 |
| Православие и современность | Феликс Разумовский | 10.03.2014 |
Мы продолжаем начатый в 26-м номере нашего журнала разговор об одном из самых трагических событий в истории России — Гражданской войне, 95-летие начала которой исполнилось в ушедшем году. В предыдущем номере был опубликован фрагмент новой книги известного публициста, ведущего авторской программы «Кто мы?» на телеканале «Культура» Феликса Разумовского [1]. Опубликованный фрагмент повествовал об одной из главных побед большевиков — победе над русским крестьянством. Предлагаемая вниманию читателей глава посвящена другой, не менее значимой большевистской победе — над рабочим классом.
1
..Январь 1918 года. В Петрограде большевики разогнали Учредительное собрание, беспомощную «Учредилку». Сразу после этого исторического события открылся III Всероссийский съезд Советов. И здесь большевики, ободренные очередной победой, азартно демонстрируют свою убежденность, свою силу и свой боевой настрой. Тут даже сам Ленин проговаривается:
«На все обвинения в Гражданской войне мы говорим: да. Мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло».
Вот это — чистая правда! А дальше. Дальше пошла типичная политическая демагогия. Мол, мы «ведем войну против эксплуататоров», разрушаем «прежний буржуазный строй». И так далее и тому подобное.
Мастер политической пропаганды легко искажает смысл событий. На самом деле, большевики ведут войну с Россией, с Русским миром. К этому миру принадлежат все — не только буржуазия, но и крестьяне, и рабочие. А потому новый виток Гражданской войны коснется тоже всех. Советская власть будет воевать не только с буржуазией, не только с крестьянством. Советская власть будет воевать и с рабочими, от имени которых якобы действует.
2
В начале января 1918 года на станции Харьков в отцепленном пассажирском вагоне разместилась весьма почтенная публика. Пятнадцать крупнейших харьковских предпринимателей — богатейшие люди, владельцы заводов и фабрик. Впрочем, они никуда не собирались ехать и оказались в одном вагоне не по своей воле. Предпринимателей арестовал большевистский комиссар Антонов-Овсеенко. По его приказу железнодорожный вагон в одночасье превратился в своеобразную тюрьму для представителей буржуазии. Столь оригинальным революционным методом комиссар рассчитывал вытрясти из харьковской буржуазии миллион наличных рублей для зарплаты рабочим.
Или деньги, или. Или этим же вагоном господа капиталисты будут отправлены на работы в рудники. А для начала — пусть подумают, могут посовещаться между собой, где и как достать деньги.
Надо заметить, что в то время к такому решению экономических вопросов еще никто не привык. Большевистской власти было всего два месяца от роду. А потому действия Антонова-Овсеенко осудила не только Городская дума (и это понятно, к тому же Дума вообще скоро исчезнет), но и местный Ревком с партийным комитетом в придачу — тоже были против. Так сказать, свои же товарищи.
Однако товарищей в данном случае понять можно. Они знают реальную ситуацию, они уже почувствовали, чем оборачивается война против «эксплуататоров». Дезорганизацией промышленности — вот чем это оборачивается. К тому времени предприятия уже лишились всяких средств. Это было легко предсказуемое следствие национализации частных банков — менее чем за два месяца большевики разрушили банковскую систему. И что тут делать? Где взять кредиты? Чем платить ту же зарплату?
Эта ситуация в промышленности очень напоминает ту, которую мы пережили совсем недавно, в начале 90-х годов. Наши реформаторы поступили по-большевистски: в одночасье лишили предприятия оборотных средств. И — живи как хочешь! Стало быть, первый раз большевики угробили капиталистическую промышленность, а второй раз — угробили социалистическую.
Что же касается харьковских промышленников, сидевших в вагоне под охраной красногвардейцев, то они, конечно, нашли выход. И миллион наличных рублей для диктатуры пролетариата они собрали. После чего были отпущены комиссаром на все четыре стороны (впрочем, я полагаю, что ненадолго). Так вот, это типичная пиррова победа. Это прямая дорога к теневой экономике, в лучшем случае. А в худшем — конец экономики как таковой.
Между тем глава Советского правительства был в восторге. «От всей души приветствую вашу энергичную деятельность и беспощадную борьбу», — отписал Ленин в телеграмме Антонову-Овсеенко. Эту телеграмму Ленин прислал после жалобы, полученной в Смольном из местного харьковского Ревкома. Наивные ребята сидели в этом Ревкоме. Очень наивные! Они, конечно, не защищали буржуев, они заботились о промышленности. Чтобы жизнь была хотя бы сносной.
Но «сносная» жизнь не входила в планы вождя мировой революции. Ему надо было очередной раз столкнуть лбами «эксплуататоров» и рабочих. Создать еще один очаг напряженности. Ибо на самом деле это наилучший способ ведения гражданской войны. К тому же распознать подобное коварство не так-то просто, недаром харьковские рабочие отправили Совнаркому «резолюцию приветствия».
3
«Роман» рабочих с большевистской властью продолжался недолго. Очень быстро наступило взаимное разочарование.
Русские рабочие стали понимать: большевики заманили их в ловушку. Новая власть обещала рабочим золотые горы с заводами и фабриками в придачу. Это называлось «рабочим контролем». Понятие очень неконкретное, туманное. Но Ленин разъяснял пролетариям: «Вы — власть, делайте, что вы хотите делать, берите всё, что вам нужно, мы вас поддержим».
Рабочие поняли этот призыв буквально: можно брать всё, — тащи, ребята, с завода все, что плохо и хорошо лежит. И разворовали. Конечно, не всё, паровой молот домой не унесешь. Но для промышленности начавшаяся вакханалия обернулась стихийным бедствием.
Или возьмем другой вопрос: размер зарплаты. Накануне Октября большевики всячески подстрекали рабочих, чтобы они требовали от буржуев все больше и больше. Пролетарий смекнул: можно урвать. Почему бы не урвать, если все рвут. Давай плати, и чтобы всем поровну. Чем я, чернорабочий, хуже мастера? А потому выплати мне еще разницу зарплат за последние полгода. Так-то оно будет вернее.
Вот что творилось в ту пору на русских заводах. А к чему привел весь это разгул, догадаться нетрудно. Массовое закрытие предприятий и ужасающее падение уровня производства. И уровня жизни тоже. Согласитесь, иначе и быть не могло. К тому же большевики наломали дров не только в промышленности, но и в деревне. Города голодали, и рабочие стали раздумывать: может быть, с родной большевистской властью им больше не по пути?
У проходной старинного Ижорского завода в Колпине под Петроградом весной 18-го года большевики объяснили местным рабочим, кто в стране хозяин. Выходящих из завода рабочих встретили пули красногвардейцев. Затем начались аресты и обыски. Еще через несколько часов к заводу подтянутся броневики, а на перекрестках будут поставлены пулеметы.
Большевики не церемонились, когда кто-то угрожал их власти или хотя бы мешал им делать свое дело. Они с гордостью называли себя правительством рабочих и крестьян, однако все выступления на заводах и фабриках, особенно политические выступления, жестоко подавлялись.
Подоплека ижорских событий была такова. Рабочие, собравшись на митинг, решили переизбрать местный совдеп, а также разоружить местный отряд Красной гвардии. Вот им и преподали урок диктатуры пролетариата. Никаких требований к власти! Забудьте! Если у вас нет хлеба и вам нечего есть, записывайтесь в продотряды, в ЧК, идите на штурм русской деревни:
«На все обвинения в Гражданской войне мы говорим: да».
4
Крайняя нужда и голод — бесконечный, беспросветный, изматывающий голод — заставил самых разных людей, жителей всех крупных городов, сельских жителей северных уездов освоить одну и ту же профессию. Профессию мешочника. Эти люди считали большой удачей, почти что счастьем, если им удавалось на какой-нибудь железнодорожной станции дождаться поезда и успеть втиснуться с мешками в старый вагон III класса. Вагоны брали штурмом, работали локтями, ругались, кричали.
Судя по воспоминаниям современников, вагоны были страшно грязными, разбитыми; целое стекло в окне — это редкость. Ехать в таком вагоне зимой было пыткой. Зато через разбитые окна можно было быстро загрузить мешки. Мешки с вещами, если мешочник ехал из города в деревню, или мешки с хлебом и другим продовольствием, если он возвращался обратно. От содержимого одного-двух мешков часто зависела жизнь целой семьи. Вот почему самый обычный мешок можно считать настоящим символом той эпохи.
Русскому человеку, благодаря его силе и смекалке, удалось найти уникальный способ выживания. Форму нелегального самоснабжения. Это было колоссальное экономическое подполье; оно действовало вопреки всему, и прежде всего вопреки большевистской власти, которая упразднила крупную и среднюю частную торговлю, полностью разрушив российский рынок. Доставшуюся от Временного правительства государственную хлебную монополию большевики распространили на все виды продовольствия. Промышленные товары подлежали конфискации. Всё оказалось под контролем. Перевоз частных грузов по железной дороге в середине 1918 года был запрещен.
В этих катастрофических обстоятельствах основным средством выживания, главным занятием населения становилось мешочничество. Разумеется, мешочники были разные. Среди нелегальных добытчиков продовольствия встречались и матерые спекулянты, которые наживались на несчастье людей. Однако основная масса мешочников элементарно боролась за свою жизнь. И советской власти пришлось с ними считаться.
Тем не менее говорить о победе мешочничества было бы большой натяжкой. Тут вот в чем дело: борьба с мешочничеством стала одним из тяжелейших фронтов Гражданской войны. С мешочниками воевали самые разные силы: чекисты, продовольственные комиссии, Наркомат продовольствия во главе с неутомимым Александром Цюрупой. Кто только не гонялся за мешочниками. Но наиболее успешно — знаменитые продотряды. Зачем бегать по деревням и селам, выискивая припрятанный крестьянами хлеб? Гораздо проще вытрясти хлеб из мешочников прямо на железнодорожных станциях. Такие реквизиции иной раз перерастали в настоящие сражения. Однако в большинстве случаев мешочники и тут находили выход: договаривались с представителями власти с помощью банальной взятки.
Эта отчаянная борьба, шедшая с переменным успехом, не должна заслонять от нас главного. Мешочничество по большому счету было выгодно большевикам. Они не могли не чувствовать, какое это эффективное средство разрушения общества. У человека с мешком исподволь меняется шкала ценностей, формируется род «растительной жизни», когда «всё съестное становится священным» (М. Осоргин). Униженный голодом, несвободный человек не задает лишних вопросов власти. Хаос и разруху он принимает как должное. Что же касается рабочих, этого, так сказать, передового класса, то ему большевистские лидеры быстро и доходчиво объяснили, кто главный виновник катастрофической ситуации в стране.
5
«Скоро ли полегчает?» — вот что хотели услышать от Ленина рабочие московского завода Михельсона, собравшись на митинг 30 августа 1918 года. «Скоро ли полегчает?»
Ленин отвечал очень убежденно: «Скоро! До мировой революции рукой подать. Буржуазия и все богатые дают последний решительный бой господству трудящихся». Одним словом, все беды от буржуазии и от ее пособников.
Это типичный стиль ленинских публичных выступлений: оперировать глобальными масштабами. Но это — для масс, для народа. А для «своих» у Ленина другой стиль и другая лексика. В записочках и телеграммах, которые председатель Совнаркома рассылает днем и ночью, конкретные указания: «расстреливать», «расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты», «провести беспощадный массовый террор». И так далее и тому подобное.
Конечно, Ленин не мог знать, что после митинга на заводе Михельсона на него самого будет совершено покушение и он сам станет жертвой террора. Но я убежден, что психологически он был готов к этому. «Драка. Каждый действует как умеет», — невозмутимо скажет раненый Ленин навестившему его Горькому.
6
В истории и в жизни стоит различать события случайные и закономерные. Так вот, совершенно случайно в один день произошло два столь значимых события: убийство председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого и покушение на Ленина. Урицкого убили в Петрограде, в Ленина стреляли в Москве; чекиста убили утром, в вождя стреляли вечером. Это всё случайные обстоятельства. Но сами события были вполне ожидаемы и закономерны.
То, что творили большевики в России, не могло не вызвать ответной реакции. В Урицкого стрелял интеллигентный молодой человек, поэт, а не бандит. И это, конечно, был жест отчаяния. Политическая демагогия и красный террор большевиков вызывали отчаяние.
Тем временем большевики продолжали делать свое дело. Они великолепно использовали события 30 августа. Их моментальная политическая реакция удивительна. В тот же вечер Свердлов разослал по всей стране знаменитое обращение ВЦИК. «Всем. Всем. Всем. Злодейское покушение на товарища Ленина. На покушение. рабочий класс ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции».
Последняя фраза — очередной перл политической демагогии. Речь идет о легализации широко используемого большевиками красного террора. Теперь, после покушения на Ленина, можно оправдаться. Мол, нас заставили, мы защищаемся, у нас нет другого выхода. Это — только ответ, ответ на «белый террор врагов рабоче-крестьянской власти». Интересно, а чем же тогда до сих пор занималась ВЧК? Какие заботы были у армии товарища Дзержинского до официального введения красного террора?
Кстати, нам известно по документам, чем занимались руководящие работники этой армии 31 августа, на следующий день после покушения на Ленина. Чекисты вместе с руководством московских районных Советов собрались на совещание. Занялись разработкой плана «беспощадного террора». Постановили: «расстреливать всех контрреволюционеров». Кто эти «все» — не совсем ясно, но «чиновники террора», судя по всему, легко разбирались в этом принципиальном вопросе. А потому решили: в ближайшую ночь рассмотреть одним махом дела ранее арестованных лиц и всех явных контрреволюционеров расстрелять. Это касалось не только центрального ведомства, ВЧК, но и районных ЧК.
Далее участники совещания особо озаботились вопросом о трупах. В самом деле, как быть? Работа предстояла масштабная, и ничего удивительного, что данная проблема поставила совещание в тупик. Пришлось даже отложить ее до следующего заседания. Зато вопрос о заложниках был совещанию абсолютно ясен: брать представителей буржуазии, особенно крупных фабрикантов. Для них устроить в районах «маленькие концентрационные лагеря». Иначе нельзя: в тюрьмах уже теперь не хватает места. В тюрьмы мы посадим членов различных политических партий, в том числе вчерашних союзников — левых эсеров.
Вот какие решения принимались на совещании в тайной полиции большевиков. Его участники действовали с размахом, сообразно политическому моменту. Но ничего принципиально нового чекисты тогда не придумали. Все способы и формы террора были ими уже освоены на практике. Всё это уже широко применялось — на бесчисленных фронтах Гражданской войны.
Обойтись без террора, без крови большевики не могли ни при каких обстоятельствах. Просто потому, что в благополучной, умиротворенной России им не было места. Им нужна была не «перманентная революция», а нескончаемая Гражданская война. Это и есть так называемая «политика военного коммунизма». Большевикам требовались враги, много врагов — подлинные, мнимые, любые. В этой ситуации число их политических противников росло день ото дня в геометрической прогрессии. Бесчеловечная, вывернутая наизнанку экономика Гражданской войны бесперебойно подливала масло в огонь русской Смуты.
[1] Книга называется «Кто мы? О человеке, обществе и Смуте» и является частью большого издательского проекта «Грани русской цивилизации», в рамках которого издаются систематизированные материалы программы.
Журнал «Православие и соврменность» № 28 (44)
