 |
| Washington ProFile | 08.02.2005 |
Хан: Система, которую строит Владимир Путин, называют «бюрократическим авторитаризмом». Подобные режимы существовали в Латинской Америке, например, в Чили и в Азии, например, в Южной Корее. Поэтому это далеко не уникальная система. Но я хотел бы подчеркнуть, что ныне в России существует очень мягкий и поэтому не очень опасный авторитаризм.
Вопрос: Куда могут пойти Путин и его команда: по пути смягчения или ужесточения авторитаризма?
Хан: Конечно, сегодня трудно ответить на этот вопрос. По-моему, главная проблема этой системы — ее гибридность. То есть, система может повернуть обратно — в сторону демократии, а может пойти вперед — в сторону жесткого авторитаризма. Многое зависит от того, кто будет «наследником» Путина. Не думаю, что при Путине режим станет жестким, впрочем я также не думаю, что будет наблюдаться его смягчение. Сложно сказать, какая ситуация сложится перед президентскими выборами 2008 года.
Но понятно, что будет происходить в ближайшие месяцы. Ясно, например, что необходимо проводить реформу жилищно-коммунального хозяйства, и уже идут акции протеста по поводу отмены льгот. Вполне возможно, что критика Путина усилится. Особенно это вероятно, если произойдет какой-то кризис, наподобие бесланского… В России было проведено исследование, в каком регионе страны в акциях протеста приняло участие наибольшее количество людей. И первое место занял Татарстан. В истории Татарстана было много случаев, когда выступления против правящего режима, основанные на социально-экономических претензиях, часто трансформировалось в движение на национальной основе. Это очень опасная для режима тенденция.
Есть некая закономерность в этой ситуации. С моей точки зрения, ныне появилась возможность появления «второй волны» российской революции. Первая волна — при перестройке и Ельцине — была революцией «сверху». Это была номенклатурная революция, можно сказать, что в какой-то степени это была фальшивая революция. И низы, особенно средний класс, в этом процессе практически не участвовали. Поэтому возможна, хотя трудно сказать, когда и при каких условиях, вторая волна революции, и есть вероятность, что это будет революция «снизу», основанная на ошибках нынешнего номенклатурного режима.
Подобные процессы происходят и в бывшем СССР. Мы видели это в Украине. Про Грузию подобного сказать нельзя, потому что революция Гамсахурдиа проходила не «сверху», а «снизу». Но в странах бывшего СССР, кроме Грузии и стран Балтии, возможна вторая волна революций, и Украина была лишь «первой ласточкой».
Вопрос: Однако в России ранее существовал режим Ельцина, который был замечен в подтасовках результатов выборов, расстреле парламента, начале войны и прочих недемократических действиях. В результате, в России популярно мнение, что демократия в стране уже была, и понятно, к чему она привела… Под какими лозунгами будет идти эта революционная волна? К чему могут привести эти революции?
Хан: Конечно, в России сейчас главная протестная сила — это левые: коммунисты, национальные большевики, «Родина», которая, впрочем, действует ориентируясь на Кремль. Хотя есть и демократический элемент — «Яблоко». Мне кажется, что если коммунисты снова придут к власти. то они удержат ее ненадолго.
У России есть два варианта будущего. Это будет либо демократическая революция «снизу», либо укрепление авторитаризма и его дрейф в сторону тоталитаризма. Потому что мягкий авторитаризм не может стабилизировать ситуацию в глазах номенклатуры. Я сомневаюсь, что номенклатура обладает политической волей, чтобы проводить модернизацию страны. Она предпочтет вести все более жесткую линию, чтобы стабилизировать ситуацию.
Но фашистскую революцию «снизу» тоже нельзя сбрасывать со счетов. Известно, сколько в стране скинхедов, «лимоновцев"… Не забывайте и о «Родине», ее лидер, Дмитрий Рогозин, — очень амбициозный человек. Обратите внимание, как он сейчас дистанцируется от Путина. Заметьте, что когда Рогозин поддерживает Путина, Рогозин появляется на ТВ и радио, а когда критикует — он исчезает с экранов. Рогозин может попытаться использовать нынешнюю ситуацию для своего продвижения наверх. То есть, много сил, которые потенциально могут руководить революцией «снизу».
Вопрос: Если мы говорим о международном опыте «мягкого» авторитаризма, то практически во всех подобных государствах значительное влияние принадлежало армии — часто к власти приходили именно в результате военных переворотов. Однако в России за последнее десятилетие армия себя практически не проявила как политическая сила. Подобная роль армии возможна или невозможна?
Хан: Начнем с того, что армия уже играла значительную политическую роль. В конце периода перестройки армия активно участвовала в политике, а закончилось это тем, что руководство вооруженных сил вошло в состав ГКЧП.
В принципе данный сценарий возможен, но, скорее всего, он не будет реализован. Армия пойдет в политику лишь в условиях серьезного системного кризиса. Но я еще не вижу признаков наличия подобной ситуации. В России все зависит от того, кто будет министром обороны. Шансы на участие армии вырастут, если это будет самостоятельный человек, с сильным характером, популярный в войсках. Конечно, нынешний министр Сергей Иванов не пойдет против Путина. Но ситуация может развиваться таким образом, что лидер появится.
Армия не сможет участвовать в подобных играх без участия спецслужб. Сама армия не в состоянии организовать переворот. Это практически невозможно, потому что ФСБ знает обо всем, что происходит в стране. Конечно, всеведение ФСБ — преувеличение. Но если в армии появятся группы, проявляющие интерес к политике, ФСБ немедленно заинтересуется ими.
Вопрос: Существует много теорий на тему, представителем каких сил является Владимир Путин. Например, есть версии, что он представитель КГБ, «питерского клана», ельцинской «семьи», номенклатуры и т. д. На Ваш взгляд, Путин, действительно, является представителем какой-то силы, пусть даже и неформальной, или он абсолютно самостоятельный политик?
Хан: Думаю, что Путин проводит свою линию. Он не представитель «семьи». Да, он представитель силовиков, частично номенклатуры. И он — не представитель «питерских», он лишь использует петербургских технократов, таких как Алексей Кудрин и Герман Греф. Путин заинтересован в модернизации экономики и, вероятно, считает, что эти способные люди могут что-то сделать. Во всяком случае, он хочет слышать их мнение. Даже если кто-то из либералов в правительстве будет уволен в результате кризиса с монетизацией социальных льгот, то их место займут приверженцы аналогичных взглядов. Может быть, есть немного правды в том, что технократы являются лишь «декорацией» режима, но, однозначно, что они играют заметную роль.
Вопрос: Всегда и везде популярны «теории заговоров». Как Вы считаете, существует ли вероятность того, что в России сейчас реализуется некий план, истинные цели которого большинству неясны?
Хан: Не думаю. В России еще силен элемент хаоса, и Путин хочет установить порядок. Мне не кажется, что он хорошо справляется с этой задачей. Давайте вспомним несколько примеров. Гибель подводной лодки «Курск». Конечно, власть не виновата, но как она реагировала на этот кризис?! Захват заложников в театре на Дубровке и Беслане — продемонстрирована полная некомпетентность спецслужб. Экономика России растет потому, что в мире сохраняются высокие цены на нефть. Поэтому мне непонятно, каких успехов добилась власть.
Вопрос: Россия ныне сталкивается с рядом системных кризисов. Кризис с жилищно-коммунальным хозяйством был заложен десятилетия назад. Экономика России, основанная на экспорте ресурсов, стала такой также десятилетия назад. Некоторые решения, ныне приводящие к национальным кризисам, были приняты даже не годы, а столетия назад. Власть пытается эти кризисы разрешать. Достигла ли она успехов?
Хан: При Путине я не вижу особого прогресса. Конечно, есть планы реформ «Газпрома» и РАО «ЕЭС», и, возможно, там что-то получится. Однозначно, что подобные проблемы решать невероятно сложно. Любые реформы грозят нестабильностью. Но я не вижу, что путь, по которому идет Путин, позволит решить эти проблемы. Надо сказать, что он во многих областях ничего и не пытался делать. А когда он начнет что-то предпринимать, у него ничего не получится, потому что бюрократия сведет все его усилия к сотрясению воздуха. Это мы и наблюдаем сегодня.
Национальная проблема — сейчас, возможно, самая главная и самая опасная проблема. Особенно в мусульманских республиках России. Там страшная бедность, безработица и, по моему, там все более усиливается радикальный Ислам. Пока радикалы влияют на небольшую часть населения. Но если проблемы не будут решены, то радикализм мусульман усилится. Это станет очень серьезной «головной болью» для наследников Путина.
Вопрос: Россия предприняла ряд шагов, чтобы восстановить свои позиции в постсоветских государствах. Насколько успешно проводится эта политика?
Хан: Если говорить об отношениях с Грузией и Украиной, то мы видим полный провал российской политики — почти ничего не получилось. Один из самых интересных моментов этого процесса — отношение Кремля к вопросам федерализма. Кремль успешно демонтировал многие детали федерализма. Но когда Россия предлагает пути решения проблем в Приднестровье или Абхазии, то она предлагает именно методы, основанные на федерализме. Например, Приднестровье должно получить автономный статус внутри Молдовы. Тут есть какое-то противоречие. Это знак, что Россия только играет в подобные игры за пределами страны, поскольку не проводит аналогичной внутренней политики.
Россия — очень большая и разнообразная страна. Каждое крупное государство, обладающее подобными особенностями, строит федеративную систему. России надо делать то же самое. Конечно, можно понять намерения Путина. Но как он реформировал Совет Федерации, превратив его в орган, вообще не представляющий интересы регионов. Это очень большая ошибка…
Вопрос: Однако предшественник Путина, Борис Ельцин, предлагал регионам брать столько суверенитета, сколько они смогут. И это привело к достаточно печальным последствиям…
Хан: Ни к каким особо печальным последствиям это не привело. В результате проведения подобной политики Татарстан не потребовал выхода из состава России. Если бы Татарстан захотел бы выйти из России, то следующим был бы Башкортостан, а за ним начался бы настоящий «парад суверенитетов». Поэтому я не согласен с тем, что возможности распада России не существовало. Подобный сценарий был достаточно реален в начале 1990-х годов. Но он не был реализован именно благодаря Ельцину. Из трех десятков автономий проблема возникла только с одной — с Чечней. По-моему, это значительное достижение. Конечно, впоследствии следовало слегка реформировать федеративную систему. Но Путин ушел слишком далеко в направлении централизации власти.
