 |
| Православие.Ru | Павле Рак | 03.03.2014 |
Не так давно, 27 ноября 2013 года, Священный Синод Константинопольского Патриархата канонизировал знаменитого греческого старца Порфирия Кавсокаливита. Портал Православие.Ru попросил Павле Рака, известного духовного писателя, автора книги «Приближения к Афону», поделиться своими воспоминаниями о старце, которого Павле и его семья знали лично.
Жития святых не слишком заботятся об описании места жительства святого, а если уж и описывают его, то обычно речь идет о «пустыне, в которой цветут душистые цветы святости», что, конечно, является «местом жительства» в весьма условном смысле слова. Условности таких описаний благоговейный читатель воспринимает не задумываясь, и глазом не моргнув. Осведомленный в церковной литературе человек знает, что они представляют собой неотъемлемые черты жанра, а неофит, каким я был тем давним летом, более 30-ти лет назад, уверен, что все так и должно быть: что святые подвижники живут или в недоступных пещерах, или за крепкими стенами древних монастырей.
Где-то в начале 80-х мы решили посетить одного из известнейших старцев Греции. Каково же было мое изумление, когда мы застали его в скромном кемпинг-домике на колесах. Недалеко от Афин (30−40 километров) старец строил новый монастырь, но пока там были одни фундаменты и невысокие бетонные стены, так что он жил почти как тысячи и тысячи туристов возле греческих пляжей. В тесном помещении, где он нас принял, 5 человек (включая его самого) разместились на двух узких кроватях, и никому не было тесно.
Домик стоял в маслинной роще, из которой раздавался знакомый неумолкающий стрекот цикад. Жара. Но все это могу вспомнить лишь напрягаясь, ведь все это было привычно, а на самом деле ощущение происходящего было совсем иным: и воздух в крошечном помещении, и беседы, а прежде всего доброе, ласковое лицо старца были освежающими, как утренняя прохлада.
Недавно, когда Константинопольский Патриархат канонизовал старца Порфирия, я слушал радиопередачу, в которой люди, близкие старцу, делились своими воспоминаниями о нем. Среди них были и сегодняшние пенсионеры, а тогда известный всей Греции судья (если не ошибаюсь, Верховного суда) Арванитис и профессор медицинского факультета Пиперакис. Там, на строительстве монастыря, они были в другой роли: возили тачки с бетоном. Но в каком-то смысле их роль не очень изменилась. Они были и остались скромными служителями чего-то такого, что абсолютно превосходит их воображение. В передаче они говорили о том, что были свидетелями явлений, для объяснения которых им не хватает богословских знаний и духовного опыта. И это только малая часть того, что они слышали своими ушами и видели своими глазами. Но я, рассказывая о старце, не ограничусь лишь тем, что сам видел и слышал, ведь недостоин я был видеть и слышать многого. Я расскажу и том, что знаю от прямых свидетелей чудесных событий, связанных со старцем, поскольку у меня нет причин сомневаться в трезвости свидетельств этих людей.
Преподобный Порфирий Кавсокаливит
Начну с истории, которую рассказал врач Пиперакис, когда я был в его афинской квартире, день или два спустя после посещения старца. Пиперакис говорил о своей матери: что и как там было, я точно не помню, но она была серьезно больна. Поскольку она была матерью профессора медицинского факультета, ее лечили, конечно, с особым вниманием. Однажды среди ночи у Пиперакиса звонил телефон. Звонили из больницы. Сочувственный голос попытался облегчить скорбь и смягчить горе: несмотря на все усилия врачей, мама Пиперакиса неожиданно умерла. Конечно, сын сразу же поехал в больницу. Но у ворот больницы его встретил старец Порфирий. Обнял его и сказал: «Йорго, все будет хорошо, все будет хорошо!» Пиперакис подумал, что старец просто утешает его. Потом они оба поднялись в палату. А там в полном недоумении вокруг постели больной уже стояли врачи и медсестры, а умершая полчаса назад разговаривала с ними. Конечно, это была невероятная радость, не нужно было извиняться, что сына подняли с постели среди ночи. Это уже не имело значения. Все было хорошо. Но когда среди общей радости Пиперакис повернулся к старцу, того в палате уже не было.
Позже старец, как бы оправдываясь, объяснил, что больной рано было умирать, ей нужно было еще несколько лет жизни для покаяния. Которое и произошло.
Другой рассказ принадлежит монахине Благовещенского монастыря на Патмосе. На этом острове старец Порфирий ни разу в своей жизни не был. Но он был знаком и молитвенно связан с основателем монастыря, отцом Амфилохием. Связь эту монахини обители сохраняли и после смерти своего старца. Однажды у них случилась большая беда (кто знает, какую ценность представляет вода на сухих маленьких южных островах, тот поймет): иссяк их единственный колодец. Монахини в письме обратились к старцу Порфирию с просьбой о молитве. Он ответил, что колодец действительно иссяк, воды там не будет больше никогда, но если от колодца повернуться лицом к морю, то с левой стороны, в 40-ка метрах, стоит смоковница. Надо копать около нее, но очень глубоко, там обязательно будет вода. И действительно, все получилось так, как сказал старец.
Приведу и свидетельство одного афонского батюшки, сербского монаха. Он был представителем монастыря Хиландар при Киноте, правительстве Святой Горы. Территория монастыря Хиландар, с многочисленными скитами и кельями, располагается на севере и востоке Святой Горы, в Карее и ее окрестностях. В большинстве этих келий с середины XIX-го века жили русские монахи. К середине 60-х годов века XX-го многие из этих келий пустовали, а в остальных жили немощные, больные старички, согревавшие себя воспоминаниями о счастливых временах до революции, о неповторимом благоустройстве русского монастыря, его скитов и келий. Некоторые из них жили в крайней бедности, но некоторые время от времени вытаскивали откуда-то золотые царские рубли и на них покупали все необходимое. И вот однажды в беседе с этим батюшкой из Хиландара я сказал ему про наше посещение старца Порфирия. Батюшка оживился и рассказал мне такую историю. Это было в то время, когда старец еще жил на Афоне. В хиландарской келье на верхней Капсале (окрестность Кареи) умер старик, русский монах. Когда умирает последний житель какой-то кельи, она, со всем имуществом, возвращается монастырю. О монахе этом ходили слухи, что у него где-то запрятано золото. «А монастырь, как ты знаешь, всегда нуждается, — сказал батюшка, — особенно нуждался Хиландар, ведь на помощь тех, кто был тогда у власти в Греции, рассчитывать было нечего. Значит, хорошо было бы, если бы я нашел это золото». Но как в большой, полуразрушенной келье что-то найти? Обыскали все, что могли. И тогда этот батюшка обратился к старцу Порфирию за помощью, ведь не для себя старался, а для монастыря. Ответ старца был четким: надо искать в каменной кладке, где колодец. Там, где стена потолще, надо поднять каменную плиту, потом еще один камень, а за ним будет отверстие, в нем — клад. В других местах не ищите, больше ничего нет.
Конечно, нашли.
Преподобный Порфирий Кавсокаливит
А теперь несколько слов о том, что я своими ушами слышал от старца. Тогда, в этот знойной день в домике на колесах, он разъяснял как относится к рассказам о чудесах. Он говорил, что чудеса, прозорливость, излечения от болезней — не главное. Люди охают, ахают, а не понимают, что не в чудесах дело, хотя и чудеса иногда помогают. Главное наше дело — это спасение души. Если ее спасем, все остальное прибавится.
Говорил тогда старец и о судьбах России. Со мной была моя жена, Татьяна Горичева, которая сильно скорбела. В 1980 году она была выдворена из России и думала, что уже никогда не увидит свою любимую Родину. Живя в Париже, я видел многих эмигрантов, и греков, и сербов, и венгров, и поляков, и знаю, что русские сильнее всех мучаются ностальгией, чаще других впадают в отчаяние. Старец явно чувствовал наступающую тоску Татьяны, хотел ее утешить, но не праздным словом. Глядя на нее, старец заговорил о боли и страдании России. Но закончил он как-то весело: все это, сказал он, скоро кончится. Надо еще немного подождать, и ты увидишь свою Родину, все там изменится. Время этой власти прошло. Русские монахи, мученики, связали бесов и продолжают это делать. А ты, ты должна жить как в раю. (Должен сказать, что Татьяна тогда обрадовалась, но потом все-таки очень тосковала, ведь годы проходили, она уже не верила в перемены. Тогда почти никто не верил в возможность перемен, СССР казался таким прочным — «на века». Для нас, слабых, 3−4 года — это очень много, а для старца — ничего страшного, потерпеть можно. Но потом Татьяна вспомнила, что ей было сказано, да и до сего дня вспоминает.)
В тот же день старец еще раз заговорил о своих дарах. Он говорил, что не видит в этом никакой своей заслуги — они есть дар Божий, и за то, как он использовал эти дары, он будет отвечать перед Господом. Еще старец говорил, что прозорливость не молитвою приобретается, это Бог действительно даром дает.
Преподобный Порфирий Кавсокаливит
Но молва о старце как чудотворце шла своим путем, независимо от его воли. Его почитали как святого уже при жизни, приближенность к нему считалась чем-то великим, признаком особой Божией милости (что, конечно, так и было, но не в том смысле, который мы, миряне, этому придаем). В Греции, всегда живущей бурными политическими страстями, кто-то придумал, что близость к старцу могла бы быть хорошим предвыборным аргументом для одной из двух главных партий, которые уже десятилетиями сменяются у власти. И стала партийная молодежь приходить в строящийся монастырь на воскресные Литургии. Старец быстро понял, чего хотят эти новые прихожане, и переставил начало Литургии с 7-ми часов на половину пятого утра. И в церквушке опять остались только свои люди.
Но старец не был совсем чужд жизни в современном обществе, той жизни, в которой политика имеет важное место. В неделю канонизации старца по радио передавали и многочисленные аудиозаписи его проповедей. В условиях сегодняшнего страшнейшего финансового кризиса в Греции (да, в той или иной степени, и во всем мире), когда оказалось, что государство десятилетиями безудержно задолжало мировым ростовщикам, и теперь многие будущие поколения будут рабским трудом оплачивать одни годовые проценты, мне особо запомнилась проповедь об избалованности детей и ее последствиях для общества взрослых. Проповедь была пророческая. Не в том смысле, что старец предвидел будущие события, хотя и об этом можно было бы говорить. Пророческая она была тем, что гремела, что ее было страшно слушать, и что она требовала немедленной реакции. Широкое, светлое, ласковое лицо старца из моих воспоминаний никак не укладывалось в новый контекст. Он обличал, даже страшно обличал неразумных родителей, которые, без меры балуя своих детей, портят их личность, приучают их к жизни в ненужном и, главное, незаслуженном изобилии, или лелеют в детях желание такой жизни, несмотря на цену, которую за это платят другие. «Может ли избалованной человек быть хорошим христианином? — гремел старец. — Да где вы видели, что бы эгоист был хорошим христианином? Может ли такой быть полезным в обществе, в Церкви? Как быть полезным, если постоянно тянешь одеяло на себя? Если не знаешь значение простых слов: достаточно, я доволен, больше не надо? Если все время кричишь: хочу, давай, давай сразу? Если, думая только о себе, не умеешь даже и простую благодарность выразить другому человеку?» Старец говорил о том, что любовь, в том числе любовь родительская, должна, прежде всего, быть обращена к душе любимого человека. Нельзя делать того, что приведет любимого к погибели. Любовь не должна воспитывать жадность, неспособность к жертвенности и самоотвержению. Любовь есть свобода давать и принимать. Любовь не имеет ничего общего с судорожным потребительством, которое делает нас рабами рекламы и искусственного желания. Кто не способен ограничить себя, успокоиться и довольствоваться тем, что есть, тот запросто станет и вором, и обманщиком, и коррупционером, лишь бы увеличить свое имущество. Своей жадностью он введет в беду многих. И будет жить как в судороге, все более и более порабощаясь собственным страстям. Старец говорил о том, что родители должны воспитывать своих детей свободными, любвеобильными, сострадательными, одним словом, христианами. Таким Ангелы помогают, а рядом с избалованными детьми тоже стоят ангелы, но падшие.
Кому были сказаны эти слова? Наверно всем, хотя, конечно, и конкретным прихожанам маленького монастырского храма. Кто слышал эти слова? Далеко не все. Последствия очевидны.
+ + +
Второй и последний раз я посетил старца 10 лет спустя в уже построенном монастыре. Была зима. Старец был очень болен, и его кончина была близко. Пока старец говорил с афонским настоятелем, я ждал в коридоре и тянул четки. Потом я зашел в его маленькую комнатку. Разговор со мной закончился быстро, весьма быстро. Стыдно воспоминать, но скажу. Старец, измученный болезнью, лежал в кровати. Он благословил меня, а потом несколько мгновений держал мою руку в своей руке и смотрел на меня с грустью. На мой сбивчивый рассказ он ответил, что я неспособен принять совет, что слушаться не буду. Что я уже заранее для себя все решил. И не за советом приехал к нему, а за подтверждением своего решения. Поэтому, сказал, иди, я тебе твоего решения не буду подтверждать, оно твое, пусть твоим и останется. Но помолюсь, чтобы ты жизнь свою совсем не испортил.
Помолился и повернулся к стене. Тем наш разговор и кончился. Я еще некоторое время в смущении ждал, а потом поклонился и вышел. Да, я знал тогда, что не способен поступить иначе, что я не готов к послушанию. Но до сих пор не знаю, испортил ли я свою жизнь окончательно, как опасался старец, или, по его молитве, нет. Мне еще предстоит ответить за все, что я сделал в своей жизни. Это зависит от меня. Хотя молитвы старца, и это я знаю, были и будут со мною.
