 |
| Русский журнал | Натали Энджиер | 15.02.2005 |
Ага, испугались?! Вот что получается, когда таких, как я, выгоняют из наших лисьих нор. Я здесь для того, чтобы поговорить о воспитании здоровых детей, полностью избавленных от религии. Я с удовольствием отвечу на любые вопросы, и все это пойдет только на пользу моей восьмилетней Кэтрин.
Да, теория полной ответственности родителей за воспитание детей — это чистой воды атеизм! Вам кажется, что у меня на макушке растут рога? Кстати, только вчера вечером я прочитала в Новом английском журнале о причинах возникновения роговидных образований — так называемых цилиндром, или доброкачественных опухолей. Чтобы объяснить, насколько экуменистический характер в отдельных случаях приобретают эти причины, доктора пишут, что «цилиндромы могут срастаться, образуя шляпоподобный нарост, называемый «тюрбанной» опухолью.
Однако поговорим серьезно. Я хочу объяснить, почему мы с мужем воспитываем нашу дочь атеисткой. Можно ответить коротко и просто: «Потому что мы не верим в бога». Можно с оттенком самооправдания сказать: «Потому что мы считаем, что это правильно».
Но сначала позвольте мне немного рассказать, почему применительно к себе я предпочитаю термин «атеист» более мягким и уклончивым «агностик», «светский гуманист» или даже позднейшему «светоч». Дело в том, что я просто отказываю во взаимности любому из богов нынешнего мейнстрима. При этом я в состоянии оценить литературные и метафорические достоинства всего сонма мифологических и религиозных персонажей. Например, во время последних выборов мы все чувствовали себя Сизифом, который пер в гору этот валун, допер до самого верха, ну, а дальше вы знаете… Или Прометеем, которому стервятник каждый день прилетает клевать печень. Или многострадальным Иовом, или нищим Лазарем, подбирающим крошки с господского стола. Но, понимая и принимая все это, я ни в коем случае не стану рассматривать любую религиозную книгу столь же адекватно, как произведения Шекспира или Генри Джеймса. Я не могу всерьез воспринимать эти книги в качестве истинных описаний того, как образовалась Вселенная, или того, что нас ждет в «другой жизни». И даже того, что есть сам Бог, чего он хочет и о чем он хнычет. Так что по стандартам господствующих сект я беспримесная атеистка.
Тем не менее громадность нашей Вселенной и вероятность существования других миров предполагают ее стремление к самопознанию, а мы — это некое вселенское «Я», ее, так сказать, глаза и уши. В этой идее меня вдохновляет ее философский аспект — я начинаю верить в некий, если хотите, нравственный императив: понять Вселенную настолько глубоко, насколько наши умственные способности в состоянии с этим справиться. Недавно меня очень тронуло письмо, что я прочла в газете «Вольнодумец», которую издает Фонд свободы от религии. Автором его был не кто иной, как Альберт Эйнштейн. «Я не раз говорил, что идея о личности Бога всегда казалось мне крайне наивной, — отвечает Эйнштейн на вопрос одного морского лейтенанта. — Я предпочитаю смиренно признавать, что наш интеллект слишком слаб, чтобы понять и разъяснить природу и нас самих».
Разумеется, перед лицом вселенского величия смирение нам гарантировано, но не будем забывать, что Эйнштейн до самого конца своей долгой жизни стремился с помощью своего «слабого интеллекта» постичь это величие и постепенно понять его. И насколько же верней, с моей точки зрения, когда смирение, соединенное с неутоленным любопытством, позволяет покопаться в тайнах Ее Величества Природы, чем-то бездарное смирение, которое приписывается нам, «невежественным и побежденным либералам», евангелистской суперзвездой Джоном Стоттом. Он, по утверждению Дэвида Брукса, не верит, что «люди способны постичь истину. Напротив того, истина уже известна».
Как пишет Стотт: «Именно потому, что мы любим Иисуса Христа, нам дано… понять его несравненное величие и абсолютную достаточность. В библейских текстах и в Его божественных откровениях сказано все, и добавлять к ним что-либо от себя — значит уничижать Христа». Как сказал Льюис Блэк в телепрограмме «Шоу на каждый день», когда там обсуждали предложение запретить геям преподавание в школах, «это всего лишь детские забавы». Если следовать Стотту, то нужно прикрыть все национальные фонды поддержки науки, информатики и технологии. Кому нужны колебания Гейзенберга или относительность Эйнштейна, когда достаточно двух волов, двух мулов и Рождества Христова? Ой-вей! И это все наши ценности? На такой телеге прошлого далеко не уедешь.
Итак, атеизм я воспринимаю в прямом смысле слова — жить без бога. Не обращаясь к сиянию высшего существа с просьбами объяснить, обнадежить или простить. И могу с гордостью сказать, что моя дочь меня понимает. Несколько дней назад, готовясь к этому выступлению, я задала своей неверующей наследнице несколько вопросов. Сначала я спросила ее, верит ли она в бога. Она поморщилась, как будто я попросила ее сделать что-то неприятное — поесть шпината с печенкой или поцеловать мальчика — и просто сказала «нет!» Тогда я спросила ее, не жалеет ли она, что ее воспитали неверующей, и она опять сказала: «Нет, мне это нравится». Я спросила, почему. Сначала она сказала: «Потому что не нужно по воскресеньям ходить в церковь». А потом добавила, что предпочитает делать все сама, а не просить кого-то, чтобы он сделал это для нее. «Если кто-то заболеет, я не буду за него молиться богу, а пойду и куплю ему лекарство», — так ответила моя дочь.
Не буду скрывать, мне понравился этот ответ. В нем прослеживалось то, что вы называете системой ценностей. Она еще добавила, что никогда не поверит в то, чего не увидит сама. «Если подружка скажет мне, что у нее есть летучая собака, я попрошу мне ее показать». Кэтрин рассказывала, что некоторые ее подружки говорят, будто они видели бога. Одна из них описывала, как видела яркий свет среди ночи, который, она знает, был знамением Иисуса, а когда Кэтрин попросила ее, может ли она вместе с ней увидеть этот свет, ответила: «Тебе никогда этого не увидеть. Это могут увидеть только те, кто верит в бога!»
Как говорит Ричард Доукинс: «С религией всегда можно выкрутиться». Определенно, Кэтрин повезло. В нашем либеральном городке Такома Парк, штат Мэриленд, 91,8% жителей голосовали за Керри, и многие дети, как и Кэтрин, не верят в бога. Пару раз, правда, ей сказали, что она попадет в ад, или, как она это назвала, по другую сторону рая. Но, к счастью, она замечательно невосприимчива к проклятием и говорит, что ей все равно, потому что она не верит ни в одно из этих мест.
Но кое-где в Соединенных Штатах быть атеистом очень не просто, а порой даже опасно. В прошлом октябре в Тэйлоре, штат Мичиган, бывший бойскаут застрелил человека только за то, как он потом объяснял, что тот был «злобным и неверующим». Все мы, конечно, знаем, какую терпимость прививают американским бойскаутам. Геям, например, туда вступать вообще запрещено — разве они смогли бы хорошо натягивать палатки и вязать узлы? Точно так же, впрочем, как и атеисты, которым дорога туда тоже заказана. Помните, как они выгнали Даррела Ламберта, лучшего бойскаута, если такие, конечно, бывают, потому что он отказался сказать, что верит в бога? В слову, я горжусь тем, что мой муж, бывший бойскаут, заработавший у них кучу нашивок и значков, решил отослать свою медаль обратно и даже написал замечательную статью о своем решении для «Вашингтон Пост». Скаутский директор по связям с общественностью прислал ему ответ со словами: «Мы принимаем ваше решение, но надеемся, что со временем Вы будете более широко смотреть на вещи».
Так что же я могу посоветовать тем, кто пытается воспитать своих детей атеистами в закосневшей религиозной атмосфере американских городков? Уезжайте. Я вовсе не шучу. Я училась в средней школе одного такого городка в Мичигане. Это был очень религиозный город, где много баптистов и много пьяных водителей, и, поверьте мне, это были худшие четыре года моей жизни. Так что переезжайте в большой город любого штата или даже в небольшой город в каком-то из пуританских штатов, уезжайте в Такома Парк или, если сможете, в Канаду. Уезжайте в любой университетский город, поскольку — да-да! — там полно атеистов. Хотя нам все уши прожужжали, что мы живем в чрезвычайно религиозной стране.
Все мы читали статистику о том, что у нас могут выбрать в президенты кого угодно — женщину, еврея, мусульманина или даже того самого гея, которого американцы ни за что не желают видеть ни за учительским столом, ни тем более перед алтарем. Но никогда у нас не проголосуют за атеиста. От 90 до 95% американцев утверждают, что верят в бога. Однако что стоит за этой статистикой? Заслуживает ли она доверия больше, чем результат того — недостоверного, я надеюсь! — опроса, который показал, что 55% американских христиан полагают, что Ной был родственником Жанны д"Арк? Джон Хорган писал в воскресной «Нью-Йорк Таймс» об исследовании Гарвардского университета, которое выявило, что количество американцев, не имеющих религиозной принадлежности, резко выросло за прошедшие 10 лет и достигло 39 миллионов человек. Это в два раза больше, чем количество мусульман, евреев, буддистов, индуистов и прихожан епископальной церкви вместе взятых. Конечно, в их числе не только «новообращенные» атеисты, но и атеисты со стажем, но они предпочитают жить в больших городах — там, где есть активная культурная и интеллектуальная жизнь. Именно это и приводит меня к убеждению, что ребенку надо давать атеистическое, светское воспитание. И делать это следует не втихомолку, а гордо и открыто.
Я пишу о науке. Я люблю доказательства и предпочитаю научные методы исследования любых вопросов. При этом я знаю, что ученые могут быть столь же мелочными, неуверенными, тщеславными, высокомерными и самодовольными, как и все остальные люди. Мифу о благородном, самоотверженном ученом нельзя позволять расти дальше эмбриональной стадии стволовой клетки, и большинство ученых это подтвердит. Наука ценна тем, что вырывает с корнем дутые открытия, потому что во всем и всегда требует доказательств. «Первое, с чем сталкиваешься, занимаясь наукой, — сказал мне один биолог из Калифорнийского технологического, — это то, что природе плевать, какой ты хочешь ее видеть». Это великая и прекрасная мысль. И мы должны всячески культивировать в себе эту способность видеть мир таким, как он есть, а не таким, как нам о нем рассказывают или каким конфессиональные фантазии предпочитают его видеть. Кроме того, занятия наукой очень объединяют. В крупных лабораториях, на научных конференциях ученые всего света обмениваются мнениями и сообща пытаются прийти к каким-то выводам. Вот чем мы должны гордиться! Тем, что наш коллективный разум, наши знания, когда мы вместе бьемся лбами, решая какую-то проблему, приводят к способности придать Вселенной смысл. О себе же могу сказать, что атеистические убеждения больше, чем что-нибудь другое, означают для меня преданность научному подходу. И меня пугает, что религия зачастую рисует совсем иную картину действительности, чем та, которую наука только-только еще начинает прописывать в деталях. Самый яркий пример тому — непрекращающиеся дебаты о преподавании в школах теории эволюции. Эта тема, как Распутин или тот персонаж из фильма ужасов, отказывается умирать. Статистические данные просто кошмарны. Согласно «Вашингтон Пост», в этом году почти в 40 штатах клерикальные круги оказывали противодействие обучению законам эволюции в средних школах. А это 4/5 наших штатов. По недавнему опросу CBS, 55% американцев уверены, что бог создал человека в его нынешнем виде. В их числе, к моему прискорбию, 47% избирателей Керри. Только 13% американцев считают, что человек произошел от обезьяны без божественного вмешательства. Только 13%. Свидетельства эволюции человека от доисторических приматов, а тех, в свою очередь, — от еще более ранних млекопитающих и так далее до первой клетки, появившейся на Земле около 3,8 миллиардов лет назад, неоспоримы и базируются на цепи неопровержимых данных. Точных свидетельств божественного вмешательства до сих пор не существует. И тем не менее, люди спорят об этом, как о том, какое мороженое лучше — шоколадное с пралине или сливочное с ореховой крошкой. Как будто это всего лишь дело вкуса!
Мне кажется, что такой подход граничит, мягко говоря, с неэтичностью. И для меня развитие у моей дочери способности различать частные мнения и научные доказательства — самый важный аспект воспитания. Так, объясняя ей, почему я атеистка, я говорю, что не вижу достоверных свидетельств существования бога — ни в виде абстрактного божества, ни в виде большого бородатого повелителя вселенной, сидящего на небесах. И вы знаете, она это усваивает. А встав на этот путь, уже довольно трудно с него сбиться.
Люди иногда говорят мне в шутку или всерьез, мол, подожди, вот она вырастет и вступит в какую-нибудь секту, станет последовательницей Муна или «евреем для Иисуса». Но факты говорят о другом. Подавляющее большинство сектантов, более трех четвертей, были приверженцами той или иной разновидности христианства, включая методистов, последователей епископальной церкви и баптистов. Атеистов среди них в процентном отношении было не больше, чем среди всего населения. Я не сомневаюсь, что со временем Кэтрин найдет способ довести меня до ручки, но уверена, что это будет не в связи с каким-нибудь гуру Раджинееши.
А как же тогда ребенок увидит разницу между добром и злом, между истинными и мнимыми ценностями? Как быть с традициями, с ритуалами, с рождественскими каникулами, которые дети так любят? Как ребенок сможет хорошо себя вести без религиозных правил?
Черт побери! Неужели вам действительно нужны эти религиозные правила, чтобы научить ребенка быть добрым, честным, не оскорблять чувства других людей, заботиться о ком-то еще, кроме самого себя? Есть много педагогических приемов, но, по моему опыту, нет ничего более действенного, чем сесть рядом с ребенком и спросить у него: «А тебе бы понравилось, если бы так поступили с тобой?» Появляется все больше научных свидетельств о том, что мы по своей природе невероятно коммуникабельны, склонны сотрудничать, доверять иной раз совсем чужим людям. Даже незнакомцам в Интернете, которых мы не никогда не видели и не увидим. И ничем мы не обязаны пресловутым десяти заповедям. Какие из них учат нас помочь в беде чужому человеку, прыгнуть в воду, чтобы спасти тонущего ребенка, сдать кровь или даже пожертвовать почкой или срезом печени? Да, люди делают ужасные вещи: обманывают, предают, крадут — и это повторяется снова и снова. Но тише! Раш Лимбау был наркоманом и, насколько мне известно, до сих пор сидит на игле, а священники по-прежнему используют мальчиков из церковного хора не по назначению. И это также повторяется снова и снова.
Я говорила с Кэтрин об испытаниях, через которые человеку предстоит пройти, о желании причинить боль другому, о чувстве мести. Недавно она написала в своем дневнике, что хотела бы отомстить тем, кто сделал ей плохо, и при этом сетовала, что это, увы, не всегда легко сделать. Прочитав запись, я поняла — вот о чем нам надо поговорить. О том, что есть два мощных человеческих импульса — любовь и месть. Что первый из них — это великая сила добра, которую мы должны в себе беречь и лелеять, а второй — это естественное чувство, знакомое каждому, но мы должны бороться с ним до последнего, поскольку оно порождает войны, длящиеся годы и столетия. Потом мы вместе перечитали историю Ромео и Джульетты, которую она обожает, и она, кажется, поняла, из-за чего там все так получилось.
Я верю, что люди должны жить в мире, и всякий раз беру Кэтрин с собой на марши протеста. В этом году ей даже пришлось пропустить первый день в своем третьем классе, чтобы поучаствовать в одном из таких мероприятии в центре города. Там читали вслух имена погибших на Иракской войне, и Кэтрин читала имена детей. Мне бы очень не хотелось выглядеть ханжой, но это только один пример того, как я пытаюсь сделать мою дочь хорошим человеком, объяснить ей, что на свете существует что-то большее, чем она сама.
И конечно, мы отмечаем рождественские праздники. Мы покупаем и украшаем елку, зажигаем семисвечник, весь наш дом переливается разноцветными огнями. Я рассказала Кэтрин о том, что идея Рождества появилась задолго до Иисуса, что людям всегда было нужно в самое темное, самое холодное время года зажигать огни, слушать музыку, веселиться в кругу семьи, украшать вечнозеленое дерево — этот символ жизни. И, конечно, дарить подарки. Все это не кажется мне лицемерием. Это здравый смысл. Это волшебно, это все наше, и религия не имеет к этому никакого отношения!
И в заключение я бы хотела рассказать о самой тяжелой проблеме, перед которой встает каждый, выбравший для своего ребенка путь атеизма: что нужно говорить ему о смерти? Не так давно Кэтрин панически боялась смерти. Однажды мы ехали на машине и вдруг она начала что-то страшно выкрикивать с заднего сиденья. Мы ужасно перепугались и уже собрались везти ее в больницу. «Я только что подумала о смерти! -закричала она и разрыдалась. — Я не хочу просто так исчезнуть! Умереть навсегда, и это — все, это — конец!»
Это повторялось несколько раз — ни с того ни с сего она начинала рыдать. Мы успокаивали ее как могли, говорили, что она будет жить долго-долго, что изобретут новые лекарства, которые к тому времени, когда она вырастет, помогут ей жить еще дольше, несколько сотен лет, да так, что — кто знает! — она еще от этой жизни сама устанет. И еще мы ей рассказали, что на самом деле ничто в мире не исчезает, а только изменяет форму, и что она может стать дельфином, орлом или гепардом. Но сейчас она ничего об этом не знает, как и тогда она не будет помнить про свои прежние воплощения, про то, что когда-то она была девочкой Кэтрин. И эта потеря, казалось ей тяжелей всего. Как мне, как всем нам. Привыкнуть к мысли о смерти — это самая трудная задача в жизни, которую редко кому удается решить. До тех пор, во всяком случае, пока мы не поймем, как это просто: уу-упс! — и ты уже больше не здесь, а там. Впрочем, выбора все равно нет…
Но как бы то ни было, я не стала морочить ей голову этими вечными байками про райские сады, пение ангелов, звуки арфы и все в таком роде. И в последнее время у Кэтрин, кажется, уже закончились эти вспышки ужаса. По крайней мере, в течение года или двух они уже не повторялись.
Я не знаю, как бороться со страхом смерти — попробуйте найти ответ сами. Но интересно, что верующие люди, бесконечно твердящие о высшем смысле и цели жизни и о познании чего-то большего, чем она, тем не менее не забывают о гарантиях вечной жизни для своих потрепанных и склеротических 70-летних душ. Возможно, это и есть подлинная этика атеизма. Изо всех сил стараясь продлить свой земной срок, помнить, что река жизни продолжит свое течение и без нас, поскольку на нашей планете этот процесс не прекращается уже 4 миллиарда лет. И еще неизвестно сколько — на других планетах. Материю нельзя создать или уничтожить, и мы, как ее часть, пребудем всегда, и Вселенная навечно останется нашим домом.
Перевод Александра Лукьянчикова
