Washington ProFile | 03.03.2005 |
Джеймс ВулсиJames Woolseyв 1993—1995 годы директор Центрального Разведывательного Управления СШАCentral Intelligence Agency. До этого занимал ряд дипломатических постов (в том числе принимал участие в советско-американских переговорах по ядерному разоружению). В 1977—1979 годы был заместителем командующего ВМФ СШАUnder Secretary of the Navy. Занимал ряд должностей в советах директоров таких компаний, как Martin Marietta, British Aerospace, Titan Corporation, DynCorp и т. д. Ныне — вице-президент в консалтинговой фирме Global Assurance. Закончил Стэнфордский, Оксфордский и Йельский Университеты. Профессиональный юрист.
Вопрос: Что было для Вас главной проблемой во время руководства ЦРУ?
Вулси: Я стремился, чтобы ЦРУ было способно противостоять угрозам, возникшим после окончания «холодной войны». Я могу провести красивую аналогию: представьте, что Вы сражались с драконом на протяжении полувека и убили его. Под драконом я подразумеваю советскую империю. И, в результате, Вы обнаружили, что находитесь в джунглях, полных ядовитых змей. Этих змей намного труднее обнаружить, чем дракона. Змеи — это терроризм, распространение оружия массового уничтожения, международная организованная преступность, страны-изгои такие, как Северная Корея и Ирак.
Мне приходилось очень тяжело, когда вопросы разведки обсуждались в Конгрессе США. Сенаторы и конгрессмены пытались сократить ассигнования на разведывательные программы. Например, Специальный Комитет Сената по Разведке хотел резко уменьшить финансирование программ на подготовку специалистов по арабскому миру. Представьте, в 1993 году сессии Конгресса продолжались 195 дней, а я лично имел 205 встреч на Капитолийском Холме — практически по одной каждый день. 80% всех моих встреч было посвящено борьбе с сокращениями разведывательного бюджета. Это было очень сложно.
Вопрос: Какие задачи наиболее сложны для разведки в деле борьбы с терроризмом?
Вулси: Самое сложное — инфильтрация в террористические группы, а также совместная работа с другими странами. Некоторые аспекты нашей работы были весьма противоречивы с точки зрения американского законодательства. К примеру, в 1993 году террористы впервые взорвали бомбу во Всемирном Торговом Центре. У захваченных террористов ФБР конфисковало множество материалов на арабском языке, в том числе планы взрывов транспортных туннелей под Нью-Йорком и здания ООН. Позже был арестован Эль Саид Насейр, убийца раввина Меира Кахане, у которого также было изъято много документов. Огромные коробки с документами на арабском были невероятно ценными с точки зрения разведки, поскольку они содержали имена, адреса, телефоны и пр. И, представьте, они лежали «мертвым грузом» в нью-йоркском офисе ФБР. ФБР не нуждалось в них для подготовки обвинительного заключения, однако, согласно тогдашнему законодательству, оно не могло передать эти материалы никому, кроме прокурора. То есть, это не была ошибка ФБР. Однако невероятно важные данные о международных террористах не были использованы даже спустя годы после того, как они попали в руки правоохранительных органов.
Вопрос: Каковы наиболее главные задачи, которые предстоит решать американской разведке после 11 сентября 2001 года?
Вулси: Я могу сказать, что идет война с тремя тоталитарными движениями, сформировавшимися на Ближнем Востоке. Во-первых, это баасисты, которые практически являются фашистами — они взяли в качестве образца фашистские партии 1920−1930-х годов. Во-вторых, это шиитские клерикалы в Тегеране и их подопечные, наподобие террористов «Хезболлы». В-третьих, это сунниттские экстремисты, такие как «Аль Каеда» и идеологии, породившие их, например, ваххабизм в Саудовской Аравии. Все три эти движения находятся в состоянии войны с США на протяжении долгого времени. До 11 сентября 2001 года мы не принимали это в расчет. Самое важное, что нынешнюю войну, которую многие называют «войной с терроризмом», я предпочитаю называть самой длительной войной 21 века, потому что она будет идти десятилетия.
Есть и второстепенные проблемы. Например, как удержать Северную Корею от продажи ядерных материалов террористическим группам? Очень важно обращать внимание на Китай: если китайское руководство будет действовать в традиционном диктаторском стиле, который в процессе перехода к современной экономике может вызвать множество внутренних проблем, то Китай начнет конфликт с внешними врагами, одним из которых может оказаться Тайвань. Так как США защищают Тайвань, это может привести к столкновению Америки с Китаем. Косвенным свидетельством того, что китайское руководство может рассуждать подобным образом, является недавно опубликованная доктрина оборонной политики КНР — это очень агрессивный документ.
Существуют и иные опасные процессы, наподобие тех, которые ныне наблюдаются в Венесуэле, которая поддерживает террористов и наркоторговцев в Колумбии, а также пытается дестабилизировать ситуацию в Центральной и северной части Южной Америки, включая Никарагуа и Боливию.
Вопрос: Как Вы думаете: куда стремится вести Россию президент Владимир Путин? Речь идет о проведении демократических реформ или консолидации власти в руках центра, напоминающей российские авторитарные режимы прошлого?
Вулси: Я думаю, что верно последнее. Во время встречи Буша и Путина в Братиславе в словах Путина я не увидел ничего, кроме неконкретного обещания двигаться в сторону демократии и отказаться от тоталитаризма. Но никто из нас и не обвинял Россию в том, что она возвращается к полностью тоталитарной системе. Однако шаги, которые Путин предпринял ранее, показывают, что идет процесс ренационализации командных высот в экономике, процесс уничтожения независимых теле- и радиокомпаний. Да, свобода слова частично сохраняется в России, в основном, благодаря небольшим газетам. Но имеют место уничтожение важнейшей части СМИ, использование ужасных террористических атак для отмены выборов губернаторов, уменьшение возможности людей влиять на власти с помощью политических партий (в России сделано очень многое чтобы контролировать их прохождение в Думу), присутствие на важнейших позициях во власти силовиков.
Путин не демонстрирует, что собирается отказаться от проведения подобной политики. Он посмел сравнить российскую систему назначения губернаторов с электоральной системой, действующей в США. Сторонники Джона Керри были бы шокированы, если бы президент Буш обладал властью назначать губернаторов, как это делает Путин. Да, как сказал Путин, местные парламенты должны утверждать кандидатуры губернаторов, но, согласно новому закону, если они откажутся одобрить предложенную Кремлем кандидатуру, то они будут распущены,.
Я воспринимаю это, как совершенно типичные, традиционные для КГБ методы работы. Может быть, Вы помните старую шутку советского времени. Американец и русский стоят на центральном железнодорожном вокзале в Москве. Русский говорит, что это прекрасный вокзал: каждые пять минут поезда уходят в Ленинград, каждые пять минут поезда отправляются в Киев, каждые три минуты — в Минск. Американец отвечает: «Погоди! Мы стоим здесь 15 минут, и еще ни один поезд не ушел!». На что русский парирует: «А как насчет дискриминации негров в Америке?!». Это тот самый тип ответа, который дает Путин, когда делает антидемократические, а не продемократические шаги.
Вопрос: Как должны на это реагировать власти США?
Вулси: Мне кажется, что Буш действовал нетрадиционно для президентов США. Обычно президенты делают критические заявления публично, а потом берут свои слова назад при личных встречах с иностранными лидерами. Но на этот раз Буш так не поступил — он перед телекамерами огласил тоже самое, что говорил Путину за закрытыми дверями. Президенты могут разрешать некоторые из подобных проблем дипломатическими методами. Но то, что Буш на пресс-конференции не критиковал Путина, отнюдь не означает, что он избегал задавать подобные вопросы при проведении личных переговоров.
Думаю, что главное, что могут сделать лидеры США — четко расставить все точки над «и». И быть честными на публике, а не только при личных встречах. Буш сделал это, как мне кажется, совершенно разумно. Я — глава совета директоров правозащитной организации Freedom House, мы вывели Россию из перечня «частично свободных» государств и присвоили ей статус — «несвободная», в эту категорию попали еще полсотни государств мира.
В отличие от членства во Всемирной Торговой Организации, Большая Восьмерка является структурой демократических государств и, поэтому, мы не должны допускать дальнейшего пребывания России в этой организации. Большая Восьмерка — это ассоциация демократических государств, каковым Россия более не является.
США должны более активно переходить на новые стандарты энергопотребления, например, на автомобили, использующие в качестве топлива альтернативные виды топлива, чтобы радикально уменьшить свою зависимость от нефти. Это может не понравится России, а также Саудовской Аравии, как впрочем и всем другим странам — экспортерам нефти. Но безопасность США зависит от этого. Это не будет прямым ответом на те процессы, которые ныне происходят в России, но мы не должны этого бояться, особенно когда речь идет о недемократической России.
Вопрос: Какую роль может сыграть Россия в глобальной войне с терроризмом, которую ведут США?
Вулси: Я думаю, мы будем продолжать сотрудничать в ряде вопросов, потому что речь идет о собственных интересах России. Москва будет продолжать сотрудничать с нами даже в том случае, если в России воцарится намного более худшая диктатура.
Вопрос: Россия утверждает, что война в Чечне является войной с международным терроризмом…
Вулси: Я не понимаю почему. Вторая чеченская война не была необходимой. Решение этой проблемы могло быть основано на тех соглашениях, которые подписал генерал Лебедь в Хасавюрте — они могли бы стать базисом для достижения долговременного мира в Чечне. Я думаю, что есть серьезные сомнения в том, что именно чеченцы взорвали дома в Москве. Как Вы помните, это послужило поводом для начала второй войны. Однако есть подозрения, что это была провокация российских спецслужб. Странно, что при взрывах был использован гексоген, который производился на фабрике, контролируемой КГБ, а потом прошли непонятные учения в Рязани. Чеченская война негативно отразилась на доверии к российской власти и на отношении к России со стороны демократических государств.
При ведении войны с терроризмом иногда происходят неправильные вещи — у всех на слуху история с американскими солдатами в иракской тюрьме «Абу Грейб». Но главный вопрос заключается в следующем: «Чего Вы хотите достичь?». Кажется, что Россия не собирается находить путей для сотрудничества с умеренными элементами в Чечне. Скорее, она будет продолжать экстраординарные и жестокие репрессии, в ходе которых будет убито много гражданских лиц. Неважно, существует ли в России ельцинская демократия или путинский авторитаризм, в любом случае, нет оснований рассчитывать на то, что подобная политика в Чечне прекратит свое существование.
Вопрос: Крупнейшая российская спецслужба — Федеральная Служба Безопасности (ФСБ) — практически не претерпела изменений со времен существования КГБ. Возможно ли эффективное сотрудничество спецслужб демократических государств, как, например, ЦРУ, и их российских коллег?
Вулси: Вероятно, ныне большинство контактов ЦРУ осуществляет со Службой Внешней Разведки России (СВР), тоже отпочковавшейся от старого КГБ. Вероятно, имеются некоторые контакты и с ФСБ, но они достаточно ограничены, как я могу представить. Кроме того, с российским спецслужбами контактирует ФБР, в основном, по вопросам борьбы с транснациональной преступностью.
Борьба с террористическими группами и движениями, аффилиированными с ближневосточными правительствами, иногда становится объектом сотрудничества спецслужб США и России, а иногда — нет. Я был бы удивлен, если бы СВР много рассказала бы нам о ядерной программе Ирана, поскольку Иран является крупным потребителем российских ядерных технологий. ЦРУ и российские спецслужбы могут больше сотрудничать в борьбе с суннитскими террористами, чем в борьбе с террористами, которых поддерживает правительство Ирана.