Московский комсомолец | Лев Колодный | 08.02.2005 |
Но здесь бог миловал. Да и советская власть не особенно лютовала, не тронула часть Гончарной улицы. Метров четыреста на четной стороне все сохранилось, как было до экспроприации домовладений. В это «все» входят старинные усадьбы 2, 12, 16, внесенные в реестр памятников русской истории и архитектуры XVIII века. Есть и более древние постройки. За массивной стеной белеют шатер колокольни, стены церквей и часовен. Куполов всех сразу не сосчитать. На просторном дворе каменное крыльцо ведет в храм Никиты, облепленный приделами. Кажется, что это монастырь, но надпись над воротами гласит: «Афонское подворье».
Таким образом новая власть восстановила в какой-то степени справедливость по отношению к монахам Афона. На этой святой горе в Греции сосредоточено 20 православных обителей и среди них особо чтимый у нас Русский Свято-Пантелеймоновский монастырь. В свое время Иван Грозный пожаловал афонским монахам двор в Китай-городе, где они могли достойно жить, приезжая издалека в Москву. Звали их сюда как хранителей православия, ученых, писателей, наставников. Печатный двор потому появился на Никольской улице, что на ней находился Греческий монастырь и подворье монахов с Афона. Со святой горы принесли икону Иверской богоматери. В честь целителя Пантелеимона возвели в Москве самую большую в России часовню. К ней со всей империи стекались тысячи страждущих, вымаливая здоровье, которое не могли дать врачи. Что произошло при Сталине, нетрудно догадаться. Никольский греческий монастырь и колоссальную часовню у Лубянской площади уничтожили. На месте часовни построен торговый центр «Наутилус». На месте монастыря — пустой двор на Никольской улице, 11.
Церковь Никиты на Гончарной улице, которую переименовали в честь комиссара Володарского, до войны лишилась глав, колокольни, «церковного вида». Но и позднее, после научной реставрации, в ней не оставалось ничего, что влекло сюда верующих со времен великого князя Ивана III. При нем церковь была деревянная. С тех пор храм Никиты не раз обновлялся, оброс приделами, среди которых единственный в Москве посвящен княгине Ольге, первой русской святой.
После краха коммунизма Русскому монастырю на Афоне передали в Москве храм Никиты. О жутком прошлом ничто больше не напоминает. Воссозданы иконостасы, киоты с большими образами под стеклом. Старину окружили новые монастырские стены, построен Братский корпус с храмом в честь всех афонских святых. Назван корпус так потому, что в нем живет будущая братия Русского монастыря, отсюда едет на Афон обученное пополнение из России.
Служба в храме Никиты идет по афонскому уставу. Придя вечером, я попал в придел Благовещения, где во тьме при тусклых свечках священник читал долгую молитву, ему помогал невидимый хор. Во мраке разглядел фигуры прихожан, стоящих словно по команде «смирно». Когда зажегся свет, увидел новый красочный иконостас с образом Никиты великомученика и частицей его мощей. К ним мне предложили приложиться. Каменный храм Никиты появился при Федоре Иоанновиче, последнем из рода Рюриковичей, что подтверждает сохранившаяся вкладная плита с надписью: построена церковь московским «торговым человеком» Саввой Емельяновым. Придел Благовещения построен век спустя, при царевне Софье.
Выйдя за ограду Афонского подворья, попадаешь из Руси в Россию, в век роскошных усадеб, которые аристократы и купцы могли себе позволить в царствование Екатерины II. На Гончарной улице, 12, на просторном дворе за оградой видишь фасад дворца, соперничавшего некогда с Пашковым домом. Кто создал шедевр — загадка. Кто платил архитектору — известно. Заказчиком выступал сказочно богатый купец Суровщиков. Дом поставлен на вершину холма. Отсюда открывался изумительный вид на Кремль и Москву. Художники не раз рисовали великолепный дом. Без картины француза Жерара Делабарта «Вид Яузского моста и дома Шапкина» не обходится ни один альбом с образами старой Москвы. Того изумительного вида больше нет. Холм и все, что на нем, закрыл высотный дом. Попав на его задворки, видишь, какие кардинальные изменения произошли в Москве в XX веке, ощущаешь крутизну холма.
Помянутый в названии безродный Шапкин, некий новый русский конца XVIII века, недолго владел трехэтажным домом с набором всех мыслимых достоинств. Его украшали бельведер, портик с колоннадой коринфского стиля. Тот, кто попадал в дом, видел картины, статуи, дорогую мебель, большой зал с хорами, предназначенный для представлений, примыкавший к нему бальный зал, зимний сад. Из рук купцов дворец перешел сыну армейского офицера, ставшего генералом от инфантерии, Тимофею Ивановичу Тутолмину. Он стал хозяином дома в 1801 году, успев за шестьдесят лет жизни повоевать и послужить наместником императрицы, губернатором в разных землях и городах ставшей необъятной России. Полтора года отсидел разжалованный генерал по ложному доносу в Петропавловской крепости. После всех злоключений вернулся в Москву «Главноначальствующим». Роскошный дом на Яузе продал, потому что переехал в резиденцию генерал-губернаторов. Три года успешно правил городом, пока болезни не одолели его.
Усадьбой завладел граф Илья Андреевич Безбородко. Он унаследовал несметные богатства старшего брата Александра, секретаря Екатерины II и канцлера Павла I. Подпись Безбородко под договором, по которому России отошел навсегда завоеванный Крым. Графу долго пожить во дворце не удалось: в Москву вошел Наполеон. После пожара 1812 года, вероятно, дворцу вернули утраты. Это подтверждает цитата из «Исторического путеводителя» Москвы 1831 года: «Истинно надо сказать, что мало в Москве таких домов, и местоположение, и архитектура делают его единственным, дом сей проходил многие руки, в числе коих был владельцем онага и Безбородко. Весьма хвалят внутреннее убранство дома, и говорят, между прочим, что Тутолмину парадная лестница стоила 150 000 рублей».
В год выхода «Исторического путеводителя» усадьбу выкупил Тимофей Васильевич Прохоров, хозяин мануфактуры на Пресне. В бывшем дворце текстильный король устроил фабрику-школу. Путеводители нашли в ней иные достопримечательности: учебные мастерские и классы, спальни учеников и мастеровых, помещения для приказчиков, контор и товаров. «Кроме того, было оставлено обширное зало, в котором должны были собираться все ученики и рабочие для бесед или для чтения книг духовно-нравственного содержания». Под крышей дома работало 55 станков и 250 мастеровых. Позднее здание приспособили для гимназии, для нее в начале XX века надстроили дом четвертым этажом. Пятым этажом нагрузили при советской власти. Ныне здесь некий банк, как и в других зданиях современной Гончарной улицы, приглянувшейся коммерсантам.
«Вид Яузского моста» французский художник писал в конце XVIII века. А в начале того века все выглядело иначе. Над холмом среди деревянных домов царили три палаты «именитых людей» Строгановых. О них нельзя не вспомнить. Появление палат относят к эпохе первых Романовых. Приглашенный царем Петром служить на Печатном дворе голландский гравер Питер Пикар поразился увиденным городом. На панораме Москвы, выполненной триста лет тому назад, изображена покинутая царем столица. Она не похожа на основанный им стольный град. Там сплошь камень, проспекты, каналы, европейская архитектура. Здесь дерево, кривые улицы, храмы и башни, непохожие на те, что бережет как зеницу ока Европа. Эта исключительность Москвы представляет особенный интерес для иностранцев. В мире ничего подобного нет. В Париже и Риме не увидишь каменных палат, шатровых колоколен, церквей, словно срубленных топором.
Панорама Пикара, датируемая искусствоведами 1707 годом (фрагмент ее публикует «МК»), рисовалась по принципу, сформулированному Маяковским. Москва отражалась не как в зеркале. Все, что особенно интересовало художника, представлено под увеличительным стеклом. Поэтому палаты Строгановых так высятся над всеми строениями холма. Четко просматриваются окна парадного и жилого этажей, чердаки-светелки. Палаты стояли во дворе на Гончарной 12, где теперь раскинулся перестроенный бывший дворец Тутолмина и Безбородко. Старинная часть выделена реставраторами желтым цветом.
«Именитые люди» Строгановы, прославившие свой род деяниями на Урале и в Сибири, жили в Москве, являясь прихожанами церкви Николы. Их хоронили за ее оградой, вблизи палат. А для больной, «ногами весьма болезненной», к палатам пристроили домовую церковь, «палатку для церковного служения». Стены храма заполнили иконы строгановского письма. Они заказывались богатейшими промышленниками иконописцам, служившим московскому царю на рубеже XVI—XVII вв.еков. Фамилией «именитых людей» искусствоведы назвали строгановскую школу, чьи иконы отличаются не только фамильной меткой на обратной стороне образов, но и особым стилем, цветом письма, «хрупкой изнеженностью поз и жестов персонажей», цветовой гаммой, обогащенной золотом и серебром. Строгановы не скупились для богоугодного дела. Их иконы относят к вершинам искусства.
Фамилию рода увековечила «Строгановская летопись», заказанная, чтобы потомки не забыли о походе Ермака. Строгановы снарядили и отправили дружину казаков покорять Сибирь. Строгановы помогли Москве в борьбе с поляками в Смутное время. Получив тогда от царя титул «именитых людей» и колоссальные привилегии, они построили вдали от уральских владений палаты на вершине одного из семи легендарных холмов Москвы. Их хоромы так возвысились над домиками гончаров и кузнецов, что храм Никиты стали называть церковью «близ Строганова двора». Палаты Строгановых выглядят намного больше палат бояр Романовых в Китай-городе, где жили предки царя.
Сказочно разбогатевшие потомки крестьянина-помора помогли Петру выиграть Северную войну, они успешно занялись железом и медью, преобразили Урал в индустриальный оплот «России молодой». Император в 1722 году присвоил трем братьям Строгановым — Александру, Николаю и Сергею — титул барона. Палаты над Яузой появились при их великом отце Григории, приумножившем владения до запрета Петра строить в камне.
Побывавший в Москве герцог Голштинский и сопровождавшие его немцы увидели поразившую воображение картину того, как жил Александр. «Нельзя не удивляться, — записал в дневнике один из них, — как великолепно живет молодой барон Строганов, отец которого был не более как богатый крестьянин. Он не только по здешнему обычаю всегда имеет роскошный стол, хорошо одевается и щеголяет экипажами, но и держит собственную группу музыкантов… Дом его один из лучших в Москве как по красоте, так и по местоположению. Перед ним протекают две реки — Москва и Яуза».
В том году, когда Пикар гравировал панораму Москвы, появился на свет Сергей Строганов, возвысившийся при дочери Петра Елизавете. Живший в XIX веке его полный тезка граф Сергей Григорьевич прославился на ином поприще, чем предки. Он основал «школу рисования в отношении к искусствам и ремеслам», назначался попечителем Московского университета, генерал-губернатором Москвы. Коллекция икон, которые он начал собирать в числе первых в России, после революции перешла в Русский музей. На Волхонку, в Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, попала купленная им в Венеции алтарная композиция Чимы да Конельяно. Недавно имя графа С.Г.Строганова присвоили университету, начинавшемуся в 1825 году «школой рисования».
Когда Москва приходила в себя после разорения 1812 года, в память о Строгановых, похороненных у стен Николы в Котельниках, князь Сергей Михайлович Голицын построил новый храм. Князь был потомком Строгановых по материнской линии. Его знала вся Москва как богатейшего помещика, доброго, но недалекого ума вельможу, несчастного в семейной жизни. Павел I из лучших побуждений повелел Евдокии Измайловой выйти за него замуж. После убийства императора княгиня, бросив мужа, уехала в Петербург и зажила там бурной светской жизнью. Ее имя попало в «донжуанский список» Пушкина и в стихи, опубликованные после гибели поэта.
Где женщина — не с хладной красотой,
Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,
Блистательный, веселый, просвещенный?
С кем можно быть не хладным, не пустым?
Отечество почти я ненавидел,
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен отечеством своим.
Княгиня принимала избранных ночью. В свете ее звали «princesse Noсturne», «princesse Minuit», «княгиней ночной», «княгиней полуночной». Оскорбленный муж развода не дал. За что поплатился жестоко. Когда ему страстно захотелось жениться, княгиня с ним поступила точно так же, и брак князя по любви не состоялся.
Голицын денег на Николу в Котельниках не жалел, заказал проект Осипу Бове, отделку — Дементию Жилярди, самым модным и дорогим зодчим. Таким образом в крутом до головокружения переулке появился храм под одним куполом и колокольня. Такие строения в первой четверти XIX века украшали города России. Над классическим портиком выступают три рельефа — «Вход в Иерусалим», «Поклонение волхвов» и «Избиение младенцев». На двери храма с недавних пор постоянно прикреплена надпись «Храм открыт». Войдя в него, попадаешь в светлую церковь, где о славном прошлом напоминает расчищенная от штукатурки настенная роспись. Горят свечи, огнем отражаясь в позолоте киотов и окладов. Все возродилось за несколько лет, доказав еще раз, сколь живуча церковь, пережившая мировые войны и революции, деспотию Сталина и гонения Хрущева, безразличие Брежнева. Если мы хотим, чтобы Москва стала столь же притягательной для иностранцев, как Париж и Рим, ей нужно вернуть величие прошлого, как это случилось в Русском Афоне на Гончарной улице, откуда нам еще рано уходить.