Новое творение

размышления в неделю святых Праотец

Публикуемое на нашем сайте научно-популярное эссе посвящено прологу книги, открывающей Новый Завет, — Евангелия от Матфея. В нем при помощи, казалось бы, формального перечисления имен предков Иисуса Христа евангелист сообщает читателю глубокие богословские истины. Какие же идеи, принципиально важные для понимания домостроительства нашего спасения, выражены в 17 стихах?

Припоминаю одну историю, которую когда-то слышал на лекции по философии. Некто известный из среды нашей дореволюционной интеллигенции, желая прочесть Канта, взял в руки его знаменитый труд «Критика чистого разума». Через некоторое время он с негодованием отшвырнул томик в сторону: «То, что не может быть понято, не должно читать!» Порой у неподготовленного читателя, который взял в руки книгу под названием «Ветхий Завет», могут возникнуть те же самые эмоции. Повествование о далеких временах, погибших цивилизациях, представителях других национальностей — малопонятно, написано непривычным языком с использованием архаичных литературных приемов. Ко всему прочему, местами библейский рассказ отягощается длинными скучными списками незнакомых имен. «Получать удовольствие от чтения такой книги все равно что наслаждаться чтением телефонного справочника, — вздыхает он. — Книга для специалистов». По этой причине, кстати, один известный миссионер советовал: «Начинайте знакомство с Писанием с чтения Нового Завета: более актуально и более понятно». Читатель откладывает Ветхий Завет в сторону и с надеждой берет в руки Новый. Но и здесь его ожидает разочарование. Первая же книга, Евангелие от Матфея, встречает читателя таким же скучным и непонятным перечнем имен. Он пробегает этот список глазами, испытывая облегчение, когда тот заканчивается и, наконец, начинается история о Рождестве.

Действительно ли пролог, по сути, визитная карточка Евангелия от Матфея, книги, открывающей Новый Завет, книги, которая актуальна на все времена и для всех поколений благодаря своим глубоким богословским прозрениям и смыслам, скучен и не стоит нашего внимания? Это не так. Если вглядеться в этот текст, то мы увидим, что первые 17 стихов Евангелия от Матфея по своей богословской глубине и сочности вполне могут быть сопоставимы с потрясающим и захватывающим повествованием пролога Евангелия от Иоанна.

«Христос, Сын Давидов, Сын Авраамов»

В центре повествования Евангелия от Матфея находится личность Иисуса. Главное, о чем хочет сказать нам евангелист: «Этот Иисус и есть Тот, Кто является долгожданным Христом».

«Христос» (Χριστ?ς) — греческое слово, которое можно перевести как «Помазанник». Его еврейским прототипом является «Машиах» (???‎), что передается как «Мессия». Ожидание прихода Мессии — главный нерв всей ветхозаветной религии. Мессия — помазанный Богом Спаситель Израиля. Он принесет Своему народу мир. Провозглашение важной истины о том, что «Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса» (Деян. 2:36), было одной из важных задач проповеди апостолов. По сути, это сердце Евангельской вести. Однако, в зависимости от той аудитории, к которой обращаются Евангелисты, они делают это разными способами.

Поскольку Евангелие от Матфея было адресовано иудеям, автор стремится показать, что Иисус — прямой потомок царя Давида. То, что «Христос придет от семени Давидова из Вифлеема»(Ин. 7:42), было общим местом в иудейских эсхатологических воззрениях. Он Тот, в Ком исполняются обетования, данные некогда пророком Нафаном царю Давиду[1]. Христос утвердит дом Давида навеки, вернет народу Божию былое могущество, в Нем Израиль найдет свое благословение. Именно поэтому Он есть истинный Царь Иудейский. «Сын Давидов» ко времени Иисуса становится общепризнанным мессианским титулом[2]. Не зря Матфей не устает повторять его на протяжении всего своего повествования[3]. Для него это не просто одно из имен в ряду с другими, но скорее аргумент, который подтверждает мессианство Иисуса.

В отличие от «Христос» и «Сын Давидов», выражение «Сын Авраамов» не является мессианским титулом. Однако задача показать читателю, что Иисус является и сыном Авраама, представляется Матфею не менее важной. Мессия, как Спаситель еврейского народа, Сам должен быть израильтянином, иметь с ними одного прародителя[4]. Однако Матфей упоминает об Аврааме не только ради этого. Как Авраам — начало еврейского народа, так Христос его завершение. Он именно Тот, ради Которого еврейский народ и был некогда создан Богом от неплодного старца. В Нем вся история Израиля, начавшись в Аврааме, достигла своей цели и исполнения. Через Иисуса Бог распространит Свое благословение и спасение на все другие племена земные, как Он и обещал некогда Аврааму[5]. Возможно, в этом титуле содержится и намек на то, как осуществитсяэто спасение. Святоотеческая традиция проводит типологическую параллель между Иисусом и Исааком, возлюбленным сыном Авраама, который должен был быть принесенным в жертву по повелению Бога[6].

Помимо всего вышесказанного, образы Давида-монарха, и Авраама-патриарха, исполняющего функции первосвященника, указывают на ту полноту власти, которую имеет Иисус. Он — царь, Он же и священник. Эта власть проявляется в Его земном служении и спасительном подвиге[7].

Итак, формула «Иисус Христос, Сын Давидов, Сын Авраамов» говорит нам, что сей Иисус — Тот, Кто должен спасти свой народ, а также все человечество. Именно в Нем чаяния Израиля и всего мира находят свое исполнение.

«Се, творю все новое»

Не только об этом хочет сказать нам автор в первом стихе. Помимо заявлений о мессианстве Иисуса, а также содержании Его служения, Матфей указывает на то, что сей Иисус — начаток нового мира.

Первое же выражение Евангелия от Матфея, «β?βλος γεν?σεως» (biblos geneseos), готовит читателя к совершенно грандиозному повествованию. Русский перевод этого выражения «родословие» не вполне точен, т. к. в греческом языке для этого понятия существовал вполне конкретный термин — «γενεαλογ?α» (genealogia)[8].

При использовании же этого словосочетания возникает четкая аллюзия на Быт. 2:4, 5:1, 6:9, 10:1, 11:10, 11:27, где древнееврейское ??? ??? (sefer toledot) или же просто ??? (toledot) передано в Септуагинте при помощи греческого «β?βλος γεν?σεως». Учитывая, что γ?νεσις (genesis) имеет следующие значения: возникновение, начало, становление, рождение, — это словосочетание можно перевести как «книга происхождения» или же «книга начала»[9].

Отсюда первый стих может являться заголовком не только к формальной генеалогии, но также к рассказу о рождестве (γ?νεσις)[10] Иисуса (1:2−25), повествованию о Его детстве (1:2−2:23) или же ко всей первой части Евангелия (1:2−4:16), которая вводит нас в историю земной жизни Спасителя. Тогда «β?βλος γεν?σεως» уже не просто генеалогия (как список предков) это «книга происхождения Иисуса».

Однако возможно понимать это выражение и в еще более широком смысле. Для этого нам необходимо всмотреться в те случаи, когда это словосочетание встречается в книге Бытия. Мы увидим, что каждый раз бытописатель использует его для того, чтобы завершить рассказ о каком-то значимом в судьбах мира деянии Божием и начать повествование о новом этапе Божественного домостроительства (творение мира, человека, нового мира после потопа, творение языков (народов) в истории с Вавилонской башней, творение нового народа в истории Авраама). Выражение «β?βλος γεν?σεως» каждый раз вводит тему творения, конца старого и начала нового. Используя это выражение, евангелист привлекает наше внимание не просто к генеалогии предков Иисуса, а также истории Его рождества, Он указывает на то, что речь пойдет о новом этапе отношений человека и Бога. Возникает новая реальность — событие, сопоставимое по своей значимости с величайшими событиями древности, во время которых Сам Бог принимает непосредственное участие в судьбе мира и человечества[11].

Далее в Евангелии от Матфея этот мотив творения нового мира усиливается в повествовании о рождестве Иисуса: как Адам рожден без родителей, так и Христос рожден без отца, действием Святого Духа[12]; а также в рассказе о крещении Спасителя: как мир приводится в бытие ипостасным Словом Божиим и Духом, Который парит над водами[13], так и новый мир рождается в водах Иордана, где Дух Святой в виде голубя парит над главой Иисуса, Слова Божия Воплощенного[14].

Не только евангелист Матфей предлагает нам такую аллюзию. По-своему это делает Иоанн Богослов, когда начинает евангельское повествование словами «В начале было Слово»(Ин. 1:1). Здесь мы можем увидеть явную параллель с первыми словами книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1)[15].

Итак, первый стих скрывает в себе следующие богословские идеи:

1. Иисус есть законный Мессия, «Сын Давидов», Который восстанавливает былую славу Израиля;

2. в Нем исполняются обетования данные Аврааму: не только евреи, но и все человечество получают в Нем благословение;

3. Он есть начаток нового мира.

Собственно, сама генеалогия (Мф. 1:2−16) есть не что иное, как иллюстрация, призванная подтвердить и раскрыть эти утверждения.

История или богословие?

Каким именно образом генеалогическое древо Иисуса демонстрирует Его мессианство? Что здесь имеет доказательную силу? Неопровержимость исторического факта? Строгое соответствие повествования объективным закономерностям исторического развития? Непротиворечивость внутренней хронологии и ее корреляция с хронологией всемирной истории?

Если читать генеалогию Иисуса только с позиции ученого-историка, мы рискуем, что много принципиально важной с точки зрения богословия информации, зашифрованной в тексте, останется в стороне. Более того, мы можем столкнуться с такими затруднениями, которые нельзя разрешить единственно при помощи методов исторической науки. Нам придется признать или то, что автор ошибся в своих подсчетах, или то, что он намеренно злоупотребил фактами, по причине богословской предвзятости и тенденциозности. Для иллюстрации можно привести два самых ярких примера.

Так, например, трудно объяснить тот факт, почему в восьмом стихе Матфей не упоминает имен царей Охозии, Иоаса и Амасии. Согласно истории Ветхого Завета[16], они должны царствовать между Иорамом и Озией. Кроме того, если мы возьмем в руки греческий оригинал, то увидим, что 11-й стих ничего не говорит нам о царе Иоакиме, который должен править между царями Иосией и Иехонией[17].

Большую трудность для историка представляет согласование генеалогий Матфея и Луки. Начиная с того, что после Вавилонского плена мы имеем два совершенно разных списка имен, заканчивая тем, что у евангелиста Матфея от Давида до Иисуса 27 родов, а у евангелиста Луки — 42.

Не отвергая значимости истории и исторического подхода к Евангельскому тексту, все-таки скажем, что генеалогия евангелиста Матфея скрывает в себе больше богословской точности, нежели исторической. Это отнюдь не значит, что Матфей придумывает историю. На основе действительных исторических фактов он создает богословскую метафору. Что это значит? С одной стороны, это значит, что исторические факты свидетельствуют не только о себе. Есть еще и более глубокий смысл. Факты выступают в качестве намеков, аллюзий, символов, типологических образов, которые указывают на определенные богословские идеи и закономерности. Именно так евангелист доказывает, демонстрирует и поясняет те утверждения, которые высказывает в первом стихе. С другой стороны, этот смысл настолько важен, что для его демонстрации некоторыми историческими фактами можно и поступиться.

Взглянув на генеалогию Иисуса под таким углом, мы можем обнаружить в тексте Евангелия более глубокий пласт смысла, нежели просто буквально-исторический. Для нас, читающих Писание Нового Завета не просто как исторический документ, но в первую очередь как Благую Весть о спасении, этот более глубокий смысл имеет первостепенное значение.

Богословие в числах

Первое, о чем говорит генеалогия, — то, что Иисус имеет право именоваться «Сыном Давидовым» и действительно является Мессией.

Генеалогии чрезвычайно важны для иудеев. Иосиф Флавий начинает свою «Автобиографию» с рассказа о своих предках. В книге Ездры говорится о том, что некоторые священники, которые вернулись из Вавилонского плена, были лишены священного сана: они не смогли подтвердить свою принадлежность к священническому роду, предоставив родословные списки[18]. О человеке, по мысли иудеев, многое можно сказать, если знаешь, кем были его предки, а генеалогия наглядно демонстрировала чистоту рода. Так, известно, что рабби Гиллель гордился тем, что его род восходит к Давиду. Царь Ирод Великий, который был наполовину идумей, наполовину иудей, приказал переписать свою генеалогию, т. к. имен его предков не было в официальных списках, что бросало тень на репутацию царского рода[19]. Поэтому, обращаясь к иудеям, евангелист Матфей идет привычным для них путем.

Однако, истина мессианства Иисуса выражается не только при помощи формального перечисления имен, но и при помощи числовой символики.

Привлекает внимание число 14, которое Матфей в своей генеалогии повторяет три раза. Создается впечатление, что евангелист намеренно ретуширует исторические факты (например, исключение имен как минимум трех царей), чтобы получить эту цифру. Чем она так важна для автора?

Одно из самых распространенных толкований предлагает видеть в этом числе указание на имя царя Давида[20]. Перед нами т. н. гематрия — прием, который был широко распространен среди иудейских и христианских писателей в древние времена[21]. В еврейском языке имя Давид имеет три согласных, сумма числовых значений которых равна 14 (Д (=4) + В (=6) + Д (=4)). Отсюда мы и имеем: 3 (три буквы имени Давида) на 14 (сумма числовых значений букв). Таким образом евангелист указывает на то, что сей Иисус есть истинный «Сын Давидов».

Эта важная христологическая идея углубляется за счет следующих богословских мотивов. Согласно верованиям древних евреев, личность Мессии — эсхатологическая, равно как и Царство, которое Он должен основать. Его приход — возникновение нового мира, пусть и в рамках истории. Однако прежде чем начнется мир новый, старый должен закончиться, выполнить свое предназначение, исполниться. Мессия, на языке Писания, придет тогда, когда наступит «полнота времени»[22]. Помимо того, что число 14 свидетельствует о мессианском достоинстве Иисуса, оно указывает на исполнение в Нем этих эсхатологических мессианских чаяний.

Число 14 можно рассматривать как сумму двух 7. Число 7 в библейской традиции считается священным (седьмой день, седьмой год, Енох — седьмой от Адама и т. д.) Это число полноты, целостности, завершенности. В свою очередь, 14 по три раза это 7+7+7+7+7+7. Для того, чтобы число, указывающее на полноту, было в свою очередь взято в полноте, необходима еще одна 7. Эта новая (седьмая) 7 и начинается с Иисуса[23]. Использование автором первого Евангелия числа 14 можно трактовать как указание на тот факт, что к моменту рождения Иисуса «время исполнилось»[24].

Еще одна схожая интерпретация числа 14 встречается у M. Davies[25]. По его словам, это образ, который содержит в себе идею возрастания и убывания по аналогии с возрастанием и убыванием луны в ее 28-дневный цикл. Евангелист Матфей, безусловно, знал о лунном календаре и использовал этот образ для указания на определенную закономерность в истории древнего Израиля. Возрастание — от Авраама к Давиду, убывание — от Давида к плену, возрастание — от плена ко Христу. Отсюда мы и имеем три группы, которые ассоциируются с тремя периодами в истории Израиля: расцвет — кульминация — закат. Цикл исполнен. После заката по логике нужен новый расцвет. Начинается новый день. Этот новый день и есть день прихода Мессии. По сути, перед нами та же идея исполнения времени, о которой мы сказали выше.

Итак, как бы ни отличались друг от друга мнения экзегетов, они сходятся в том, что 14 на 3 не просто случайное число, которое следует понимать только в его исторической и нумерической буквальности. Это некий код, который вскрывает динамику движения истории и действие Промысла Божия в ней. Сама история Израиля в лице его царственных представителей свидетельствует о том, что Иисус есть подлинный «Сын Давидов», Мессия, а время пришествия Иисуса — это и есть момент «исполнения времен» и начала нового мира, Царства Мессии.

«Новый Адам»

Согласно представлениям древнего еврея, Мессия не просто царь, Он именно Спаситель. Эта идея в том или ином виде содержится во многих ветхозаветных пророчествах, которые говорят нам о личности Христа и Его миссии[26]. В Новом Завете евангелист Матфей говорит прямо: «Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21). Это значит, что та реальность, которую Иисус приносит, — реальность не только эсхатологическая, но и сотериологическая.

Имплицитно эта важная идея содержится уже в генеалогии Христа. Матфей помещает Иисуса в ряд с теми людьми, которые рассматривались в еврейской традиции как те, кто играет важную роль в деле спасения Израиля.

Также мы можем угадать здесь то, как именно будет совершено это спасение, — через восстановление (recapitulatio)[27].

Христос основывает Свое Царство, восстанавливая ту власть, которую не смог некогда удержать Давид. Во многих древних рукописей имя царя Давида в Мф. 1:6b дано без эпитета «царь»[28]. Здесь говорится о рождении Соломона от Давида и Вирсавии. Отсутствие титула «царь» не что иное, как намек на то, что согрешив, Давид лишается Своего царского достоинства и самого царства. Последнее буквально исполнилось в жизни его детей. То же относится и ко всему Израилю. За прелюбодейство с языческими богами, он теряет Землю Обетованную, Иерусалим, Храм и уводится в плен. Ни Давид, ни Израиль не выполнили своего предназначения: во что бы то ни стало оставаться верными Богу. Христос же — Тот, Кто, отождествив Себя с Давидом и всем Израилем, исполняет то, что оказалось не под силу простым людям. Своей жизнью Он являет пример совершенной покорности и послушания воле Отца, восстанавливая, таким образом, былую славу Давида и всего Израиля. Поэтому Он — Новый Давид и Новый Израиль.

Но Иисус восстанавливает не только престол Давида и Израиля, Он восстанавливает достоинство первого человека. Поэтому Христа называют Новым Адамом[29]. Намек на это может также содержаться в генеалогии, отдельные элементы которой можно рассматривать как своеобразный акростих, организованный по принципу хиазма:

a. Иисус Христос (1:1b)

b. Давид (1:1c)

c. Авраам (1:1d)

c. Авраам (1:2)

b. Давид (1:6)

a. Иисус Христос (1:16)

Если бы текст был написан на еврейском языке, мы бы получили: M ?šia? — D ?wi?- ? A ?r?h?m / ? A ?r?h?m — D?wi?- M ?šia?[30].

Спекулятивный характер вышеприведенной схемы не уменьшает значимости той идеи, косвенным подтверждением которой она является: Иисус творит новый мир, восстанавливая то, что не смог своими силами сделать первый человек, царь Давид, весь Израиль. Эта важная сотериологическая идея (recapitulatio), имплицитно выраженная уже в генеалогии, подчеркивается всем дальнейшим повествованием Евангелия от Матфея[31].

«Свои люди»

Для кого эта новая реальность предназначена? Ответ на этот вопрос также можно найти в генеалогии Иисуса.

Мы уже приводили изречение Матфея, которое он вкладывает в уста ангела Господня, посланного к Иосифу, «Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21). Важное понятие скрыто в выражении «Свои люди». Именно они и являются участниками нового мира, то есть причастниками спасения. Кто это «Свои люди»?

В первую очередь это, конечно, Израиль по плоти[32]. Иисус в каком-то смысле дитя всего Израиля, который для Него «Свой». Он новый Давид, который есть воплощение могущества еврейского народа, его величия и силы, лучших черт его национального характера. В этом контексте стоит понимать упоминание о братьях Иуды в Мф. 1:2b, т. е. родоначальниках всего еврейского народа. Формально они не имеют отношения к родословию Давида и Иосифа, но олицетворяют весь народ, который, как единый организм, «породил» Спасителя. Кроме того, упоминание о двенадцати патриархах может быть намеком на значимость будущего христианского братства. «Свои люди» составляют братство, подобно тому как были братьями патриархи; Иуда и братья — прообраз отношений людей в Церкви. Эти же идеи содержатся и в упоминании о братьях Иехонии в 11-м стихе. Они также олицетворяют некую полноту всего еврейского народа в один из ключевых моментов его истории: иудеи насильно уводятся в Вавилон, где разделяют друг с другом всю горечь плена, переживают покаяние и еще больше утверждаются в своих ожиданиях Спасителя.

Однако, благая весть о спасении выходит за пределы Израиля по плоти. Она обращена и к язычникам. Они также призваны стать «Своими людьми» Спасителю. Первым намеком на это становится упоминание Авраама в 1-м стихе, который сам был из язычников[33]. Он отец множества народов[34], которые через него получат благословение[35]. Также этот намек можно увидеть в том факте, что упоминание имен в Мф. 1:1 идет по нисходящей, вглубь веков: Христос — Давид — Авраам — … Евангелист Лука, как спутник апостола языков, выразит эту мысль в своей генеалогии со всей четкостью: Христос — Давид — Авраам — Адам — Бог[36].

Однако явным свидетельством об этом становится упоминание имен четырех женщин. Все они имеют непосредственное отношение к язычникам. Фамарь скорее всего была из местных жителей[37]. По свидетельству иудейского предания, она являлась «дочерью Арама»[38] (из арамеев). Раав[39] была жительницей ханаанского Иерихона. О Руфи Писание прямо говорит, что она была моавитянкой[40]. Вирсавия была замужем за Урией хеттеянином[41]. Примечательно то, что евангелист не называет ее имени, но только имя ее мужа. Это можно рассматривать, с одной стороны, как указание на грех Давида (убийство), но с другой — как желание автора подчеркнуть национальность Урии и его жены. Несмотря на то, что все женщины имеют языческое происхождение, все они становятся участниками Израиля по плоти, а также прообразом того, что в Новый Израиль войдут все народы[42].

Вообще, использование имен женщин в еврейской генеалогии — нечто из ряда вон выходящее[43]. Женщина не имела такого статуса и таких прав в древнем (преимущественно патриархальном) обществе, как в современном. Каждый день правоверный иудей благодарил Бога словами: «Спасибо Тебе, Господь за то, что я не язычник, не раб и не женщина». В этом смысле генеалогия евангелиста Матфея выглядит революционной: четыре женщины подряд. Для всего человечества это может иметь существенное значение. Спаситель упраздняет не только этнический барьер на пути ко спасению, но и половой. В новом мире, как говорит апостол Павел: «нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).

Обращает на себя внимание еще одно обстоятельство, связанное с этими персонажами ветхозаветной истории. Дело в том, что все они осквернили себя тяжелыми плотскими грехами. Фамарь соблазнила Иуду, Раав была блудницей, Вирсавия изменила мужу. Даже поступок Руфи некоторыми экзегетами рассматривается как предосудительный: подобно Фамари, она соблазняет Вооза[44]. Зачем евангелист помещает в родословии Иисуса таких «неудобных» предков? Неужели нельзя было выбрать более подходящие кандидатуры, например, Сарру, Ревеку, Рахиль?

По мнению некоторых исследователей[45], автор первого Евангелия вступает в полемику с современными ему иудеями, которые распространяли ложные слухи о рождении Иисуса и вводили тем самым в соблазн некоторых членов первохристианской общины. По их словам, подлинным отцом Иисуса был даже не Иосиф, а простой римский солдат, с которым якобы согрешила Мария. Как может Мессия произойти от такого нечистого союза? В этом контексте образы порочных женщин, которые являются праматерями великих царей и ожидаемого всеми иудеями «Сына Давидова», становятся своеобразным ответом и вызовом иудейским законникам.

Однако в первую очередь в своем повествовании евангелист руководствуется не полемическими мотивами. Его основная задача — изложить церковное видение того, Кто такой Иисус. Специфическая черта женских персонажей дает нам право думать о том, что Матфей использует здесь пророческий образ, указывающий на саму тайну Воплощения. Подобно тому как от впавших в грех вопреки всем человеческим представлениям о чистоте и святости рода произошли великие цари и должен был в итоге произойти Мессия, так и от Непорочной Девы, вопреки всем законам падшего человеческого естества, воспринял плоть Тот, Кто превосходит всякое человеческое естество.

Наконец, упоминая об этих женщинах, которые, несмотря на свой грех, стали членами богоизбранного народа и праматерями Христа, евангелист показывает, что и участниками нового мира, могут и должны стать не только праведники, но и грешники[46]. Блж. Иероним Стридонский так пишет по этому поводу: «Необходимо обратить внимание на то, что в родословной Спасителя не указывается ни одной святой женщины, а упоминаются только такие из них, которых порицает Священное Писание, чтобы показать, что Пришедший ради грешников, происходя от грешников, изгладил грехи всех. Поэтому и в следующих стихах указывается на моавитянку Руфь и Вирсавию, жену Урии»[47].

Новый Закон

Что же все-таки требуется от человека, который желает стать «Своим» Христу?

Здесь мы опять же встречаемся с мыслью, которая для древнего иудея могла показаться странной и даже кощунственной. Для участия в Царстве Мессии не обязательно исполнять предписания Закона Моисея. В новом мире жизнь основывается на совершенно иных принципах. На это могут намекать образы Фареса и Зары в 3-м стихе. Зара был младшим братом, но при родах его рука показалась первой. Повивальная бабка обвязала ее красной нитью. После рука спряталась, и родился Фарес, старший брат, непосредственный предок Христа. Зара родился вторым[48]. По словам блж. Феофилакта, упоминание о младшем брате в родословной неслучайно: «Как Зара прежде показал руку, а потом увлек ее снова, так и жительство во Христе: оно открылось во святых, которые жили прежде закона и обрезания, ибо все они не соблюдением закона и заповедей оправдались, но евангельской жизнью .. Но когда пришел закон, таковая жизнь скрылась. Но как там после рождения Фареса позже снова и Зара вышел из чрева, так и по даровании Закона позже воссияла жизнь евангельская, запечатленная красной нитью, то есть кровью Христа»[49].

В Царствие Небесное вводит не исполнение формальных предписаний Моисеева Закона и даже, что важно, не человеческая праведность, но благодать Божия, которая стала действовать в этом мире с особой силой благодаря искупительному подвигу Спасителя. Со всей ясностью об этом говорит апостол Павел: «правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати его, искуплением во Христе Иисусе»(Рим. 3:22−24).

Что может человек предложить Богу в ответ на Его дар, поясняет образ четырех женщин. Несмотря на то, что все они согрешили перед законом, сам факт присутствия их имен в родословии Господа говорит о том, что своей жизнью они все же стремились угодить Богу и не враждовали с Ним. Как и царь Давид, за свое покаяние они сподобились стать праматерями Спасителя. Даже сами мотивы их проступков святоотеческая традиция экзегезы зачастую рассматривает как благие: вера в пришествие Мессии и желание послужить общему делу еврейского народа — рождеству Христа[50]. В этом смысле их антиподами являются образы трех неупомянутых в родословии Иисуса царей (Охозии, Иоаса, Амасии). По мысли блж. Иеронима Стридонского, причина этого кроется в их личной нераскаянности и открытом богоборчестве их прабабки нечестивой Иезавели. Бог дважды проклинает ее род[51]. По этой причине, «род ее забывается до третьего поколения, чтобы не быть включенным в ряд участвующих в священном рождестве»[52]. Господь требует от человека лишь одного: веры в Своего Христа и покаяния[53].

Итак, мы увидели, что в прологе к своему Евангелию при помощи, казалось бы, формального перечисления имен предков Иисуса евангелист Матфей сообщает читателю глубокие богословские истины.

В 17 стихах выражены принципиально важные для понимания домостроительства нашего спасения идеи. Тот Иисус, о котором пойдет речь в дальнейшем повествовании, есть долгожданный «Сын Давидов», Мессия, Спаситель. Он приходит для того, чтобы создать новый мир: восстановить престол Давида, Израиль и самогочеловека. Разделить с Ним эту радость обновления призван каждый: иудей и язычник, мужчина и женщина, праведник и грешник. Единственным условием участия в Царстве Мессии становится вера во Христа, перемена ума и отказ от прежнего образа жизни.

Рассмотрев те идеи, которые проглядывают через ткань библейской истории, мы не можем не заметить одной важной истины. Родословие Иисуса — яркий образец того, как порой непредсказуемо и парадоксально действует Господь в судьбе человечества и каждого отдельного человека. Образно говоря, наше спасение осуществляется не в громе и молнии, но в «гласе хлада тонка» (3 Цар. 19:12): не через праведного и сильного, но через грешного и немощного. Все это настолько странно и не вкладывается в рамки человеческой логики, наших представлений о морали, праведности, норме как таковой, что неизбежно приводит к мысли о непознаваемом, сверхъестественном и божественном.

Именно этой идеей руководствуется евангелист, когда переходит от рассмотрения генеалогии Иисуса к рассказу о Его чудесном зачатии и рождестве[54]. Перечислив предков Спасителя, и подтвердив таким образом ту истину, что по линии Иосифа Иисус действительно происходит из царственного рода, Матфей внезапно заявляет: «[а на самом же деле] Рождество Иисуса Христа было так..»[55]. Отцовство Иосифа мнимое, он не имеет никакого отношения к зачатию Иисуса; в свою очередь Иисус, согласно повествованию Матфея, не является потомком Давида в буквальном смысле этого слова. Господь опять действует сверх всяких человеческих ожиданий и предположений, который раз поражая глубиной и непознаваемостью Своего Промысла в деле нашего спасения.

Подводя итог всему вышесказанному, хотелось бы вернуться к началу. Действительно, для современного читателя, требующего от повествования динамики, захватывающего сюжета, одним словом — «эффекта блокбастера», чтение библейских генеалогий (и не только генеалогий) — превыше всяких сил. Выросшие на доступной, «разжеванной» информации, мы привыкли, что книга сама должна нас увлечь, подхватить и понести, а нам останется только проглотить. Однако вся мировая традиция мысли и в частности традиция библейская и святоотеческая призывает нас к обратному. Читатель сам должен оживить повествование, привести его в движение целенаправленной и упорной работой своей мысли. Лишь в этом случае нам станет интересен и приоткроет свои тайны и Ветхий Завет, и даже Кант.

Опубликовано в Сборнике трудов кафедры библеистики Московской Православной Духовной Академии (№ 2).