рядом с ней находится могила И. Ковылина).

Без пятнадцати минут пять с колокольни раздался радостный трезвон (начался он с мелодии пасхального тропаря). Группа поморцев потянулась ко входу на свою половину храма (конечно же не по призыву православных звонарей, а просто служба у них тоже совершалась с пяти часов). Начал службу один из наставников — Василий Федотович, чуть позже подошёл другой наставник — Евфимий Севастьянович. В храме около 40 человек. Большинство из них, вслед за Василием Федотовичем, до начала общей молитвы совершили «правило за мирщение» — в него, в частности, входит 12 поясных поклонов с молитвой Исусовой — я тут же взял это на заметку для своего храма. Начали вечерню. В течение всей службы Василий Федотович совершал каждение ручной кацеей всех икон храма, а потом кадил по несколько человек сразу (при этом они поднимали руки и, складывая их крестообразно на груди, кланялись). Заканчивая каждение, он аккуратно и тактично подвинул меня, скромно стоящего в гражданской одежде у входа, от иконы св. Николы, чтобы её тоже покадить. Наблюдая за мерным течением службы, я подумал: «Хорошо у Вас, Божьи люди!» Наставники — сухонькие старчики (тут уж все уставные предписания о пище выполняются на все сто процентов), твёрдо, спокойно и с любовью направляли службу. Казалось, что их телесное начало ущемлено до предела, в чём душа держится! Но. поразило то, что при этом они очень энергичны и радостны. На пении стихер Пасхи оба крылоса, мужской и женский, сошлись на середине. Стихи перед стихерами запевали разные голоса. В основном детские.

Выходя из храма, я задумался: как же непостижим Промысел Божий! Вот уже несколько десятилетий на одной половине храма практически ежедневно совершаются Литургии, а на другой проводятся службы мирянским чином в связи с твёрдой уверенностью в том, что священство пресеклось, и Таинства упразднились (кроме крещения и исповеди). Я представил себе, какой объём святыни: просфор, артосов, св. воды и т. д. прошёл невостребованным мимо этих ревнителей старины. А они действительно ревнители! Сопровождавший меня священник высказал предположение, что своей ревностью к уставу они компенсируют отсутствие причастия. Другой сопровождавший меня прихожанин нашего храма невольно воскликнул: «Потрясающе! Священников нет, а благодать чувствуется». Вспомнил, как один из поморских наставников лет 15 назад мне говорил: «Там, за стеной — православная община, у них наставник отец Леонид, Леонид Матвеевич, с которым мы живём достаточно мирно». Вспомнил ещё, как покойный А.В. Хвальковский, общаясь с группой прихожан нашего храма, с плачем в голосе сказал: «На нас наложили проклятие, вычеркнули из духовной жизни, охотились, как за дикими зверями». У нескольких наших прихожанок увлажнились глаза, захотелось закрыть лицо руками и зарыдать, причитая: «Ну зачем мучили этих «миленьких русачков?!» Закончилась та встреча довольно мирно. Наставник Игорь Матвеевич говорил: «Зачем враждовать? Давайте не будем агитировать — к нам переходить или вы к себе будете звать наших прихожан. Давайте принимать всё хорошее друг от друга». О нынешнем Патриархе (тогда митрополите) сказал: «Он грамотный. Его речи и проповеди слушаешь с интересом. Одарённый человек». Одна из наших прихожанок сказала: «Когда у вас видишь загороженные Царские врата, то сердце обливается кровью». Безпоповцы в ответ: «Говорится, что без причастия не попадёшь в рай, но с нашими грехами, к сожалению, мы вряд ли сможем туда попасть..» В процессе общения, где-то к середине, слушая рассказы поморских наставников, их ответы на наши вопросы, и их вопросы к нам, я почувствовал острую необходимость совершить некий серьёзный шаг. И вот в конце встречи, завершая своё заключительное слово, я от себя лично и от лица нашей общины испросил у собравшихся поморцев прощение за все обиды, гонения и пролитую кровь. После этого все мы им земно поклонились. Может быть, поэтому во время последнего посещения мне было комфортнее себя чувствовать на службе у этих простых и дорогих моему сердцу русских людей.