На дружеской ноге с малороссийским духовенством

Неоднократно мне приходилось общаться с представителями малороссийского духовенства. Запомнился тип добродушного, неунывающего, незлобивого пастыря, сметливого и предприимчивого, не без хитрецы. Как правило, безподобного рассказчика.

В один из воскресных дней Великого поста, во время чтения часов, в узком проеме дверей, ведущих из пономарки в алтарь нашего храма, вдруг выросла фигура священнослужителя небольшого роста с большой окладистой бородой. Взор детских глаз вопрошающе устремился на меня. «Отец В.» — неуверенно произнес я. — «Он самый». Более 40 лет тому назад в один из моих приездов в богоспасаемый град Одессу, меня, паломника, студента московского вуза, привлекли к работе на монастырской просфорне.

Запомнился тогда 20 летний иеродиакон В. своим невозмутимым спокойствием и рассудительностью. Часами мы прогуливались с ним по территории летней патриаршей дачи, беседуя на разные темы. За прошедшие десятилетия мы коротко виделись всего лишь пару раз в Даниловом монастыре. Отец В. сильно располнел, округлился, стал похож на небольшого медвежонка. Только спокойный невозмутимый взор остался прежним. Находясь на лечении в Москве, он часто приходил на службы, неоднократно пытался завести беседу. В таких случаях я неизменно подносил палец к губам и шепотом говорил: «Давайте после службы». После длительных уставных Великопостных служб времени, как правило, было очень мало: после трапезы и короткого отдыха приближалась следующая служба. На последней неделе поста, направляясь на три дня в деревню в одну из областей Подмосковья, я пригласил с собой о. В. И вот в салоне автомобиля в течение нескольких часов шла неторопливая беседа о житье-бытье. С удовольствием «шпрехаю» на украинской мове, когда предоставляется случай, — и «шокаю» и «якаю». В прошлом году, будучи на Западной Украине, меня принимали за своего, не верили что я «москаль». Родившись формально на Украине, в абсолютно пророссийском и русскоязычном Донбассе, я никогда не испытывал сочувствия к украинской идее, был всегда, сколько себя помню, приверженцем идеи Москва — Третий Рим, знаменитой триады: «Православие, самодержавие, народность». Все это мне не мешало с симпатией относиться к представителям малороссийской народности, беседовать с ними на малороссийском наречии. В беседе с о. В. мы, прежде всего, вспомнили длинный ряд насельников Успенской обители Одессы, живших там в 70−80-е годы: наместника архимандрита Павла («добрейший был человек», «очень скорбел о Церкви»), его сестру — очень мужественную женщину, безстрашно отстаивавшую единство Церкви. Схиигумена Серафима, эконома иеродиакона Виталия, его брата иеромонаха Арсения, просфорника иеродиакона Антония, монаха Лазаря и др. Братия была душевной, общительной, трудолюбивой. Отец В. вспоминал: «На последнем курсе семинарии о. Виктор Петлюченко дал мне тему сочинения о Всемирном Совете Церквей. Недолго думая, я проработал материалы Совещания Православных Церквей 1948 года, с его антиэкуменическим пафосом и, предварив свою работу эпиграфом из первого стиха псалтыри «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», передал ее преподавателю. Моя студенческая работа произвела эффект разорвавшейся бомбы. Долго еще о. Виктор и ректор семинарии о. Александр Кравченко, сказавший мне: «Мы все прекрасно понимаем, но зачем так резко?!», когда на службе запевали «Блажен муж..», выразительно смотрели в мою сторону. О. В.: «В Московских духовных школах делают большой акцент на внешней дисциплине, а у нас, в Одессе, была свобода». Известный «расклад» по существовавшим тогда в Русской Православной Церкви духовным школам: «В Москве — молятся, в Питере — учатся, а в Одессе — работают» не подтвердил. Также не подтвердил, что уж слишком «зело кудряво», как мне рассказывали, подписывали одесские семинаристы свои прошения начальству: «нижайший послушник», «смиреннейший», «недостойнейший» и т. п.

Была такая провокация в монастыре. Некие молодые люди подбили о.В. на закупку большой партии книг афонского старца Силуана. Возникла угроза. О. В. срочно поехал к старцу Серафиму (Тяпочкину). Тот посоветовал на пару недель уехать в родное село, переждать. Тогда все обошлось. Из монастыря, однако, пришлось уйти. Причиной этого, по словам батюшки, было его несогласие дать подписку о сотрудничестве с властями. Пришлось уйти на сельский приход. Полная нищета, порой нечего есть. В этих трудных условиях о.В. не впал в уныние. Пришли к нему как-то со скорбью в связи с гибелью коровы. Он утешил, а на ближайшей проповеди сказал: «Ангел уже составил список: кто будет следующим, у кого будет беда с коровой. Так будет до тех пор, пока вы, наконец, вспомните, что ваш пастырь порой нуждается в самом необходимом — буквально в крынке молока». После этого призыва, по словам о. В., его буквально залили молоком. «К людям нужен подход, с ними надо общаться, вникать в их проблемы» — наставлял батюшка. Привел он пример действенного покаяния: «Батюшка, я спалила нагреватель», — говорит ему уборщица храма. «Как так? Я же им недавно пользовался». «А это я уже новый купила». Вот это то, что надо: покаяние не на словах, а делом.

Во время служения на Буковине был у него такой случай: раскольники-филаретовцы планировали захватить один видный православный храм и сделать его своим центром. Владыка послал о.В. на защиту храма. Только он отслужил Литургию, как к храму на нескольких автобусах подъехали раскольники во главе со своим «архиереем» Даниилом. О.В. встречает незваных гостей, просит их «архиерея» предоставить документы. Тот показывает на панагию: вот, мол, знак архиерейского достоинства. Тогда о. В., наклонившись к Даниилу, доверительно ему прошептал: «В таком случае, я — тайный Патриарх». Еще спросил его: «Признаете ли вы нас законными священниками?» — «Да», — ответил Даниил. — «А мы вас не признаем». Еще он предложил раскольническому архиерею следующее: «Давайте у криницы каждый освятит воду, и посмотрим, — чья вода не зацветет — тот и истинный». «Не будем искушать Господа» — отреагировал самозванец. Не ожидавшие такого приема раскольники провели свой митинг, и, несолоно хлебавши, уехали восвояси. Запомнился рассказ о. В. о том, что на Винничине в топонимике названий сел отразились следы насилия католиков над православными. Например, село Лозовое. Здесь католики убили всех сельчан. Спаслась только супруга священника с детьми в лозе — отсюда название. «Несековка» — здесь поляки секли как капусту малороссийских крестьян. «Лужа» — здесь были лужи крови. «Гибловка» — название говорит само за себя.

Прослужив несколько лет на родной Винничине и на Буковине, о. В. был направлен на приходское служение в Казахстан. Вот его рассказ об этом периоде его жизни: «В Казахстане удалось открыть полтора десятка молитвенных домов — во всех них до сих пор имеются живые сплоченные общины. В Казахстане проживает очень много выходцев с Украины и Белоруссии — они переселились сюда еще во времена Столыпина. Очень большая разница между этими деревнями и теми населенными пунктами, которые возникли во время освоения целины. В Уральске мы каждое воскресение крестили не менее ста человек, в субботу — 50, на буднях — по 20−30 человек. В русских деревнях дома были, как правило, бедными, но храмы блистали благолепием. В украинских — все наоборот («моя хата повынна буты краща ниж у сусида»). Тут я вспомнил как-то услышанное: проезжая по Казахстану у побеленной хатки с вишневым садком вас поприветствуют «Добрый дэнь!» У массивных ворот, за которыми виднеется настоящий замок, вам скажут: «Гутэн таг». А у неказистой развалюшки: «Здрасте». О. В. продолжал: «Между русскими и украинцами мало разницы, если они православные, а вот если украинцы униаты — тогда разница очень существенная. У меня неоднократно были конфликты с кланами западэнцев-священнослужителей, выходцами с Галиции. Они стремились не просто стричь словесных овец, но вырывать клочья шерсти вместе с мясом. Я с этим был не согласен». Запомнился такой рассказ о. В.: «Иду я как-то по селу в Казахстане, недавно приехав, дорога неудобная, жарко. Навстречу казах — начальник: «Батюшка, помолись — дождя давно нет». — «Ну вот все так, с просьбами: «Попроси у Бога того или иного», а то, что у батюшки проблемы — никого не интересует. Ну, как молиться, когда приходится с таким трудом добираться». Растерянный начальник, хлопая глазами: «А чем Вам помочь?» — «Надо бы машину — пусть она с внешней стороны будет неказистой, чтобы людей не соблазнять, но внутри вполне комфортной». Через пару дней у батюшки была новая машина, а дождь .. дождь прошёл. К концу пребывания в Казахстане у о. В., по его словам, было 100 га земли, значительное стадо «овэ?чок и ко? ров».

Некоторое время батюшка был секретарем одной новообразованной епархии на Украине. Епископ, назначенный на кафедру, испытывал большие трудности — не хватало самого необходимого. Растерянный, он не знал, что делать. О. В. быстро все наладил. Вот его рассказ: «Приходит в Епархиальное управление один из видных священников епархии, и прямым ходом к владыке. После выхода от владыки я его усовещаю: «О. N., я знал и Вас и Вашего отца как культурных, тактичных людей. Как же Вы без уведомления, минуя секретаря, идете напрямую к архиерею, да еще и с пустыми руками — хоть бы буханку хлеба прихватили». После этого случая посетители уже не забывали о насущных нуждах архиерея.

Я поинтересовался впечатлениями батюшки о нашем храме. Он с грустью покачал головой: служишь, мол, в центре Москвы, имеешь такие возможности, и такой скромный результат". И еще: «С Вашей моделью на Украине делать нечего». Я: «Как же так? Служу каждый день, работает воскресная школа, библиотека, вышел 125-й номер приходского издания, 4 книги моих воспоминаний и т. д. и т. п.» О. В.: «Я бы, прежде всего, наладил паломническую службу. Добился бы включения храма во все экскурсионные маршруты. Давал бы каждому экскурсоводу денежную премию, чтобы стимулировать его активность. Организовал бы для паломников колокольный звон. Делал бы общие фотоснимки с выдачей фотографий тут же. У меня бы везде стояли указатели: «Старообрядный храм Московского Патриархата — церковь свт. Николы на Берсеневке».

Разинув рот, с неослабным интересом, слушал я вдохновенную речь о.В., живописующего захватывающую панораму неиспользованных возможностей.

По дороге, после посещения трех руинированных храмов, сетую: «Вот уже 9 лет у нас при виде разрушающихся храмов, сердце обливается кровью. Мы пытаемся что-то сделать, но результат очень скромный». Спрашиваю о. В.: «А как бы Вы повели дело, какой храм бы избрали, когда были бы у Вас ощутимые результаты?» Его ответ меня ошарашил, у меня буквально отвисла челюсть: «Взял бы все три храма и через год, в основном, они были бы готовы». Немая пауза. О.В. продолжил: «Мне бы только скромную машинку и небольшие подъемные. А далее я бы не дремал: прежде всего, установил бы связь с руководством, интеллигенцией. Навел бы справки о количестве жителей в окрестных селах, экономических возможностях региона. Да дал бы просто по буханке хлеба самым нуждающимся, одиноким старушкам. Пошла бы молва о чудно? м батюшке (ударение на втором слоге — о.К.) — появился бы интерес. Крутил бы фильмы на духовные темы для молодежи, проводил бы культурные мероприятия. Активно бы работал в интернете, прессе. Все этапы восстановления храмов активно бы освещал в СМИ: положил бы кирпич — и пусть весь мир знает об этом. Фотографиями руинированных храмов был бы забит интернет. Дружил бы с благочинным, с ним должны быть налажены очень теплые отношения. Его нужно заинтересовать своей деятельностью».

Не раз я размышлял над словами о. В., делился соображениями со своими прихожанами, стремясь извлечь рациональное зерно из наставлений гостя с Украины.